Человек в Высоком Замке - Филип Киндред Дик

Рита возбужденно жестикулировала. — Он оказался активным приверженцем антифашистской политики Рузвельта. Поэтому в сорок первом Германия побоялась прийти на помощь Японии. Не выполнила условий договора. Соображаешь? — она повернулась к Уиндэму-Мэтсону и вцепилась в его плечо. — И в результате Германия и Япония проиграли войну!

Он засмеялся.

Женщина не сводила с него глаз, словно пыталась отыскать что-то в его лице. Он только не мог понять что, к тому же надо было следить за дорогой.

— Это не смешно, — холодно произнесла Рита. — Такое вполне могло случиться. Штаты вздули бы япошек, а…

— Как? — заинтересовался Уиндэм-Мэтсон.

— Как раз об этом он и пишет. — Она помолчала секунду и добавила: — В форме романа. В книге много художественных отступлений, для занимательности. Его герои — двое влюбленных, как раз то, что нужно читателю. Парень служит в американской армии, а девушка… Впрочем, неважно. Так вот, Президент Тагуэлл — далеко не дурак и прекрасно понимает, что затеяли японцы. — Она заметила выражение его лица и пояснила: — Ничего, об этом можно говорить, в Тихоокеании «Саранча» не запрещена. Я слышала, она очень популярна среди япошек, даже на Родных островах. О ней много говорят.

— Слушай, а как насчет Перл-Харбора? — спросил Уиндэм-Мэтсон.

— Президент Тагуэлл заранее увел все корабли в море, и флот США не погиб.

— Ясно.

— Так что Перл-Харбора, можно сказать, не было. Японцы напали, но смогли потопить лишь несколько небольших кораблей.

— Как, ты говоришь, он назвал книгу? «Саранча»?..

— «Из дыма вышла саранча». Это из Библии.

— Значит, япошки проиграли, потому что не было Перл-Харбора? Нет, дорогая, Япония победила бы в любом случае.

— В романе флот США не дает им захватить Филиппины и Австралию.

— Так то в книге. А на деле их флот был не чета нашему. Я хорошо знаю япошек, они бы из кожи вон вылезли, но завладели бы Тихим океаном. А Штаты после Первой Мировой переживали кризис. В той войне пострадали все страны, морально и материально.

Женщина упрямо возразила:

— Если бы немцы не захватили Мальту, Черчилль остался бы у власти и привел Англию к победе.

— Неужели?

— В конце концов он бы разгромил Роммеля в Северной Африке.

Уиндэм-Мэтсон захохотал.

— А победив Роммеля, англичане могли двинуться через Турцию на соединение с остатками русских армий. В книге они останавливают рвущихся в глубь России немцев у одного города на Волге. Этот город никому не известен, но он существует, я нашла его в старом атласе.

— Как он называется?

— Сталинград. Там британцы добились перелома в войне. А Роммелю так и не удалось пробиться к отступающим армиям Восточного фронта, которыми командовал фон Паулюс. Помнишь его? И немцы не сумели прорваться ни на Ближний Восток — к нефти, ни в Индию — на соединение с японцами. И…

— Чепуха! Ни один военачальник не смог бы победить Эрвина Роммеля, — возразил Уиндэм-Мэтсон. — И не могло быть событий, пригрезившихся этому Абендсену. Как бы ни защищали англичане русский город с геройским названием Сталинград, большего, чем небольшой отсрочки своей гибели, они бы не добились. Да будет тебе известно, я встречался с генералом Роммелем. В сорок восьмом, будучи по делам в Нью-Йорке. (На самом деле он лишь издали видел военного коменданта США на приеме в Белом Доме). Какой человек! Какое достоинство, какая стать! В общем, я знаю, о чем говорю.

— Да, ужасно было, когда на место Роммеля назначили это чудовище Ламмерса. До него не было ни казней, ни лагерей.

— При Роммеле тоже были лагеря.

— Но… — женщина запнулась. — Неофициально. Возможно, головорезы из СС и творили мерзости, но… Роммель был не такой, как другие. Он походил на старых пруссаков — суровый…

— Хочешь знать, кому США обязаны своим возрождением? — спросил Уиндэм-Мэтсон. — Кто не пожалел труда для воссоздания американской экономики? Альберт Шпеер. Не Роммель и не Организация Тодта. Шпеер оказался самым полезным из тех, кого Партай[30] послала в Северную Америку. При нем снова заработали заводы, корпорации — вся промышленность, и неплохо заработали. Хотел бы я, чтобы и у нас было то же самое. А то какую отрасль ни возьми, везде конкурируют не меньше пяти компаний, неся ужасающие убытки. Ничего глупее, чем соперничество в экономике, не придумаешь.

— Моя подруга жила в трудовых лагерях и рабочих поселках, что построили на востоке, — сказала Рита. — Я бы там не выдержала. Представляешь, там проверяют почту. Она ни о чем не могла рассказать мне, пока не вернулась сюда. Их будили в шесть тридцать под звуки оркестра.

— Ничего, привыкла бы. Тебе бы обеспечили чистое жилье, сносное питание, медицинское обслуживание и условия для отдыха. Что еще нужно? Птичье молоко?..

Большой немецкий лимузин медленно вез их по окутанному ночным туманом Сан-Франциско.

Тагоми сидел на полу в позе Будды и дул в пиалу с китайским чаем, с улыбкой поглядывая на Бэйнса.

— А вы здесь неплохо устроились, — нарушил молчание Бэйнс. — И вообще, на Тихоокеанском побережье довольно спокойно. Совсем не так, как… там. — Он не стал уточнять.

— Божественное говорит с благородным человеком под знаком пробуждения.[31]

— Простите?

— Это Оракул. Один из его афоризмов.

«Витают в облаках — вот чем они тут занимаются», — мысленно улыбнулся Бэйнс.

— Мы непостижимы для европейца, поскольку живем по книге, которой пять тысяч лет. Задаем ей вопросы так, будто она живая. А она действительно живая. Как Библия христиан. На свете много живых книг. Это не метафора: книга обладает душой. Вы понимаете? — Тагоми внимательно следил за лицом Бэйнса.

Тщательно подбирая слова, Бэйнс ответил:

— Знаете, я не очень хорошо разбираюсь в религиях. Это не моя стезя. Мне хотелось бы поговорить о том, в чем я более сведущ. — Действительно, он почти не понимал Тагоми. «Должно быть, я устал, — решил Бэйнс. — С той минуты, как я здесь оказался, все как будто приобрело карликовые размеры. Все кажется мелким, незначительным… нелепым, что ли. При чем тут книга, которой пять тысяч лет, при чем тут часы «Микки-Маус», при чем тут Тагоми с хрупкой пиалкой в руке… и огромная, уродливая голова бизона, злобно глядящая на меня со стены?»

— Чья это голова? — спросил он вдруг.

— Одного