Я человек эпохи Миннезанга: Стихотворения - Александр Големба

МЕМУАРИСТИКА

Это будет мемуарное пришествие,всё, чем душу мы опальную томим, –это будет голубое сумасшествиегородских самовлюбленных пантомим.Это здесь, под облаками рыжегривыми,где без слез, вот так, на понт , не подают,толчеей, немолодыми коллективамиповторяется божественный приют.

Никакого, никакого стихотворчества,зарифмовок, ритмизаций и т. п.Это сердце стоеросовое корчится,кочевряжится в испуганной толпе!Разве только охломонистая мистикав кущах времени, без горестей-удач, –содержательнейшая мемуаристика,где душа твоя порой играет в мяч.

Напиши-ка это всё простейшей прозою,изложи-ка это всё без рифм и мер,где виденья принимаем малой дозою,и – «пинь-пинь – тарарарахнул зинзивер»!

По раскладкам поэтических учебниковполучается оно примерно так –словно в тире Заболоцкий или Хлебниковвдруг просадят заработанный пятак.

Никакого, никакого стихотворчества,поэтических претензий и т. д.Это сердце взбаламученное корчитсякаракатицей в рыдающей воде!

ШОПЕН

Кто смирился постепенно,обращается не вдруг.Некий ксендз терзал Шопена,испускающего дух.

Ну, мертвец, заговори же,я ведь исповеди жду…В старом городе Париже,в приснопамятном году.

И, к доверенному Богаобратив свой бледный лик,исповедуется, многонагрешивший, Фридерик.

Всё. С души свалилась глыба.Облегченья не тая, говорит он:«Ну, спасибо, не помру я как свинья!»

И запомнил ксендз дородный,но нисколько не простак,этот вольт простонародныйв столь утонченных устах.

Спасена душа задаром.Завершился полонез.Спит Шопен в Париже старом,на кладбище Пер-Лашез.

Полон хитрости мужицкойи вообще мужиковатАлександр Еловицкий,толстый суетный аббат.

Он себе живет, не тужит.Пастырь, он овец остриг…Но иному богу служитопочивший Фридерик.

Не в свечном дешевом воскеэтот кающийся бог,а в грохочущей повозкена распутье трех дорог.

Отчего же в карусели,в круговерти снежных мух,плакать хочется доселе,робкий вальс услышав вдруг?

ПОТЕРЯННЫЕ МЕЛОДИИ

Когда мы глупое кино,Блаженство нам великое дано, –так нектаром чудесным, стоминутным,лирическую жажду утолим!Поймем, что нам поведал кинофильмподмигиваньем сумрачным и смутным.

Опять на сцене музыка и транс,Соперницы-союзницы и ШтраусМикроскопически-большого вальсаи снова сердце сердцу шепчет: «Сжалься!»,тоски не выставляя напоказ.

Когда мы смотрим глупое кино,Блаженство нам великое дано:впервые плакать в душном кинозале,слезы сантиментальной не стыдясь, –ведь не постыдна ласковая связь,которую нам нынче показали.

Бывает, рвется пленка – и тогдаидет на склейку, кажется, коллодий?Вот так и сердце рвется иногдапо прихоти «Потерянных мелодий»!

«Людской тоски фиоритуры…»

Людской тоски фиоритуры,Шопен, забытый за дверьми:исчадья творческой культурыи дикой скуки, черт возьми!

И всё тревожно, всё шутейно,всё пахнет кровью и бедой,как львиный профиль Рубинштейнана папке с нотной ерундой.

ПОЭЗИЯ ТУЧ И ДОЖДЯ

Не знаешь ли ты, что такоеПоэзия Туч и Дождя,слова золотого покоя?Не знаешь ли ты, что такоеих вкрадчиво трогать рукою,за ласковой рифмой следя?

Не знаешь ли ты, что такоеПоэзия Туч и Дождя?

Не знаешь ли ты, что такоебродить по немым городам,не знать ни минуты покоя,идти и идти по следам?

Впивая дыханье левкоя,ища путеводную нить……не знаешь ли ты, что такоеза вкрадчивой рифмой следить?

За ласковой рифмой следя,не знать ни минуты покоя,их вкрадчиво трогать рукою, –не знаешь ли ты, что такоеслова золотого покоя?Не знаешь ли ты, что такоеПоэзия Туч и Дождя?

Вот так начинается пьесаи фортепианный пролог,вот так расточается мессадовольно затейливых строк,вот так я лишаюсь покоя,за вкрадчивой рифмой следя…

Не знаешь ли ты, что такоеПоэзия Туч и Дождя?

МУЗЫКА ЦИРКОВАЯ

Клоун идет ареной,ярок наряд паяца:мужество в жизни бреннойучит нас не бояться.

Учит глядеть в лицо вам,звезды вселенной плоской!Шут в колпаке пунцовоммузыкой прополоскан!

Ярок наряд паяца,а капельмейстер пылок, –выстрелы не боятсяжалких пивных бутылок.

Ставит свои фигуркив душном подвале тирадьявол в ковбойской куртке,завоеватель мира.

Ярок наряд паяца,скрежет манежной льдины, —вновь по-людски смеятьсяучится капельдинер.

В светлых трапеций мреживпаян гимнастки профиль;хочет процвесть в манежеклоунский носокартофель.

Дьявольскою гангренойсумрачный мир терзаем:клоун идет ареной,имя его мы знаем.

Вот он, довольный малым,праведник с рожей гладкой,выпачканный крахмалом,с рыжей идет накладкой!

Можно ли в жизни бреннойновую чуять моду?Клоун идет ареной,вечность ползет к исходу.

Музыкой или словомразвесели их свору, —в луковом счастье клоунс жизнью затеял ссору!

Музыка жизни бренной,вальс «На маньчжурских сопках»;клоун идет аренойс мужеством самых робких!

Станция узловаяжизни, летящей в темень,музыка цирковая,клоун в размахе тени!

Так повторяйся в нотах,звонкая, даровая,в радостях и в заботах,музыка цирковая!

Агния иль Глафиркана першеронах кротких:звезды конного циркав ярких своих колготках!

Пагубой изначальной сроденлюбому взору,плачет Коко печальный,жалуясь Теодору.

Плачет в чулках лиловых,жалуясь: – Доконала! –сумрачный белый клоунс голосом кардинала.

Тигр, ощетинясь ворсом,грозен он джунглей житель…Голым пижонит торсомласковый укротитель.

Вот он рычит ретиво,зверь колдовской породы…Ну а в антракте – пиво,кофе и бутерброды.

ВОЛНИСТЫЕ ТУМАНЫ

Был человек таинственный и странный,хотя имел и паспорт он, и чин.Он написал «волнистые туманы»и опочил. Нет следствий без причин.

Когда в него стреляли бонвиваны,он умирал в снегу. Как честь мужчин.И лапотные черные Иваныторчали над ошметками кручин.

Брел русский стих, ломая балаганы.А труп в гробу бледней, чем лунный свет.И на заре листал другой поэтсамодержавья темные кораны.

И облака. Они нежней руна.Рунические призрачные станы.В метелях воплощались Оссианы,и обнажалась круглая луна.

О, если бы она могла сойтис пути, остаться шаром невоспетым!Свети, луна проклятая, светиво цвете лет загубленным поэтам!

О воздух века! Если дело дрянь,когда скрипят погибельные сосны,сгустись в комок, сияньем ночи станьиль мертвецов покровом жизненосным!

Стань Пушкиным, стань Фетом, наконец,стань Аполлоном или кантонистом,объяв недолетающий свинецсвоим туманом, снежным и волнистым.

Пергамент. Папироска. Пепел. Медь.Стеклянный воздух светопреставленья.Поэзия не может умереть…Блюстители, валитесь на колени!

«В синем небе…»