Записки prostitutki Ket - Екатерина Безымянная

И мы едем.

Чего уж там.

Но в глубине души я все-таки, наверное, понимаю, почему от него всегда уходили жены.

Две по цене одной

Яна живет недалеко от меня и мается от скуки и безделья в специально снятой для нее очень небольшой, но приличненькой квартирке.

Квартирку и Яну содержит очередной ее очень женатый и богатый толстопуз, которого Яна за глаза называет Пупсиком.

К толстопузу Яна перешла буквально по наследству. Ибо сначала ее вместе с квартирой пользовал толстопузовский друг, потом у друга случились некоторые проблемы с бизнесом, но девочку он все равно пристроил, отрекомендовав ее Пупсику.

Вместе с квартирой.

Пупсик страдает одышкою и иногда импотенцией, наведывается к ней редко, ненадолго и больше на поговорить. Яна в роли содержанки ему нужна скорее по статусу, ибо, похоже, он искренне уверен, что мужчины его круга просто обязаны иметь любовниц.

У Пупсика есть жуткий недостаток. Он не очень-то и щедр. Ну, то есть квартиру и поесть он Яне обеспечивает, а вот на тряпочки ей явно не хватает. А тряпочки она страсть как любит.

Поэтому Яна, в отсутствие Пупсика, крутится как может.

Нет, она не работает, как я, но никогда не против подработать.

У Пупсика есть один неоспоримый плюс. Плюс этот заключается в том, что он совершенно не имеет иллюзий и, как считает Яна, очень даже догадывается, откуда у нее появляются хорошенькие тряпочки, на которые его пупсиковских денежек явно не хватило бы.

Почему-то мне кажется, что это обстоятельство он воспринимает даже с некоторым облегчением.

Впрочем, отвлеклась.

Я звоню Яне, если кто-то хочет лесби. Или пара на пару, что случается нередко.

Она хорошенькая, везде ухоженная и вообще кругом приятная.

Позвонил мне один дядя. Кстати, звонил он мне с неделю, через день – интересовался, спрашивал подружку, обещал, что скоро будет, и я уж думала, что этот – очередной «поговорить».

И надо же – доехал.

И попросил – с подружкой. Оплата за двоих, плюс лесбос. Ну не даром же, в самом деле, кино ему крутить.

Слегка поторговался и выторговал аж пятьсот рублей. Оптовым – скидки.

Яна приехала за десять минут до него. Дядя нарисовался сразу после. Живьем мы ему понравились.

Дядя осматривал нас масляными глазками, щедро расточал сальности, долго интересовался, в самом ли деле мы друг друга любим, просил поцеловаться, мы вдохновенно врали и так же вдохновенно целовались, и он сказал, что как только он выйдет из ванной – чтобы мы были уже готовы – ну, то есть раздеты и фигурно уложены, ага.

– Вот идиоты, а! – шепотом сказала Яна, когда он пошел в ванную.

– Ну что, девочки, начнем? – сказал он, выйдя из душа в сильно выпирающем в причинном месте полотенце. – Только давайте вы мне покажете, как вы друг друга любите. Давайте 69.

И уселся в мое кресло.

Мы показали. Ну как показали…

Длинные волосы Яны – прекрасная вещь.

Он вдохновенно дрочил, Яна не менее вдохновенно лизала мою ногу где-то рядом с тем местом, которое, по его представлению, она должна была лизать.

Я была снизу и где-то далеко от его глаз, и мне вообще можно было не париться. Париться нужно было Яне – она боится щекотки, особенно на внутренней стороне бедра.

– Мне кажется, девочки, вы мухлюете… – задумчиво сказал дядя через пару минут, хотя мы весьма актерски постанывали в унисон.

– А давайте – ты ляжешь (он показал на Яну) сюда, и ножки на пол, а ты вот тут будешь. Я хочу все видеть.

Режиссер, блин, ну!

А дальше я изобразила все как надо, дядя остервенело боролся за оргазм, подстанывал с Яной дуэтом и руководил процессом.

– Милый, может, ты присоединишься? – в конце концов игриво закинула удочку Яна.

И он таки присоединился.

Режиссировал, опять же, сам. Яна устроилась на нем верхом, мне же определилось место тоже сверху, но выше, на его лице (блин, что ж они не бреются?)

Кончил он быстро, весь как-то моментально сдулся, потерял к нам интерес и начал собираться. Хотя вполне мог бы остаться на второй заход. Время позволяло.

А дальше…

А дальше у нас вышел легонький скандальчик. Дядя хотел часть денег назад. Логика была проста, как три копейки.

Ну то есть, за лесбос, мол, оставьте себе все, но пользовал-то только Яну, следовательно, за меня ему надобно вернуть.

Ну, я, значит, так просто, удовольствие получила – он же ж, мол, тоже постарался.

– Ага, щас! – сказали мы с Яной почти что хором и долго рассказывали ему, как и где он неправ.

Через пятнадцать минут он окончательно проникся, понял, что не выйдет, скис, сказал, что больше в жизни не придет и что мы – суки.

– Вот идиоты, а! – задумчиво сказала Яна, когда он наконец-то вымелся за дверь.

Ну что тут скажешь?

Ну… да.

Бизнесмен

Квартирка была убогой. Обои, которые явно не меняли лет тридцать, крашеные скрипучие половицы, раздолбанная мебель и задрипанный палас на полу. Поначалу я даже засомневалась в том, есть ли у обитателя квартиры, который представился Эдиком, деньги, чтобы покупать удовольствие в лице меня, но когда он рассчитался с Сережей, моим таксистом и телохранителем по совместительству, я успокоилась.

Сережа уехал, и мы прошли в комнату.

Если бы я своими глазами не видела таблички с номером квартиры на дверях, я бы подумала, что попала на какой-то склад. В жуткого вида комнатушке вдоль стен были разложены баулы. Они занимали так много места, что почти не оставляли пространства для жизни.

Пожалуй, все, что было ценного в этой квартире – это хозяйский ноутбук да поношенный костюм, висевший на дверце старого серванта.

Кстати, из всей мебели в комнате и были только этот самый сервант, расшатанный диван да два стула, на которые было страшно садиться. Ни шкафа, ни стола в комнате не было.

– Садись, – во весь рот улыбнулся мне Эдик и великодушно указал на диван.

– Миленько, – покривила душой я. Мне нечего было больше сказать.

– Не обращай внимания, – засуетился вдруг он и заявил неожиданно гордо, указав на баулы, – это – товар!

– Аааа! – протянула я и стала стягивать кофточку. В душ решила не идти. Побоялась, что не перенесу вида душевой.

Секс с ним был совершенно обычный, такой, как сотни других моих сексов. Он вяло погладил меня по груди, шлепнул по бедру, отчего я, очевидно, должна была возбудиться, суетливо подергался сверху, пискнул, затих и откатился.

Чутьем я поняла: больше ему и не нужно.

Мы лежали рядом, и я вяло решала: сбежать уже сейчас или полежать с ним остаток оплаченного часа.

– Жениться хочу! – сказал он вдруг. Прозвучало это как-то истерически.

– Женись, – спокойно ответила я и потянулась за сигаретой и пепельницей, попутно рассматривая кандидата в чьи-то мужья.

Он посмотрел на меня с укоризной, будто я совсем не в себе.

– Ну ты че! Где она, а где я?

Да вот уж, действительно. Судя по виду комнаты, в которой он жил, свадьба была страшно далека.

– А где ты? – спросила я скорее для того, чтоб поддержать разговор.

– Ну вот смотри, – начал он монолог, и я поняла, что это надолго, – я приехал из жопы мира… Родился в Гюмри, оттуда уехал в Самару, и вот второй год как в Питере. Это, конечно, шаг.

– Шаг, – согласилась я, и еще раз осмотрела комнатушку, – так а что она-то? Замуж не идет?

– Не идет, – грустно согласился он, – но она передумает!

И вдруг, почти без паузы, мечтательно:

– Она знаешь какая! Красивая! Педагогический закончила, преподает, курсы еще ведет, английского…

– И что, ты тоже английский знаешь? – спросила я скорее для проформы.

– Ну не, ты че, – как-то даже возмутился он, – русский до конца б выучить… У нее квартира большая, прямо на Невском, представляешь?

Закурил, задумался.

– Ну ничего! Я еще раскручусь! У меня, знаешь, жилка есть!

– А чем занимаешься-то? – заинтересованно спросила я. Комнатушка никак не вязалась с жилкой.

– Бизнесом! – гордо сказал он и многозначительно показал глазами на баулы.

– И что в них?

– Сумки! – он подскочил с кровати, подтянул баул и развязал его. – Смотри!

Это был какой-то сумкотрэш. Розовые дольчегабаны с расползающимися нитками в строчках, пахнущие затхлым дермантином красно-желтые шанели с пошарпанными позолоченными цепочками и совсем уж безумные луивитоны со стекляшками, которым Эдик польстил, гордо назвав их «стразами этого, как его, Варовского».

– Слуушай! – ему явно пришла в голову какая-то идея. – Ты же с девочками общаешься, помоги распродать, а? С меня – процент, пять долларов со штуки…

– Боюсь, не распродам, – саркастически хмыкнула я.

Да что там «не распродам»! Я перестала бы общаться с человеком, не постеснявшимся носить такое.

Он сарказма не заметил, и в следующие двадцать минут я узнала дивную историю становления Эдика в большом бизнесе.

Если быть совсем краткой, то вскоре после приезда в Питер он познакомился с неким китайцем Ваней, и Ваня этот совсем по дешевке сбыл ему партию великолепных сумок, по пятнадцать долларов за штуку. Деньги у Эдика были – прислала мама из Гюмри.