Джойленд - Стивен Кинг

— Буду есть, — пообещал я. До Первой Калитки предстояло переделать еще уйму дел, но сейчас мне просто хотелось оказаться от нее подальше, пока она не сказала чего-нибудь действительно возмутительного вроде „Её-ё зову-ут Ве-енди, и ты все еще ду-умаешь о ней, когда мастурби-ируешь“.

— А еще выпивай большой стакан молока перед сном. — Она назидательно подняла палец. — Не кофе. Молока. Поможет уснуть.

— Попробую, — сказал я.

Фортуна исчезла и вернулась Роззи.

— В день нашей первой встречи ты спросил, не вижу ли я в твоем будущем темноволосой красавицы. Помнишь? Что я тогда ответила?

— Что она в моем прошлом.

Роззи энергично и со значением кивнула.

— И это так. А когда тебе захочется позвонить ей и умолять о втором шансе, прояви твердость. Имей толику самоуважения. А еще помни, что междугородние звонки стоят дорого.

Будто я сам не знаю.

— Слушайте, Роз, мне пора. Работы куча.

— Да, у нас впереди тяжелый день. Но, Джонси, пока ты не ушел, скажи, ты уже встретил мальчика? Мальчика с собакой? Или девочку в красной кепке и с куклой? Я тогда тебе о них тоже говорила.

— Роз, за последние недели я встретил миллион…

— Нет, значит. Ладно. Еще встретишь. — Тут она отставила нижнюю губу и сдула со лба выбившуюся из-под шарфа прядь. Потом схватила меня за запястье.

— В твоем будущем я вижу опасность. Опасность и скорбь.

Я уже подумал, что она прошепчет что-нибудь вроде „Берегись черного незнакомца! На моноцикле!“, но она просто указала на „Дом страха“.

— Какая бригада заведует той мерзкой дырой? Не твоя, так ведь?

— Нет. Бригада „Доберман“. — Также Доберманы заправляли близлежащими шалманами: „Зеркальным дворцом Мистерио“ и „Музеем восковых фигур“. Все три заведения представляли довольно прохладный кивок Джойленда в сторону старых ярмарочных страшилок.

— Очень хорошо. Держись от него подальше. Там живет призрак, а парню с мрачными мыслями такие места подходят не больше мышьяка в супе. Сечешь?

— Ага. — Я посмотрел на часы.

Она поняла намек и отступила.

— Высматривай тех детишек. И будь осторожен, деточка. Над тобой простерлась тень.

Лэйн и Роззи дали мне хорошую встряску, должен признать. Я не перестал слушать „Дорз“ — во всяком случае, не сразу, но по крайней мере заставлял себя есть побольше и поглощал три молочных коктейля в день. Я чувствовал, как свежие силы вливаются в мое тело, как будто кто-то открыл кран, и был за это очень благодарен утром Четвертого июля. Джойленд был набит под завязку, и мне пришлось надевать меха десять раз — абсолютный рекорд.

Фред Дин лично принес мне расписание и записку от старого мистера Истербрука. „Если станет слишком трудно, сразу же прекращай и попроси бригадира найти тебе замену“.

— Все будет нормально, — сказал я.

— Может быть, но покажи записку Папаше.

— Ладно.

— Ты Брэду нравишься, Джонси. Это редкий случай. Обычно он не замечает салаг, пока те не облажаются.

Мне он тоже нравился, но Фреду я этого не сказал. Побоялся, что он сочтет меня подлизой.

Все мои смены Четвертого июля были десятиминутками — не так уж плохо, несмотря на то, что большинство из них оборачивалось пятнадцатиминутками, но жара была зверская: девяносто пять[10] в тени, как сказала Роззи. Но к полудню термометр у трейлера паркового управления показывал все сто два.[11] К счастью для меня, Дотти Лассен зашила второй костюм Гови размера XL, и я мог надевать их по очереди. Пока я был в одном, Дотти выворачивала второй наизнанку, насколько это было возможно, и вешала перед тремя вентиляторами, чтобы пропитанная потом подкладка немного просохла.

По крайней мере, я мог снимать меха сам: к тому времени я обнаружил секрет. Правая лапа Гови на самом деле была перчаткой, и если знать об этом, расстегнуть молнию на шее было нетрудно. Если суметь стащить голову, остальное уже получалось легко и просто. И это было хорошо, потому что теперь я мог переодеваться сам за занавеской, не демонстрируя пропотевшие, полупрозрачные трусы костюмершам.

В этот звездно-полосатый вечер Четвертого июля меня освободили от всех прочих обязанностей. Отработав свой выход. я возвращался в Подземку и валился на старую тахту на свалке, упиваясь прохладой от кондиционеров. Немного ожив, пробирался задворками к костюмерной и менял одни меха на другие. Между сменами я пинтами поглощал воду и квартами — ледяной чай без сахара. Вряд ли вы поверите, что мне все это нравилось, но так и было. Даже самые противные дети в тот день были от меня в восторге.

Итак, без четверти четыре я пляшу на Джойленд Авеню под орущий из колонок „Чика-бум, чика-бум, правда, классно?“ Дэдди Дьюдропа. Я обнимаю детишек направо и налево, раздаю взрослым купоны „Августовский Атас“, потому что к концу лета дела в Джойленде всегда шли похуже. Я позирую для фото (часть их делают Голливудские Девушки, но большинство — потные, измученные солнцем Папы-Папарацци), и восторженные детишки следуют за мной, как хвост за кометой. А заодно поглядываю, где тут ближайший вход в Подземку, потому что я уже чуть живой. На сегодня мне осталось одно выступление в роли Гови, потому что Пес-Симпатяга не показывает своих голубых глаз и ушей торчком после заката. Даже не знаю, почему, — просто такова была традиция.

Заметил ли я девочку в красной кепке до того, как она упала, корчась в судорогах, на раскаленный асфальт Джойленд-авеню?

Мне кажется, что да, но я не уверен, потому что время порождает ложные воспоминания и изменяет настоящие. Я точно не заметил ни „Лайское наслаждение“, которым она размахивала, ни красную пёсболку: ребенок с хот-догом в парке развлечений — зрелище отнюдь не уникальное, и в тот день мы, наверно, продали не меньше тысячи красных кепок с Гови. Если я и обратил на нее внимание, то из-за куклы, которую она прижимала к груди рукой, свободной от заляпанного горчицей „Наслаждения“. Это была обычная тряпичная кукла. Всего за два дня до того Мадам Фортуна сказала, что я увижу девочку с куклой, так что, наверно, я все же ее заметил. А может, просто думал, как бы поскорей свалить, пока не упал в обморок. В любом случае, проблема была не в кукле. „Лайское наслаждение“ — вот в чем была проблема.

Мне только кажется, что я помню ее бегущей ко мне (как и все дети), но я точно знаю, что и почему случилось потом.

Во рту у нее был кусок сосиски, и когда девочка набрала воздуха, чтобы завопить „Гови-и-и-и!!!“, он проскочил в горло.

Хот-доги — идеальная еда, чтобы подавиться. К счастью для нее, у меня в голове застряло достаточно Роззиной лапши, и я сразу начал действовать.

Когда у девочки подкосились колени и восторг на лице сменился сначала удивлением, а потом ужасом, я уже нашаривал лапой-перчаткой язычок молнии за спиной. Голова Гови свалилась с моей и свесилась набок, открыв красную физиономию и слипшиеся от пота волосы мистера Девина Джонса. Девочка уронила куклу. Кепка упала с ее головы. Она начала царапать ногтями шею.

— Хэлли! — закричала женщина. — Хэлли, что с тобой?

И вот еще один пример везения: я не только знал, что с ней; я знал, что делать. Не уверен, что вы понимаете, насколько счастливым было такое стечение обстоятельств. Речь идет о 1973-ем годе, и пройдет еще целый год, прежде чем Генри Геймлих опубликует статью, которая даст название знаменитому методу. Однако с точки зрения простого здравого смысла это всегда был самый эффективный способ спасения задыхающегося человека, и нас обучили ему во время первого и единственного ознакомительного занятия перед началом работы в столовке. Его проводил закаленный ветеран ресторанных войн, потерявший свою кофейню в Нашуа через год после того, как поблизости появился „Макдональдс“.

„Помните: если не давить сильно, ничего не получится, — сказал он нам. — Не бойтесь сломать ребро, если человек умирает у вас на глазах“.

Я увидел, как побагровело лицо девочки, и даже не вспомнил о ее ребрах. Заключив ее в медвежьи объятия, я прижал левую лапу к тому месту, где сходятся аркой нижние ребра, нажал изо всех сил, и выпачканный желтым кусок хот-дога почти в два дюйма длиной выскочил у нее изо рта, как пробка из бутылки шампанского. Он пролетел фута четыре. И нет, я не сломал ей ни одного ребра. Дети не такие уж хрупкие, благослови их Бог.

Я не замечал, что нас с Хэлли Стэнсфилд — так звали девочку — окружает растущая толпа взрослых. И уж конечно, не замечал, что нас фотографируют со всех сторон, в том числе Эрин Кук, чье фото потом попало в „Хэвенс-Бэй Уикли“ и несколько газет покрупнее, таких как „Вилмингтон Стар Ньюз“. Этот снимок в рамке и сейчас валяется у меня где-то на чердаке. На нем маленькая девочка зажата в объятиях диковинного гибрида, человека-собаки, одна из голов которого покоится у него на плече. Девочка тянет руки к матери — Эрин сумела поймать то самое мгновение, когда мать рухнула перед нами на колени.