История Невского края - Константин Сергеевич Жуков

Корельскыи город, и пол Копорьи города и Луское село[51]». Произошло это в 1383 году. И опять местное население выразило протест против деятельности приглашенного князя, правда, на этот раз в форме жалобы, направленной в Новгород. После горячего обсуждения на вече (столь горячего, что оно чуть было не закончилось кровопролитием) князю были отведены два города — Руса и Ладога, а Водская, Ижорская и Корельская земли освобождены от приглашенного правителя. Этот и другие эпизоды позволяют говорить о том, что коренные жители некогда завоеванных Новгородом земель не были послушными исполнителями воли своего сюзерена, а добивались права самостоятельно решать жизненно важные для себя вопросы.

В последующие годы, вплоть до времени распада вечевой республики, Корела, Копорье, Ореховец и другие города Новгородской земли отдавались в кормление иноземцам — в основном литовцам, но иногда и русским удельным князьям, по каким-либо причинам лишившимся своих вотчин. Летописи не сообщают прямо об участии населения этих городов и земель в выборе для себя князя, однако можно предположить, что такое было возможно. Во-первых, жалоба на Патрикия Наримонтовича подавалась, конечно, в расчете на то, что она может быть удовлетворена, и, стало быть, новгородские власти были склонны считаться с позицией своих данников в таких вопросах; во-вторых, как мы помним, представители води, ижоры и корелы еще в 1270 году были среди тех, кто принимал решение изгнать новгородского князя Ярослава Ярославича, а раз их мнение учитывалось при выборе князя для всего Новгорода в целом, логично считать, что и кандидатура местного князя по крайней мере согласовывалась с племенной знатью.

Таким образом, благодаря постройке в Водской, Ижорской и Корельской землях крепостей (соответственно Копорье, Ореховец и Корела), эти области получили что-то вроде собственных столиц, в которых, как положено, был свой княжеский престол. Оборонительная и административная функции, а также роль символического племенного центра стали очень органично сочетаться у этих городов с функцией торгового узла — все три города располагались вблизи оживленных торговых путей. В этих городах начал формироваться и набирать силу класс свободных горожан, носителей специфической городской культуры. Поэтому Копорье, Ореховец и Корела (наряду с разрушенной новгородцами Ландскроной и существовавшим на ее месте Невским городком) должны рассматриваться как прямые предшественники Санкт-Петербурга, источники городской культуры Невского края.

Судьба этих городов сложилась не самым благополучным образом. Подчинение Новгороду не могло не сказаться негативно на их развитии. Возможно, свободу местного торгового сословия также сковывали поборы, которыми приглашенные князья отягощали свои временные владения. И хотя в документах новгородского времени и даже последующего периода то и дело фигурируют купцы из этих городов или направляющиеся к ним торговые суда, тем не менее ни Копорье, ни Ореховец, ни Корела не заняли в системе общеевропейской торговли такого значительного места, как их соседи Нарва и Выборг.

В еще большей степени все сказанное можно отнести к судьбе того места, которое многие годы спустя станет обозначаться на картах: Санкт-Петербург. Устье Невы являлось важнейшим узловым пунктом, границей между морем и речной частью торгового пути. В невской дельте, с ее многочисленными островами и протоками, а также на острове Котлин происходила перегрузка товаров с крупных морских судов на более легкие речные, с успехом преодолевавшие мели и пороги; тут нанимались лоцманы, проводившие корабли по сложным участкам пути; тут устраивались оптовые торги; тут, наконец, стояли и ремонтировались суда[52]. Казалось бы, все вело к тому, чтобы в нижнем течении Невы или на взморье был поставлен новгородцами укрепленный пункт вроде фактории, вокруг которого, безусловно, вырос бы обширный посад, бурлящий жизнью. Однако этого не происходило. Здесь строились пристани, склады, селились корабельщики, лоцманы, торговцы, но настоящего города с характерной городской общественной структурой за весь новгородский период истории Невского края на этом месте так и не появилось.

Впрочем, до этого оставался всего один шаг: транзитный путь по Неве стараниями новгородцев продолжал активно функционировать, местное население вовлекалось в торговую и ремесленную деятельность, вступало в контакты с европейцами. Логика экономического развития Невского края неизбежно вела к появлению здесь крупного торгового города.

Особенности экономики и социального строя Великого Новгорода

В экономическом отношении Новгородское государство так же сильно отличалось от других восточнославянских княжеств, как и в политическом. Неплодородность почв и суровость северного климата не позволяли успешно заниматься земледелием; Новгород нередко не мог обеспечить себя хлебом и был вынужден ввозить его из-за границы. Поэтому особую ценность представляли промысловые угодья — места охоты, рыболовства, бортничества. Для очень многих крестьян, проживавших вблизи Невы и Котлина озера[53], важнейшим подспорьем была добыча рыбы. Но кроме крестьян, занимавшихся и промыслами, и земледелием, существовало довольно много профессиональных рыбаков и охотников, для которых это занятие было единственным источником существования. Рыбачьи места (тони) и охотничьи угодья (ловища), как и сельскохозяйственные земли, могли находиться в собственности или сдаваться в аренду. Распространение промыслов способствовало развитию обменно-денежных отношений. Кроме того, рыболовство как в море, так и на Ладоге было делом опасным, требовавшим коллективных усилий, что приводило к образованию промысловых артелей. Назывались они, как ушкуйные команды, «ватагами». Эти артели становились ячейками социальной организации и в этом качестве отстаивали интересы своих членов во всех спорных ситуациях.

Социальный строй Великого Новгорода отличало высокое развитие отношений собственности, в частности на землю. По подсчетам академика В. Л. Янина, ко времени падения Новгородской республики не менее 90 % ее земель находилось в частном («вотчинном») владении. Эти подсчеты справедливы и к окрестностям устья Невы. Изучая старинные документы, историки выяснили, что в XV веке земли «на реке Неве у моря» и «деревни на усть Охты» принадлежали древним новгородским боярским родам Грузовых и Офонасовых, а в более раннее время, возможно, ими владел общий предок этих семей — посадник Федор Тимофеевич. На Васильеве острове (нынешнем Васильевском) находилась в конце XV века вотчина боярина Александра Самсонова, включавшая в себя довольно большую деревню из 13 дворов, население которой занималось земледелием и рыболовством. Рядом с этими крупными владениями располагалось большое количество более мелких земельных хозяйств.

Женщины в Новгороде обладали теми же правами на собственность, что и мужчины: знаменитая Марфа Борецкая, возглавлявшая антимосковскую партию во второй половине XV века, владела огромными земельными богатствами, что делало ее исключительно независимой. Особенностью крупного новгородского землевладения следует считать его теснейшую связь с торговлей: оброк, поступавший в виде продуктов, шел почти полностью на продажу.

Кроме крупных землевладельцев —