История Невского края - Константин Сергеевич Жуков

проявления частной самоорганизации, признавая все его отрицательные качества: беззаконность, бесконтрольность, провокационность. Походы ушкуйников никогда не инициировались государственными должностными лицами.

Земли, лежащие к западу от Ладожского озера, значили для новгородцев еще больше, чем северо-восточные: они открывали дорогу в Балтику и далее в Европу. Здесь отношения между новгородской метрополией и подвластными ей территориями были значительно сложнее и во многом драматичнее. Так, Псков (наряду с Ладогой, Новгородом и Изборском) — один из древнейших славянских городов Балтийско-Ладожского региона обладал при первых Рюриковичах полной независимостью, а позднее оказался по отношению к Новгороду в положении «младшего брата» (так это обозначалось в документах того времени) и на протяжении нескольких веков бился с волховской столицей за восстановление своего суверенитета.

Приневские территории, населенные водью, ижорой и корелой, тоже не без сопротивления вошли в состав Новгородской земли. Новгородская 1-я летопись сообщает, что в 1069 году вожане принимали участие в набеге полоцкого князя Всеслава на Новгород (это, кстати, самое древнее письменное упоминание об этом народе). Вполне возможно, что таким образом вожане ответили на прежние агрессивные действия новгородцев.

Восемьдесят лет спустя (согласно той же летописи) водские земли подверглись нападению финского племени емь, для противодействия которому новгородцы выставили войско. Это, по мнению историков, может означать, что к данному времени водь уже находилась в вассальной зависимости от Новгорода. Эта зависимость, насколько можно судить по достаточно скудным дошедшим до нас сведениям, заключалась лишь в уплате Новгороду дани — в остальном водь сохраняла и свое племенное управление, и жизненный уклад, и языческие верования. Тем не менее нельзя утверждать, что вожане полностью смирились со своим подчиненным положением и не предпринимали попыток избавиться от уплаты дани своему могущественному соседу. Однако такие попытки были, по-видимому, немногочисленны. Одна из них относится ко времени новгородско-ливонской войны 1240–1242 годов, и о ней мы расскажем чуть позже.

К середине XII века новгородцы покорили, вероятно, и корелу. По крайней мере, с этого времени новгородские летописи начинают фиксировать походы корелы на емь. Если бы корела не находилась под властью Новгорода, такого рода упоминаний не существовало бы. Да к тому же в этих походах (например, в 1191 году) принимали участие и сами новгородцы.

Корела в ряду покоренных Новгородом племен была наиболее сильным и организованным, а потому наименее послушным в отношениях с сюзереном этносом. Летописи содержат сведения о многочисленных восстаниях корел, в ходе которых те зачастую искали поддержки у шведов, к этому времени распространивших свое влияние на Финляндию и часть корельских земель. Так, в летописной записи за 1314 год говорится, что восставшие корелы перебили русских горожан в недавно построенном Корельском городке[45] и ввели к себе немцев (так в летописях нередко назывались шведы). Когда же к городу приблизились новгородцы во главе с наместником Федором, многие корелы переметнулись на их сторону, в результате чего прежний порядок был восстановлен, а находившиеся в городе шведы и упорствовавшие в своей непокорности корелы — убиты.

Ижора впервые упоминается в Новгородской летописи в записи за 1228 год, когда этот народ выступил союзником новгородцев и ладожан при отражении набега финского племени емь на ладожское побережье.

Постепенное распространение среди коренных жителей Невского края православия способствовало их сближению с новгородцами. Вообще, водь, ижора и корела постоянно фигурируют в летописях рядом с новгородцами, ладожанами, псковичами не только в качестве участников военных походов, но и в качестве сил, решающих важные общегосударственные вопросы. Например, описывая конфликт новгородцев с князем Ярославом Ярославичем в 1270 году, летопись сообщает: «и собралась в Новгород вся волость новгородская: псковичи, ладожане, корела, ижора, вожане». По данным археологии, в самом Новгороде постоянно жило довольно много финноязычных жителей, в частности корелов. Найдена даже берестяная грамота XIII века, написанная кириллицей на корельском языке. Из сохранившихся документов известно, что некоторые высокие должности в Новгородском государстве занимали представители финноугорских народов (нужно учесть, что, как правило, они носили православные имена, и поэтому отличить их от славян без специальных на то указаний в источниках невозможно).

Берестяная грамота, написанная на карельском языке. 1240–1260 гг. Прорисовка. Текст, вероятно, является заговором от молнии

Сравнительно мягкая политика, которую Новгород осуществлял по отношению к завоеванным народам Невского края, была вызвана, как можно предположить, стремлением «замирить» их, создать комфортные условия существования внутри Новгородского государства, с тем чтобы сохранить контроль над невским торговым путем и прилегающими к нему территориями, не допустив сюда иноземных колонизаторов. Но кроме того, у этой политики была одна весьма важная и, на первый взгляд, странная особенность: вплоть до самого конца XIII века новгородцы не строили на покоренных землях крепостей даже в тех случаях, когда такое строительство казалось бы крайне необходимо. Более того, отвоевывая крепости, сооруженные иноземными захватчиками на принадлежащих Новгороду землях, новгородцы предпочитали не приспосабливать их для своих оборонительных нужд, а разрушать до основания. Так случилось с построенной немцами в 1240 году в Водской земле крепостью Копорье[46], со шведскими крепостями Кексгольм[47] (основана в 1295) и Ландскрона (1300).

Показательна история Копорья. Через год после постройки эта немецкая крепость была отбита войском Александра Невского и разрушена. А еще через 38 лет сын Александра Дмитрий воздвиг на том же месте для себя (но с разрешения Новгорода) укрепленную княжескую резиденцию, сначала деревянную, потом из камня. Два года спустя новгородцы Дмитрию «путь показаша» (то есть сместили его с княжеского престола), и Копорье ими вновь было разрушено. И лишь в 1297 году, когда проводимая Новгородом политика отказа от строительства пограничных крепостей стала частично корректироваться, Копорье вновь отстроили в камне.

Подобным образом, через некоторое время после разрушения новгородцы отстроили и шведский Кексгольм (под названием Корела).

Вероятно, столь долгое и упорное нежелание новгородцев создавать на своих оборонительных рубежах крепости можно объяснить тем, что вечевая республика не имела возможности держать на этих форпостах постоянные воинские гарнизоны и при этом не могла поручить их защиту местным жителям из опасения, что крепости станут опорой в борьбе против самого Новгорода, причем не только вооруженной, но и экономической.

Возведение немцами крепости Копорье. Миниатюра из Жития Александра Невского. Лицевой летописный свод (XVI в.)

Разрушение Александром Невским Копорья. Миниатюра из