Элегия Михаила Таля. Любовь и шахматы - Салли Ландау

В жизни не встречала другого такого человека, которому бы столь безразлична была собственная внешность. Он забывал стричь ногти (какой там маникюр!), и мне приходилось отлавливать его для осуществления этой серьезной процедуры. (Кстати, для нашего сына та же самая процедура стала наследственной “трагедией”.) Бывало, я насильно загоняла Мишу в ванную. “Делала” воду, добавляя пенистый шампунь, а он беспомощно стоял, глядя на сугроб из пены, и спрашивал: “В какой последовательности я должен мыться?” По-моему, единственным его удовольствием в ванной было собственное исполнение перед зеркалом оперных арий, которых он знал огромное количество. Ида часто повторяла: “Доченька! Ты видишь, какой наш Миша неземной? Он может десять дней не мыться, но как он изумительно пахнет!” Ида, конечно, говорила фигурально, но у Миши, действительно, был свой, неповторимый, “неземной” запах…

В общем, Миша вернулся из Югославии возбужденный, счастливый, какой-то “летающий”. И буквально через два дня говорит мне как бы между прочим: “Саська, давай подадим документы в загс. Они будут полгода или сколько там прложено рассматриваться… Тебе достаточно этого време ни, чтобы проверить свои чувства?” Сказал это явно ерничая, с акцентом на “проверить свои чувства”. Тогда я спросила его, используя шахматную терминологию, “не ошибается ли он в расчетах”. Он ответил, что ошибиться в расчетах можно только, если брак – по расчету. И тут же рассказал мне анекдот: “Скажите, Рабинович, Вы женились по любви или по расчету?” Рабинович отвечает: “Судя по всему – по любви, потому что денег не дали…”

И я опять испугалась. Я опять испугалась за потерю сво- ей самостоятельности. Боялась, что, став официальной же- ной Таля, вынуждена буду уйти из театра, потеряю свободу и превращусь в ту самую “нормальную шахматную жену”… Сказала: “А куда мы торопимся? Пусть закончится матч с Ботвинником, и тогда подадим документы”. На это Миша отшутился: “Понимаю. Ты хочешь выйти замуж за чемпиона мира, а не за претендента”.

Вечером того же дня ко мне подошла Ида. “Доченька! – сказала она. – Это же матч на первенство мира! Зачем делать так, чтобы Миша перед матчем переживал? Подайте документы, а после матча, если ты передумаешь, заберешь их обратно. Мы же цивилизованные люди…” И я согласилась.

«…Я видел несколько “дней рождения” чемпионов мира по шахматам: видел трагедию Алехина и триумф Эйве, возвращение на шахматный трон А. Алехина, видел, как надевают лавровые венки Ботвиннику, Смыслову и снова Ботвиннику. Но день 7 мая 1960 года мне запомнится особенно. Такого ликования я еще не видел. Оказывается, стать чемпионом мира по шахматам просто жизненно опасно.

В этот самый счастливый момент жизни Талю хотелось обнять свою мать, свою молодую супругу, но разве жес-тоокие фотокорреспонденты, кинооператоры дадут возможность пройти к родным?

..“Хочу домой”, – мечтает измученный и усталый Таль. С большим трудом ему удается прорвать блокаду тысячной толпы и сесть в машину. А. Кобленц, секундант Таля, также счастлив. Отложенных партий больше нет, но забот не убавилось: надо охранять Таля от слишком страстных болельщиков. Все это происходит в Москве. Спрашивается: чего, собственно, так уж сильно радоваться москвичам? Шахматная Москва осиротела, и резиденцией чемпиона стала Рига. Но если Талю в Москве на каждом шагу устраивают овацию, то легко догадаться, каково ему будет при встрече в Риге. Говорят, что Таль вернется в Ригу инкогнито, чтобы избежать риска быть растерзанным в порыве радости. К многочисленным прозвищам Таля, вроде “ракета”, “волшебник”, прибавился почетный титул: чемпион мира. Михаил Таль побил все рекорды. В 23-летнем возрасте “не полагается” быть чемпионом мира. Хорошо известно, что знаменитый Э. Ласкер завоевал первенство мира в 26 лет, а другие чемпионы значительно позже. А. Алехин, например, в 35 лет. Таль побил рекорд Ласкера по возрасту. Сумеет ли он побить и другой его рекорд – продолжительности владения шахматной короной? На этот вопрос мы получим первый ответ в матч-реванше с Ботвинником, если экс-чемпион мира воспользуется правом вызвать Таля.

…Мише Талю за последние годы поют дифирамбы. В эти дни у него есть достаточная возможность зазнаться. Но Таль не из той породы. Даже в роли шахматного премьера он остается тем же вежливым, остроумным, скромным и обаятельным человеком.

…Счастливая мама Таля говорит: “Если Миша и чемпион

мира, для меня он останется ребенком…”

Сало ФЛОР

(״Огонек1960 ,״ г.)

…В тот же день вечером Миша звонит в Москву и разго- варизает с каким-то Гришей. Слышу, как он просит его срочно приехать в Ригу, чтобы сделать фотографии, «потому что мы с Саськой решили подать документы в загс». Я, естественно, интересуюсь, кто такой Гриша и зачем непременно фотографироваться при подаче заявления в загс. Миша говорит, что он обращался не просто к “какому-то Грише”, а к своему другу Григорию Тейтельбауму – выдающемуся фотографу, который работает в журнале “Советский Союз”. Помню, я сказала: “Ты хочешь, чтобы об “историческом моменте” узнал весь Советский Союз?” “Не весь Советский Союз, – ответил Миша, – а только его читатели…”

Через день мы пошли в загс. С утра Миша начал “нафу- фыриваться”, что было ему абсолютно не свойственно: на- дел черный костюм, белую нейлоновую рубашку (“писк” тогдашней моды), галстук… Мне это кажется лишним, но я никак не реагирую и, наоборот, надеваю подчеркнуто скромную серенькую юбочку и простенькую шерстяную кофточку. Миша говорит: “Саська, не забудь паспорт. У нас могут потребовать паспорт”. Ладно, думаю, паспорт так паспорт. С нами идет Гриша Тейтельбаум, который ут- ром приехал из Москвы и на вокзале в Риге купил три бе- лые роскошные хризантемы… Кто бывал в Риге, тот знает, что на вокзале и на знаменитом Рижском крытом рынке, что рядом с вокзалом, всегда продавались великолепные цветы. Вообще к цветам у рижан всегда было особое отно- шение…

И вот мы втроем входим в загс. А я только думаю: “Если Гриша купил цветы для меня, то почему он мне их не да- рит?” Нас встречает милая пожилая женщина, и Миша ей говорит: “Скажите, пожалуйста, а директор загса у себя?” “Да, – отвечает женщина, – он в кабинете”. “Скажите ему, – говорит Миша, – что с ним хочет поговорить Михаил Таль”. Женщина уходит, а я спрашиваю: “С каких это пор заявления в загс надо отдавать директору?” Миша отвечает: “Для верности – вдруг сегодня не приемный день… А когда директор узнает, что с ним хочет поговорить Таль, он не откажет”. В этот момент возвращается женщина – сама любезность. “Товарищ директор помнит, что Вы ему звонили, и ждет Вас с самого утра…” Смотрю на Мишу и вижу,