Мы – животные: новая история человечества - Мелани Челленджер

умирал в результате автокатастрофы, просила меня взять клетку и клонировать его», – рассказал он репортерам.

В 2002 году Папа Иоанн Павел II опубликовал заявление, в котором утверждал, что клонирование сводит личность до «простого предмета». «Когда убираются все нравственные критерии, – сказал он, – научное исследование, в том числе источников жизни, становится отрицанием жизни и достоинства личности». Примерно в то же время в Канаде возникло движение раэлитов, веривших, что все люди были созданы с помощью биоинженерии более развитой инопланетной цивилизацией. Группа предпринимала последовательные попытки собрать средства для того, чтобы в какой-то момент развития человечества провести частное клонирование. Им удалось вовлечь в это дело молодую пару, которая потеряла ребенка в результате медицинской халатности. Но их замысел не осуществился.

Спустя двадцать лет изначальная паника вокруг клонирования стихла настолько, что стало возможно продолжать исследования. Но неприятное лицемерие по-прежнему остается и продолжает сбивать нас с толку. Сегодня практически нет законов, которые запрещали бы клонировать питомцев, чтобы развеять скорбь их запутавшихся владельцев. Такие компании, как, например, ViaGen pets в Техасе, предоставляют своим клиентам клонов их горячо любимых собак, кошек и многих других животных за умопомрачительные суммы. Эта практика возможна, потому что другие животные находятся за пределами нашей зоны ответственности. Мы должны придерживаться определенных согласованных ограничений в отношении страданий, но неизбежные смерти, возникающие в результате такой «грязной» процедуры, как клонирование, считаются допустимой потерей.

Разумно предположить, что наша чувствительность будет искать и другие лазейки в снисходительной коммерческой среде. Примерно через десять лет после того, как технология стволовых клеток стала широко известна, начали множиться нелегальные клиники, предлагающие привлекательные лечебные процедуры, не прошедшие клинических испытаний. Стоит ожидать, что в последующие годы нечто подобное произойдет и с другими технологиями. И они тоже, скорее всего, будут опираться на смесь алчности и печали.

В декабре 2019 года китайский ученый Хэ Цзянькуй был оштрафован и арестован за участие в создании первых в мире детей с генетически модифицированной ДНК, участки которой отвечали за возникновение невосприимчивости к ВИЧ. Мир отреагировал на его эксперименты быстро и жестоко, и китайские власти посчитали, что ученый гнался за «личной славой и состоянием, самостоятельно собирая средства и умышленно уклоняясь от надзора». Но в то же время работа Хэ протекала на фоне других, получающих щедрое финансирование, научных прорывов Китая, включая первые изменения генов нежизнеспособных человеческих эмбрионов в 2015 году.

Любое исследование истории промышленных революций должно подать нам идею, что мы редко когда можем предсказать риск. То, чего мы боялись, часто не случается вовсе, а катастрофой оказывается то, о чем бы мы никогда не подумали. Но если мы не задумаемся над тем, что многое из того, что в человеке важно, имеет достаточно общего с его животной природой, то в будущем мы столкнемся с использованием технологий, которые будут контролировать или полностью устранять любую биологическую преграду, стоящую между нами и нашими желаниями. И если многие из нас будут и дальше думать о природных чертах и склонностях с точки зрения иерархии, в будущем прессингу по улучшению человека будет очень сложно противостоять.

Конечно, это умный ход – представить биотехнологии в виде отличной возможности для тех, кого традиционно изолировали, будь то ВИЧ-инфицированные, инвалиды или женщины. Но, скорее всего, выиграют лишь немногие власть имущие. В 2014 году Facebook[42] и Apple объявили заморозку яйцеклеток преимуществом для работающих у них женщин. Затем к ним присоединился Google. На обложке журнала Bloomberg Businessweek было написано: «ЗАМОРОЗЬТЕ ЯЙЦЕКЛЕТКИ, ДАЙТЕ ДОРОГУ СВОЕЙ КАРЬЕРЕ». Это преподносилось как предел мечтаний, но на самом деле это была всего лишь еще одна лазейка для увиливания от сложной работы по удовлетворению различных медицинских и финансовых потребностей женщин.

Думать как кожа

В попытке разобрать нас до основания, чтобы найти какой-то способ исправления или улучшения человеческого организма, мы продолжаем проливать свет на домыслы, на которых базируются наши эксперименты. Сара Франклин, много писавшая о сомнительной этике, окружающей биотехнологию, отмечает, что «сложность определения слова “жизнь” приводит к использованию в качестве руководства к нравственному поведению нескольких часто конфликтующих между собой и непоследовательных этических моделей».

Способы, которыми люди законодательно закрепили право собственности на свою личную жизнь, берут свое начало в демократических традициях гуманистов, например Джона Локка. Принцип владения самим собой проложил путь многим высокоценимым нами социальным изменениям, в том числе эмансипации женщин и отмене рабовладения. Но кто может считаться владельцем частей тела, для которых нет субъекта права? В случае дела Джона Мура против Регентов Калифорнийского университета разногласия возникли на почве использования ткани, полученной из селезенки Мура, для производства нового фармацевтического препарата. Дело завершилось запретом на единоличное владение тканями собственного организма.

Мур еще раз подал в суд на своего доктора, Дэвида Голда, исследователей и организации, использовавшие его клетки, а также на фармацевтическую компанию Sandoz. Суд отклонил соображение, что человек обладает абсолютным правом на уникальные продукты своего организма, потому что клетки «Мура не более уникальны, чем химическая формула гемоглобина». В суде также объявили, что оспариваемой собственностью были не клетки, а клеточная ткань, которая впоследствии была из них создана. Но по большей части решение основывалось на опасении, что любое расширение прав собственности помешает огромному количеству медицинских исследований.

Суть в том, что человеческая клетка, будь то клетка кожи или селезенки, является живой и при этом практически не обладающей ценностью, пока не появится технология, которая сможет задействовать ее скрытую силу. Мы эволюционировали для того, чтобы понимать или развивать нравственные взаимоотношения не с клетками, а с людьми, с человеческими особями. И мы построили наши юридические системы на основе идеи, что только наличие личности имеет значение. Это вполне понятно, учитывая, насколько важную роль то, что мы называем «личностью», играет в нашем выражении друг другу своих потребностей. Но появление личности – это естественное событие в рамках жизненного цикла человека. И оно не происходит прямолинейно.

Общественное нравственное сознание у людей появляется тогда, когда оно необходимо. Для функционирования взрослых особей нашего вида в репродуктивном возрасте важны социальные взаимодействия и передача социальных знаний. Это вовсе не означает, что младенец обладает меньшей ценностью, чем мы; неважно, вырастет ли он когда-нибудь в здорового взрослого или нет. Как пишет Франклин: «Применение опирающихся на биологию сроков для установления этических параметров… не решает основные этические вопросы. Вне всякого сомнения, двухнедельный человеческий эмбрион является живым существом и формой жизни. Это неоспоримо. Но при этом он является живым человеческим существом не больше, чем таковыми являются яйцеклетка или сперматозоид, или, если уж на то пошло, кровяная клетка». И если сейчас клетку кожи