Мы – животные: новая история человечества - Мелани Челленджер

отметил работу Сары Элтон, которая потрясла «наше понимание уникальности человеческой жизни». Она сняла размеры мозга с нескольких ископаемых черепов приматов за период в миллион лет, живших около двух с половиной миллионов лет назад. Сара Элтон опиралась на виды из двух основных ветвей гомининов – Homo и Paranthropus (парантропы). Она также рассмотрела обезьян Theropithecus (териопитеки), которые питались фруктами, орехами и клубнями. В то время как мозг териопитеков оставался неизменным, обе ветви гомининов продемонстрировали значительный рост объема мозга. Это особенно интересно с учетом того факта, что парантропы, скорее всего, были вегетарианцами. Если мы не рассматриваем рост мозга как прямое следствие типа питания, мы должны сделать вывод, что была еще одна или несколько причин, которые постоянно влияли на выбор в пользу ментального интеллекта.

Одна из теорий утверждает, что некоторые виды приматов столкнулись с сильным давлением со стороны хищников в плейстоцене и изменяющимися условиями для поиска пищи. Чтобы преодолеть эти трудности, животные начали координировать свое поведение в более крупных группах. Это, в свою очередь, сделало приоритетным социальное обучение, передачу полезного поведения в течение жизни, а не врожденные инстинкты или привычки. В пользу этой теории говорит и то, что нам известно о шимпанзе: они полагаются на использование инструментов и социальное обучение, которое увеличивается, когда истощаются привычные источники пищи.

Конечно, наверняка этого никто не знает. Но верно одно: линия Paranthropus вымерла. Интересно, куда бы их мог привести путь развития мозга, если бы они выжили. Сегодня мы остаемся последним и единственным видом Homo. Мы можем лишь предполагать, что самосознание и понимание умонастроений других помогло нашим предкам узнавать, обучаться, рефлексировать и управлять поведением, когда проживание группами стало скорее вопросом выживания, чем преимуществом. Но если мы думаем, что человеческая личность – это результат взаимодействия, то мы ошибаемся. Это правда, что люди – социальные животные, которые выживают за счет жизни группами. Но не стоит трактовать эту картину слишком упрощенно.

Будучи совокупностью индивидов, мы при этом не являемся суперорганизмом. Люди склонны собираться в группы лишь при определенных условиях, и наша духовная жизнь становится яснее, когда мы понимаем, что мы не всегда жаждем взаимодействия. Это верно не только для отдельных личностей, но и в целом для коллектива. Люди помогают друг другу, но лишь до определенного момента. А еще они конкурируют. В самом деле, было бы разумно предположить, что мы – единственный сохранившийся человеческий вид среди прочих видов потому, что мы не только превосходили своих конкурентов, но и убивали себе подобных. Как сказал палеонтолог Ник Лонгрич: «Нам интересно, каково это – встретиться с другим разумным видом, похожим на нас… И очень печально осознавать, что однажды мы уже встречались».

Вне всякого сомнения, тот тип самосознания, которым мы обладаем, та помнящая и контролирующая себя личность, которая развивается по мере взросления человека, возникла по той причине, что мы – живущие группами животные. Обладание сознанием – это не только глубоко биологическое явление, но также результат взаимодействия животных и изменения их отношений. Среди людей это моделируется тем типом отношений, которые мы бы хотели иметь друг с другом. Нас, скорее, определяет не сотрудничество как таковое, а гибкость в этом сотрудничестве. В этом вся разница. Наша личная точка зрения дает нам некоторую степень самоанализа. Но когда наш разум делает этот шаг, становятся возможны и более мрачные варианты.

Слово «коалиция» изначально возникло в средневековой Франции и означало «срастание частей». Оно происходит из ранних идей братства и от латинского слова, означающего объединение. Экологи-бихевиористы изучают широко распространенный среди животных феномен, который тоже называется коалициями. Это группы разных индивидов, которые кооперируются для достижения общей цели или против общего врага. Этот тип сложных взаимоотношений свойственен высоко социальным видам, например дельфинам, шимпанзе и нам.

В 2010 году Джон Туби и Лена Космайдес опубликовали работу о том, как люди создают коалиции. Подобно другим животным, мы защищаем себя, кооперируясь с теми, кого считаем частью нашего альянса, и сражаемся с теми, кто находится за его пределами. Коалиции, особенно среди мужчин, и соперничество между различными группами – это универсальная особенность человеческого общества. Многое из того, что мы выделяем как уникальное человеческое поведение – общее чувство культуры, наше понимание себя и других, наши глубокие системы морального поведения, – найдет свое применение в социальной экологии, которая благоприятствует образованию коалиций. Сегодня коалиции могут проявляться в самых различных формах: в политике, войнах, этнических и религиозных конфликтах, кастах, в противоборстве бандитских группировок, в социальных клубах, спортивных командах, видеоиграх и военной реконструкции. Как сказал Туби, это «богатая, многогранная» реальность. Но чтобы это работало, должны существовать механизмы, которые позволят осуществлять временную кооперацию. Особенно сильно это проявляется в сообществах, где живут бок о бок родственники и неродственники, – там полно различных тенденций, мотивов и есть предыстория постоянных изменений.

Сейчас пока сложно сказать, насколько коалиционные стратегии адаптивны, но различные лагеря, изучающие коалиции, тем не менее сходятся на том, что они являются таковыми. Теории нравственности, разработанные Джонатаном Хайдтом и Джесси Грэхэмом, строятся на убеждении, что примитивные моральные принципы наших объединившихся в группы далеких предков послужили основой для более поздних нравственных убеждений и ценностей. С этой точки зрения моральные принципы эволюционировали за счет естественного отбора, чтобы продвигать и поддерживать социальный порядок, необходимый для жизни в группе. Хайдт и Грэхэм считают, что, когда животные руководствуются набором врожденных нравственных правил, их группы становятся более успешными из-за более высокого уровня сотрудничества и более низкой степени конфликтности. Еще одним видом приспособления может быть наличие посредника, который бы обращался к группам и сообществам.

Другие исследователи делают акцент на том, как относительно небольшие приматы могли конкурировать с опасными хищниками вроде львов и гиен. Майкл Томаселло выдвинул теорию о том, каким именно образом разумы животных объединились вместе для совместной реализации своих целей как минимум в течение определенного периода. Он ссылается на небольшие объединения, которые существуют среди таких животных, как гринды[45], волки, косатки, дельфины, пустынные канюки и сурикаты. Эти животные должны обладать каким-то знанием себя и представлять намерения других внутри своей группы. У людей подобный вид совместного обмена мыслями мог привести к появлению коллективного умышленного намерения – от «я-разума» к «я и ты-разуму», а затем и к «мы-разуму». Согласно этой теории, жизнь в группе стала одной большой совместной деятельностью, создавая более обширный общий мир, культуру. Или, возможно, общий для группы разум, почти что общее чувство личности.

Но стратегии и социальное поведение нестабильны и колеблются вместе со сменой условий. Возможные источники конфликта возникают на всех уровнях – индивидуальном и