Пурпурное сердце - Кэтрин Хайд

— Но Эндрю ведь здесь нет.

— Я знаю. Он побежал в магазин. Я обещал дождаться его.

— Ты не можешь подождать на крыльце?

Я замечаю, что миссис Уиттейкер смотрит на меня из-под спадающих на глаза волос. На какое-то мгновение мы встречаемся взглядами и тут же отворачиваемся друг от друга.

— Heт, сэр, я обещал ждать здесь.

Он стоит с минуту, кусая губу. Мне приходит в голову, что я мог бы поставить его на место. Думаю, и Эндрю это под силу. Но необходимости в этом уже нет. Этим всегда заканчивается дело в отношениях с такими родителями, как папаша Эндрю. К тому времени, когда ты подрастаешь и можешь постоять за себя, необходимости в этом уже нет.

Он бредет к холодильнику. Достает еще пива. Как будто пришел на кухню именно за этим. Откупоривает бутылку. Открывалка для бутылок вмонтирована в корпус холодильника, а внизу стоит ведро для мусора. У негр все продумано до мелочей.

После этого он уходит.

Эндрю возвращается минут через пять, красный и запыхавшийся от быстрого бега.

— Завтра поговорим, — бросаю я и спешно покидаю его дом.

Насколько я знаю, Эндрю не выходил из дому целых три дня.

А бывало все наоборот. Он объявлял забастовку и не показывался дома сутками. Не хотел или не мог. Какая разница? Есть масса вопросов, на которые не найдешь ответа.

А однажды он явился ко мне во двор посреди ночи и стал кидать баскетбольный мяч в стену дома, как раз рядом с окном моей комнаты. Мяч ударяется об оконную раму. Поначалу я просто лежу в постели и прислушиваюсь к стуку. Бам. Бам. Бам. Я устал, поэтому притворяюсь, что ко мне это не имеет никакого отношения.

Спустя какое-то время я все-таки натягиваю брюки поверх пижамы и подхожу к окну. Конечно, это Эндрю, машет мне рукой.

Я надеваю свитер и выхожу к нему.

— Какого черта? Мы же договорились встретиться утром на кроссе. Как насчет того, чтобы поспать?

— Давай прогуляемся, — просит он. — Сходим на пляж.

Трудно объяснить, почему я соглашаюсь. Возможно, из-за того, как он просит. Как будто я — его последняя надежда. Не знаю, в чем дело. Да и не хочу знать.

Мы неторопливо идем к берегу. Садимся на самом краю прохладного дощатого настила причала, свесив ноги вниз и опираясь на низкие перила. Практически не разговариваем. Мы просто существуем в этой ночи.

Небо освещено луной, по нему бегут облака. Огромные темные тучи. Они то закрывают звезды, то вновь показывают их нам. Океан словно бы дышит в темноте.

— Давай останемся и посмотрим на восход солнца, — предлагает Эндрю.

— Ты шутишь. Завтра соревнования. Нужно выспаться.

— Ну пожалуйста, сделай мне одолжение. Что такого плохого может произойти?

— Я проиграю стометровку.

— Подумаешь, один раз. Каждый проигрывает хотя бы раз в жизни.

Вообще-то я еще ни разу не проигрывал. Во всяком случае, в последнее время. На беговой дорожке я чувствую себя уверенно. Здесь я не проигрываю. Это единственное, что у меня хорошо получается.

Тем не менее я остаюсь с ним на берегу, пока на горизонте не возникает оранжевое свечение. Солнце появляется, словно ниоткуда, как бывает каждое утро, только я этого обычно не замечаю.

Когда уже полностью виден оранжевый шар, я говорю: «Ну все. Идем домой».

— Я не могу, — говорит Эндрю. — Я не могу идти домой.

— Тогда пошли ко мне.

Я впускаю его через черный ход, и он ложится на пол в моей комнате. Я сплю около часа. Спал ли Эндрю, я не знаю.

Потом приходит мать, чтобы разбудить меня.

— Уолтер, вставай, милый, — говорит она, — тебе нужно… — Она видит Эндрю и умолкает, тихонько выходя из комнаты.

Эндрю уходит опять-таки через черный ход. Отец ждет меня за завтраком.

— Ты уходил ночью? — спрашивает он.

— Да, сэр.

Мать ставит передо мной тарелку с оладьями, маслом и повидлом, а рядом бекон.

— В этом доме живут не дикие звери. Мы уходим днем, а по ночам спим, — произносит отец.

— Да, сэр.

— Не знаю, как принято в доме Уиттейкеров, но в доме Кроули мы ведем себя, как цивилизованные люди.

— Да, сэр.

— Надеюсь, ничего подобного больше не повторится.

— Нет, сэр.

Но когда я в следующий раз понадоблюсь Эндрю, это непременно произойдет. Приходит возраст, когда ты сам определяешь свое поведение так ведешь себя, как тебе хочется, а не как предписывают правила семейного воспитания. Ты вне их досягаемости и плевать хотел на чье-либо руководство. Тебя ненавидят за это, но таков естественный порядок вещей.

В моей жизни такой момент наступил. И в жизни Эндрю тоже.

Мы повзрослели.

А стометровку я все равно выиграл.

Глава семнадцатая

Майкл

Майкла разбудил стук в дверь. Деннис, должно быть, в городе или на плантациях, поскольку на стук никто не отвечает.

Он натягивает джинсы и ковыляет к двери. На пороге почтальон.

— Телеграмма.

— Спасибо.

Он закрывает дверь и вскрывает конверт. Руки дрожат. Телеграмма в его понимании, это как телефонный звонок в три часа ночи, если бы у него был телефон. Это пахнет неприятностями.

Читая текст, он никак не может сообразить, плохие в нем новости или хорошие.

ЖДИ ВИЗИТА ЭНДРЮ ТЧК УЕХАЛ НЕ СКАЗАВ ЗАЧЕМ ТЧК ВЗЯЛ ТВОЕ ПИСЬМО ТЧК МАШИНУ ОСТАВИЛ ТЧК МОГ УЛЕТЕТЬ САМОЛЕТОМ ТЧК МОЖЕТ СКОРО БЫТЬ ТЧК ХОТЕЛА ПРЕДУПРЕДИТЬ ТЕБЯ ТЧК ЛЮБОВЬЮ МЭРИ ЭНН.

Вместо того чтобы еще немного поспать он едет в город, узнает в междугородной справочной номер ее телефона и звонит ей из таксофона на углу улицы. Город просыпается. Пикапы время от времени курсируют по Мэйн-стрит, и каждый водитель приветствует Майкла. И Майкл, которому следовало бы сосредоточиться на своем деле, будучи хорошим соседом, машет в ответ.

Хотя она и предупредила об отъезде мужа, Майкл на всякий случай приготовился повесить трубку, если ответит Эндрю.

Трубку берет Мэри Энн.

— Привет, это я, Майкл. Я получил твою телеграмму.

— Отлично. Я немножко волновалась за тебя.

Почему? Он что, такой горячий?

— Нет, но он явно не в настроении. Он считает, что все это мошенничество, а я жертва.

Вот как. Он всегда отличался недоверчивостью. Послушай, Мэри Энн… — Он делает паузу и, прислушиваясь к ее дыханию в трубке, задается вопросом, как она отреагирует на его слова. — Я хотел написать или позвонить, или не знаю что еще, но боялся, что поставлю тебя в неловкое положение.

— Извини, что я уехала не попрощавшись.

— Мне просто жаль, что ты уехала. — Майкл пристально смотрит в просвет между машинами, проезжающими по Мэйн-стрит, и видит незнакомца, стоящего рядом с телефонной будкой в ожидании своей очереди. Он отворачивается к стенке будки. — Я имею в виду, что это значит? Что мы опять расстанемся?

Он притопывает ногой в ожидании ее ответа.

— Не знаю, Майкл. Думаю, да, к этому все идет. Я хочу сказать, если подумать…

— Да, конечно, это если думать, но в том, что происходит, разве можно разобраться, просто сев и подумав, верно? — Если бы мы в жизни руководствовались исключительно разумом, приходит ему в голову, подобное никогда бы не случилось. Она не отвечает. — Так что, он просто уехал вечером или что?

— Да, он оставил записку, в которой сказал, что сам во всем разберется.

— О. А что ты ему рассказала?

— Не так уж много. Просто то, что ты помнишь события из жизни Уолтера. И что у тебя его глаза. Вот и все. Позвони мне еще раз, если увидишь его, хорошо?

— Хорошо. Мэри Энн? Прежде чем ты повесишь трубку…

— Да?

Но он не представляет, что сказать. Ему просто не хочется прерывать разговор. Он произнес первое, что пришло в голову, только чтобы она не вешала трубку, не оставляла его один на один с этой жизнью, ставшей такой запутанной и непонятной. Как всегда, у него не нашлось нужных слов для продолжения разговора. И он не знает точно почему.

— Ничего. Поговорим в другой раз.

Он вешает трубку. Заходит в супермаркет на углу. Задерживается у кассы, роясь в карманах в поисках денег. Ему нужен только батон хлеба, Собственно, за ним он и пришел. Нашлось два доллара и еще мелочь, так что денег хватит.

Но вот его взгляд останавливается на стойке с сигаретами. «Лакки Страйкс». Он никогда раньше не курил сигарет. Может, в школе несколько раз баловался, не затягиваясь. Но сейчас ему просто необходимо почувствовать вкус табака «Лакки Страйкс», как будто он не проживет без этого и дня.

На хлеб и сигареты денег явно не хватит, так что он жертвует батоном.

Первую сигарету он закуривает прямо на улице. Он прав. Это просто великолепно.

Прохладным вечером Майкл сидит на балконе в расстегнутой рубашке, наигрывая на саксофоне. Почти как в тот первый вечер, подробности которого он пытается воскресить в памяти. Да, с Эндрю вечер будет совсем другим.