Ревнивая лампа Аладдина - Шахразада

– А как ты здесь оказалась?

– Ты сам меня освободил.

– Я сам?

– Ты сам. Это же ты решил отмыть мою лампу в ручейке. Ты пальцами начал очищать старую патину… Ты очистил магический узор, и появилась я…

– Так ты и в самом деле сидела там?.. В этом старье?

– О нет, не говори так о моем прибежище. Долгие годы лампа стояла в каменоломнях, что выросли вокруг пещеры Предзнаменования, и освещала камни и стены. Я видела многих смельчаков, какие спускались в чрево старых холмов, чтобы найти там камень своей судьбы.

– Тогда ты видела и меня?

– Конечно видела. Меня удивило то, что ты пришел просто из любопытства, не искал ни судьбы, ни счастья, ни удачи, ни власти. Но ты был не один.

– Да, госпожа, – постепенно Аладдин стал приходить в себя. У него даже хватило сил назвать этот морок так, как полагается юноше из хорошей семьи.

– «Госпожа»… Пусть будет так. Хотя, если тебе нетрудно, называй меня тем именем, что некогда дала мне матушка.

– Хорошо… Хусни.

Имя джиннии далось Аладдину почти без труда.

– Так кто же был с тобой, любопытный Аладдин?

– Но откуда ты знаешь мое имя?

– О Аллах милосердный, как глупы эти смертные! Я слышала, что тебя так называл тот, второй, что был с тобой в моей пещере:

– Да, госпожа… Хусни. Я был там с моим учителем.

– Учителем? Чему же он тебя учил?

– Учил? Он ничему меня не успел научить… Он только вечером уговорил моего отца отдать меня ему в ученики. И сразу мы пошли искать вход в каменоломни, вернее, я…

Аладдин понял, что запутался, пытаясь объяснить этой странной прекрасной деве то, чего не понимал сам.

– Постой. Начнем сначала. Итак, этот неизвестный пришел к тебе домой вечером и стал уговаривать твоего отца, чтобы тот позволил тебе стать его учеником?

– Да, так и было.

– Ну что ж… Быть может. А как звали этого человека?

– Я забыл его имя… Ишван? Шишан? Рамзан?

– Попытайся вспомнить вчерашний вечер, все, что говорилось, слово за словом. Быть может, так у тебя получится вспомнить имя этого странного человека.

Аладдин сосредоточился на событиях вчерашнего вечера. Вот он открыл калитку, вот увидел этого человека в черном, вот услышал, как отец ведет с ним неспешную беседу.

– Инсар! – воскликнул Аладдин. – Он назвал себя магом Инсаром!

– Инсар? Инсар-маг?! Это он привел тебя в пещеру Предзнаменования?

В голосе прекрасной джиннии слышалось торжество.

– Да, прекраснейшая, – Аладдин уже освоился в компании этой странной женщины и наконец смог оценить ее необыкновенную красоту.

– Инсар-маг, – еще раз проговорила джинния, теперь уже задумчиво. – Значит, ты его человек Предзнаменования… И тебе суждено…

И тут Хусни замолчала. Прошло несколько мучительно долгих мгновений. Магическая красавица о чем-то размышляла, а Аладдин молча любовался ее дивной красой, не в силах более вымолвить ни слова. Неизвестно даже, слышал ли он все, что говорила ему эта необыкновенная гостья.

– Так знай же, юноша, что жизнь моя уже давно и крепко связана с ним, Черным Магрибинцем, который называет себя Инсаром-магом!

И джинния присела на край скатанной кошмы, которая лежала тут же, у ручейка.

– История эта длинна, но не печальна. Она лишь поучительна. Сядь рядом со мной, юноша, и я поведаю ее тебе.

Джинния несколько раз хлопнула по кошме ладонью. Аладдин, не в силах противиться, присел рядом.

Макама двенадцатая

– Да будет тебе известно, Аладдин, что некогда я была колдуньей. И жила я тогда в прекрасном Магрибе – это край, полный тайн и знаний, древний, как камни, что были положены в основание самого древнего из его храмов…

– Колдуньей?

– Не перебивай меня, юноша! – сказала Хусни и полушутливо нахмурила брови, но в ее глазах все равно мерцали огоньки смеха.

– Прости, прекрасная госпожа.

– Итак, мой юных хозяин лампы, я была колдуньей, наследницей древнего рода колдунов и самой большой надеждой своего отца. Еще совсем малышкой я научилась наводить морок, окружать дом и сад непреодолимой невидимой стеной… Отец радовался, когда мне удалось впервые сотворить зелье вечной правды…

Джинния увидела немой вопрос в глазах Аладдина.

– Зелье вечной правды, мой господин, с виду похоже на воду. Очень прозрачную, очень чистую, какой всегда и должна быть правда. От настоящей воды зелье отличает чуть голубоватый цвет и то страшное действие, которое оно оказывает на человека, пригубившего чашу. Несколько суток, иногда и целую луну, такой человек вынужден говорить правду. Любая попытка солгать или даже просто замолчать совершенно бесполезна. Правду все равно узнают те, кто находится рядом с этим несчастным…

– Но почему же несчастным, о прекраснейшая? Ведь древняя заповедь, коей мог бы гордиться и сам Аллах милосердный, если бы произнес ее, гласит: легко и приятно говорить правду.

– Мальчик, – красавица джинния улыбнулась чуть снисходительно, – подумай сам. Ведь далеко не всегда мудро говорить правду. Вот представь себе: перед тобой девушка. Речи ее благозвучны, голос нежен, но лик ужасен. И эта несчастная спрашивает у тебя, красива ли она. Что ты ответишь?

– Я отвечу, что красивым делает человека не лик, а разум…

– Хитрец. Это я виновата, я сама подсказала тебе выход. Но представь, что у девушки нет ни одного достоинства – она и нехороша собой, и неумна. Как быть тогда?

– Но тогда, полагаю, она должна вести себя очень скромно, и ее можно похвалить за кроткий нрав. Или за то, что она хорошая хозяйка… Ведь она наверняка много времени будет проводить дома, печь лепешки, варить сладкие шербеты.

– Умный мальчик… – Джинния по-новому, очень пристально взглянула на Аладдина.

– О нет, прекраснейшая. Особого ума для таких речей не нужно. Так меня научили отец и матушка – в каждом человеке можно найти что-то хорошее.

– Ну что ж, значит, тебе бы глоток зелья вечной правды не повредил. А ведь некогда испившего его ожидали страшные дни… И не было мести страшнее, чем чаша зелья из рук врага.

– Но что было дальше, о джинния?

– Да, прекрасный Аладдин, мы немного увлеклись. Итак, я росла надеждой своего рода, рода колдунов и магов. Надо сказать, что отец мой был знаменит не только своими колдовскими умениями. Вернее, не столько колдовскими умениями, сколько тем, что выучил немало волшебников. Славу колдовского Магриба составили именно они, выученики моего отца. И были среди его учеников двое – красавец и тихоня Инсар и умница и весельчак Алим. Эти двое сначала сторонились друг друга, а позже стали друзьями куда более близкими, чем даже родные братья.