Грехи царя Омара - Шахразада

Шахразада

Грехи царя Омара

Пролог

Вниз по улице, выложенной камнем, бежала девушка. Широкий плащ ее развевался, словно оперение райской птицы. Волосы, заплетенные в длинные косы, растрепались. Следом на ней спешили двое молодых мужчин. Так и хочется назвать их юношами, но оба придерживали у боков сабли. И, несмотря на то что ножны были украшены драгоценными самоцветами, игравшими в свете заходящего солнца, было ясно, что сабли вовсе не парадные. Яркие одежды, тюрбаны, тоже украшенные самоцветами, и, самое главное, охотничий азарт в глазах выдавали в них уроженцев мест, весьма далеких от цивилизованных. Иначе зачем бы воспитанные молодые люди гнались за красивой девушкой?

Тем временем она резко свернула в боковую улочку и, пробежав всего несколько шагов, юркнула в распахнутые настежь ворота.

– Тиму-ур! Тимур! Спаси меня!

Из открытых дверей выскочил высокий молодой мужчина. Был он необыкновенно хорош собой, строен и даже на вид очень силен. Наиболее привлекательным в нем было то, что он совершенно не кичился своей суровой мужской красотой. И, быть может, даже не знал о ней.

Девушка с разбега уткнулась ему в грудь.

– Что случилось, моя красавица?

Та сквозь слезы ответила:

– Двое иноземцев, разодетых, как павлины, и жадных до женщин, как голодные шакалы, стали приставать ко мне прямо на улице. Когда я попыталась сказать им, что у меня есть жених, а больше мне никто не нужен, они отвратительно рассмеялись и начали хватать меня за руки… Тогда я ударила одного из них, того, кто наглее, ногой, ну, как ты меня учил…

Тут Тимур одобрительно кивнул.

– …и убежала. Они гонятся за мной и, боюсь, вот-вот окажутся здесь.

И в подтверждение ее слов в ворота вбежали те самые, разодетые в пух и прах, юноши-иноземцы.

– Ну-ка, милая, встань ко мне за спину. Посмотрим, как смелы эти недостойные, когда они видят перед собой не слабую женщину, а настоящего мужчину.

Тимур сделал навстречу запыхавшимся юношам всего два шага и негромко, но грозно спросил:

– Что вам надо от меня, недостойные?

Старший из юношей взглянул на него и, переменившись в лице, прошептал:

– О Аллах милосердный и всемилостивый!

Второй, на вид чуть моложе, запальчиво выкрикнул:

– Нам от тебя ничего не надо! Отдай нам только девчонку, которая прячется у тебя за спиной. Она нам понравилась, и мы хотим…

– Во-первых, презренный иноземец, в нашей стране никто не смеет принуждать девушку к знакомству. А тем более – пугать ее. Во-вторых, кто вы такие и по какому праву преследуете мою невесту?

– Нам дела нет до того, что она твоя невеста! Мы – сыновья великого царя Омара, да хранит его Аллах своею милостью! И царские дети никого ни к чему не принуждают! Угождать им – вот привилегия всякого, кто встретится на их тернистом, полном трудностей пути. А это всего лишь какая-то ничтожная девчонка! Да она должна быть счастлива до конца своих дней, что сыновья великого царя обратили на нее свой взор!

– Невежественные глупцы! Это вы должны быть счастливы оттого, что я выслушал вас до конца и не зарубил на месте, как того требует честь истинного сына нашей прекрасной земли. Уходите прочь! И да хранят вас все боги мира, если вы еще раз взглянете на прекрасную Софию!

– Да как ты смеешь пугать нас, раб!

Такого неуважения не мог бы вынести никто, а тем более Тимур. Не зря же мудрый учитель много раз повторял ему, что когда-нибудь его подведет собственная горячая кровь.

– Тимур, – говорил учитель, – настоящий воин холоден и расчетлив, как отточенный клинок. Тебя не должно выводить из себя ничто, будь то взгляд или слово, деяние или бездеятельность соперника. Никогда не вспыхивай. Всегда помни, что огонь уничтожает и правых и виноватых, а клинок всегда разит лишь врагов.

Но, увы, от презрительных слов какого-то иноземца кровь в жилах Тимура вскипела, и почти не видя ничего за пеленой ярости, он сделал еще несколько шагов навстречу наглецам.

– Повтори, презренный, как ты назвал меня… – Но голос не выдал гнева, что черным пламенем разгорелся в душе Тимура.

– Я назвал тебя рабом! И еще раз повторю: раб! – С этими словами наглец выхватил саблю из ножен.

Но зачем-то оглянулся, словно ища помощи у своего спутника. Тот двигался как-то неуверенно, быть может, не доверяя собственным глазам. Или пытаясь понять, что же происходит в этом странном дворике и почему схватка до сих пор не началась.

Девушка воскликнула:

– Будь осторожен, любимый, их двое!

– Презренные собаки! Да будь их хоть десяток, мне ничего не стоит справиться с ними.

– Тогда будь милосерден, они же смелы только на словах.

– Отойди в сторону, родная! Сейчас мне понадобится больше места для того, чтобы проучить этих наглых мальчишек.

– Раб! Ты так беден, что тебе нечем даже защититься от нашей стали?! – выкрикнул старший из наглецов.

– Чтобы защититься от вашей глупости, мне сталь не нужна, хватит и разума.

– Ну тогда постарайся сохранить голову еще одно мгновение!

И с этими словами младший из юношей нанес удар. Но его сабля, обычно разящая без промаха, сейчас пронзила лишь воздух, а враг, невредимый, очутился еще на шаг ближе.

– Мансур, этот шакал – настоящий колдун!

– Я здесь, Саид! – И в битву вступил второй юноша, стараясь саблей поразить неуловимого Тимура.

Тот, сделав едва заметное глазу движение, вновь оказался ближе к наглецам. Теперь он просто стоял между ними. Казалось, его гибель неминуема. И Мансур с криком «Умри же, недостойный!» пошел на врага. Но тот снова оказался вовсе не там, где должен был быть. А вместо него сабля Мансура поразила Саида, того самого, который только мгновение назад посмел назвать Тимура шакалом.

– Саид, брат мой… – растерянно проговорил Мансур. Алая кровь, тонкой струйкой скользившая по холодно блестящей стали, застывала в пыли черными шариками. – Что же ты наделал, братишка…

Гнев разом покинул Тимура. Захлебнулась криком прекрасная София. И в это мгновение в раскрытых дверях показался еще один иноземец. Одет он был так же, как те двое, что имели наглость напугать Софию и напасть на Тимура, но повел себя юноша совсем иначе. Увидев спину человека, стоявшего над трупом с окровавленной саблей, он выкрикнул:

– О Аллах! Умри же, убийца моего брата! – И резко взмахнул руками, вызвав к жизни черную молнию.

И разом обмяк тот, кто наклонился над телом Саида. Он странно вздрогнул, потом его колени подогнулись, и вот он уже упал навзничь, так и не выпустив из рук своей сабли.

– Аллах милосердный! Мансур, царевич! – только и смог произнести юноша-колдун.

В самый глухой час ночи, когда, казалось, спало все живое, тишину дворцовых покоев прорезал пронзительный детский крик.