Старая тайна, новый негодяй - Галина Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какие тут, к черту, проблемы?! Какие вопросы?! Когда во всем теле пульсирует один вопрос: хватит ли воздуха, которого в легких почти не осталось? Хватит ли сил, тающих с каждой секундой, чтобы дожить до того момента, когда все вокруг разорвется со стоном и засыплет сверкающими осколками, от которых потом долго покалывает все тело.
Безумный остановившийся взгляд, выхватывающий ползущие по потолку тени. Судорожно сцепившиеся руки. Влажные напряженные тела. И бешеное, опережающее дыхание… Какие тут могут быть еще вопросы?
Они всегда случаются, но несколько позже. Они приходят в минуты расслабленности, когда сознание не защищено и оттого особенно уязвимо. И боль от этого бывает куда ощутимее.
— Это ты? — срывающимся на шепот голосом спросила я, поймав в темноте Сережину руку и слегка сжав его пальцы.
— С ума сошла?! Нет, конечно же, — пробормотал он со вздохом, сразу поняв, о чем я. — Зачем мне?
— Ты же ненавидел его. И потом…
— Потом, Дашка, сама знаешь, что бывает, — перебил он меня раздраженно, тяжело ворохнулся на постели и, пододвинувшись ко мне вплотную, с силой обнял. — Ты же умная девочка? Умная… Смогла бы ты полюбить непорядочного человека? Вряд ли. Так что успокойся и поспи немного, на улице скоро рассветет.
Следовать логике его рассуждений не представлялось возможным, потому что понятие «непорядочный человек» отнюдь не подразумевает убийцу. Одно хоть утешило: Аракелян не считает меня дурой…
Утром разразилась гроза. И за окном, и в моей квартире. Поначалу, правда, ничто не предвещало ни того, ни другого. Все было солнечно, безоблачно и радовало глаз.
Термометр на лоджии показывал двадцать восемь градусов выше нуля. В воздухе носились запахи перегретой, жарящейся под солнцем травы и плавящегося асфальта. Небо сияло пронзительной голубизной, которая лишь изредка перечеркивалась пунктирным следом пролетевшего самолета. Правда, за дальней кромкой леса появились легкие облачка, но они казались столь невесомыми и прозрачными, что заподозрить их в коварном предначертании грядущего ненастья было просто невозможно.
Аракелян пребывал в самом радужном настроении и занимался тем, что самозабвенно готовил нам завтрак. Я вошла в кухню, кутаясь в свое любимое шелковое покрывало. Щурясь от яркого солнечного света, бьющего в окно, сиплым со сна голосом спросила:
— Давно трудишься?
— Да нет, с полчаса как поднялся. Оладьи будешь? — Сковородка в его руках подпрыгивала, а в ней переворачивались ровные кружочки поджаренных оладушков.
— Ничего себе! Где это ты так наловчился? Только не говори, что в тюрьме! — ляпнула я. А ляпнув, тут же прикусила язык, боясь, что неосторожная реплика может повлечь за собой нежелательные последствия.
Но нет, пронесло на этот раз. Сережа коротко улыбнулся и принялся рассказывать мне о своей бабушке, которая потчевала его в детстве всевозможной выпечкой, попутно обучая своему мастерству более расторопных внуков.
Аракелян поставил передо мной огромное блюдо с аппетитными пышными оладьями, звякнув одну о другую, две большие чашки и сахарницу.
— Давай чаю попьем, — предложил он мне и, не дожидаясь моего согласия, принялся разливать заварку. — Кофе, оно, конечно же, ничего, оно приятно, но чай это… Это чай, одним словом! Пей!!!
Спорить с ним я не стала, послушно пригубив чай, хотя с утра зачастую вообще ничего не пила. Убегала из дома, вечно опаздывая и хватая на лету: сумку, зонтик, ключи от машины. А уже на работе, окунувшись с головой в круговерть спортивной карусели, начинала ведрами хлебать, что придется. Иногда чай, иногда кофе, иногда сок. Все зависело от того, что именно принесет из магазина наша меланхоличная секретарша. Но не рассказывать же об этом здесь и сейчас, тем самым нарушая милую атмосферу семейного завтрака. К тому же оладьи оказались просто замечательными, да и чай тоже был неплох, хотя я любила послаще. Сергей так вообще был чудом, которым я могла любоваться, забыв о времени. Он сидел напротив меня в одних трусах и переднике, завязанном на пояснице пышным бантом. Загорелое крепкое тело, длинные сильные ноги, руки, которые творили со мной этой ночью черт знает что…
— Я знаю, — произнес он с самой паскудной ухмылкой, которую мне когда-либо доводилось видеть.
— Что ты знаешь?
— Что ты меня любишь, — заявил он, пребывая в полной уверенности, что по-другому просто не бывает и быть не может.
— Ишь ты! — хмыкнула я, нисколько не печалясь о том, что его самонадеянное заявление меня не задело, а ведь должно было. — И как сильно?
— Достаточно! — пробубнил он с набитым ртом. — Достаточно для того, чтобы не рассказать обо мне Игорю. Этот жучара наверняка заявился к тебе с визитом не просто так. Я прав?
— Прав. Не просто так, — согласилась я с самой безмятежной улыбкой на свете, совсем не распознав в его вопросах надвигающейся угрозы.
А ведь должна же была, потому что на улице вдруг все потемнело, и по оконному стеклу ударила редкая россыпь первых капель дождя.
— Ну, и что ты ему сказала? — Сережа ласкал меня взглядом, перебегая глазами с одного голого плеча на другое, не забывая при этом с аппетитом поглощать завтрак.
— А что я могу ему сказать? Мне ему сказать было нечего. — За окном сделалось совершенно темно, где-то вдалеке загрохотало, и через минуту дождь усилился.
— Надеюсь, обо мне вы не говорили? — Сережа принужденно рассмеялся, вскочил с места и принялся убирать со стола.
Бант на его пояснице подпрыгивал в такт его суетливым движениям. По непонятной мне причине я уставилась на этот самый бант, дался он мне…
— А что, мы должны были говорить о тебе? — вопросом на вопрос ответила я, почувствовав первые уколы неприятного ощущения, будто я чего-то недопонимаю в нашем с ним диалоге. — А вы разве знакомы, Сережа?
— Это имеет значение? — Обе чайные ложки с грохотом упали в ящик для столовых приборов. — Я задал тебе вопрос, будь добра ответить на него, как положено!
На улице громыхнуло так, что я невольно вжала голову в плечи. Капли дождя молотили уже о подоконник резвой морзянкой. Кухня освещалась частыми сполохами молний.
— Что ты ему сказала? — Аракелян снял с себя передник и, скомкав, небрежным движением запустил его в угол.
— Ничего! — Подняв пролетевший над моей головой фартук, я сложила его аккуратным треугольником и, встав со своего места, убрала в ящик шкафа. — А что я должна была ему сказать, не пойму?! Ты можешь выражаться точнее?!
Обиды в моем голосе сквозило предостаточно, и он это почувствовал, сменив раздражение на вкрадчивую тактичность.
— Ну… ты могла сказать ему, дорогая, к примеру, о том, что я был на вокзале в тот момент, когда…
— А ты был?! — прервала я его, похолодев.
Моим призрачным надеждам не суждено оправдаться. Не найдя его на железнодорожном вокзале, я пребывала в уверенности, что он проехал мимо. Просто проводил меня до поворота на автостоянку и не свернул за мной, проехал. Оказывается, нет.
— Был, — не соврал Аракелян, хоть за это ему спасибо. — Но это ничего не меняет. Я не убивал его, и ты это знаешь.
Утверждение было спорным, но возражать я не стала. Вместо этого спросила севшим от напряжения голосом:
— А… его убили?! Это точно?!
— Ты же сидела около него, когда он умирал. Даже за руку держала. Так что тебе уместнее задать этот вопрос.
Вот опять! Опять повторяется! Сначала Игорь, теперь еще и Сергей! Они что, сговорились все? И знают ведь все и обо мне, и о последних минутах жизни Володьки.
— Ну, сидела и что? И за руку даже держала, что это меняет? Что, по-твоему, он должен был мне сказать, умирая?! Сообщить имя убийцы, снабдить уликами, направить по нужному следу мое разбирательство?!
Зачем я сказала тогда про разбирательство? Зачем?! Это же было вымыслом чистой воды. Ни о чем таком я и не помышляла вовсе. Да и не было у меня никогда прежде стремления и желания сопоставлять какие-то факты, копаясь в деталях. Все это казалось мне муторным и неинтересным. А тут вдруг взяла и сказала, совсем не подозревая, что навлеку на свою бедную голову.
— Разбирательство??? — Лицо Сергея сделалось страшным. Одним прыжком сократив меж нами расстояние, он впился в мои голые плечи пальцами и принялся трясти, выкрикивая через слово ругательства: — Ты дура!!! Ты набитая дура!!! Разбирательство!!! Какое разбирательство??? Хочешь, как Нюрка Каренина на рельсах сдохнуть??? Дура!!! Конченая дура!!! Забудь об этом, слышишь?! Забудь и не вспоминай больше никогда!!! Если хочешь еще пожить, если хочешь, чтобы я был с тобой, забудь!!! Поняла меня, Дашка!!!
— Это твое условие? — Странно, что я вообще могла говорить в тот момент. Причем говорить достаточно твердо, без слез и нервной дрожи, которая постепенно начинала терзать меня изнутри.
— Да, черт побери!!! Это мое условие!!! Если я тебе дорог, то ты забудешь обо всем этом дерьме. Сегодня же, слышишь, поезжай на дачу и сиди там до конца отпуска. — Он вдруг сместил свою левую руку мне на затылок и силой заставил посмотреть ему в глаза. — Ты сделаешь так, Дашка!!! Или за последствия я не отвечаю!!!