Солоневич - Константин Сапожников

Связи с «Динамо», которые Иван Солоневич не отрицал, будут использоваться его недругами в эмиграции для обвинения в работе на ГПУ — НКВД: мол, ненадёжных людей «со стороны» в «Динамо» не брали.

Тамара устроилась переводчицей в Комиссию внешних сношений ВЦСПС, которая находилась в том же самом здании, где работал Иван. Первым «боевым» опытом для Тамары стало сопровождение делегации английских горняков в поездке по Советскому Союзу. Длительная забастовка этих шахтёров широко освещалась советской прессой, на поддержку их борьбы с капиталистами по всей стране собирались средства, имена их лидеров были у всех на слуху. Беспокоило Тамару только одно: как посмотрит Иван на её участие в «большевистском представлении» для английских пролетариев:

«Я поспешила к мужу. Рассказала, в чём дело. Нам обоим, конечно, было неприятно расставаться, тем более что до этого мы несколько месяцев провели врозь, он в Москве, а я в Одессе. Но предложение казалось мне настолько соблазнительным, мне так хотелось войти в контакт с настоящими, живыми англичанами, и казалось, что двери за границу как будто приоткрываются. Мечты бурным вихрем завертелись в моей голове. Обсудив всё, мы решили, что поехать всё-таки стоит».

Своими впечатлениями и наблюдениями об этой сорокадневной поездке, организованной Профинтерном, Тамара поделилась с эмигрантским читателем через десять лет. «Записки советской переводчицы» публиковались вначале в газете Солоневича «Голос России», затем вышли отдельным изданием. Масштабная даже по советским понятиям пропагандно-туристическая поездка «братьев по классу» была описана Тамарой с хроникальной точностью, с таким изобилием подробностей, мимолётных эпизодов, деталей поведения профсоюзного начальства и английских гостей, что, несомненно, эта повесть до сих пор сохраняет ценность исторического и человеческого документа. Тамара попыталась рассказать о том, какими методами и средствами, по её мнению, создавалась «потёмкинская иллюзия» благополучия и процветания Страны Советов в глазах иностранцев. И о том, какие чудеса словесной эквилибристики приходилось совершать членам «группы обслуживания», включая переводчицу, чтобы не допустить какого-либо политико-идеологического прокола, не вызвать подозрений в том, что ярко раскрашенные «домики достижений социализма» нередко являются декорациями-времянками.

Спецвагоны, выделенные для делегации, преодолели тысячи километров: Тула, Харьков, шахтёрские городки Донбасса, Кисловодск, Грозный, Тифлис, Баку. Везде повторялось одно и то же: многолюдные встречи на вокзалах, акты солидарности, интервью, обильные застолья и неизбежные подарки — от самоваров до ящиков с азербайджанским коньяком. Тамара признавалась, что даже на неё, убеждённую антикоммунистку, эти тщательно спланированные Профинтерном мероприятия оказывали влияние:

«Жизнерадостность, любопытство, почти детская восторженность от инсценированных большевиками приёмов, митингов и голосований немного раздражали, немного смешили и немного умиляли. Очень часто я ловила себя на сознании, что я раздваиваюсь: с одной стороны, мне до боли хотелось сказать англичанам правду о настоящем положении вещей, с другой, — какая-то безотчётная русская гордость вспыхивала и загоралась, когда они восторгались нашими просторами, нашей дивной кавказской природой, нашим гостеприимством».

Из этой поездки Тамара вернулась не с пустыми руками: не суррогатным, а настоящим коньяком для Ивана и чеканной фразой, которую могли тогда разделить все её коллеги по профессии: «Тяжела ты, шапка советской переводчицы!»

В мае 1927 года у Ивана появилась перспектива «легального» выезда за рубеж. Ему предложили место заведующего клубом советского торгпредства в Англии. Уже на следующий день мечты о загранице развеялись. В газетах было опубликовано сообщение о налёте британской полиции на офис и склады советской торговой компании «Аркос». Были захвачены компрометирующие документы, которые косвенно свидетельствовали о том, что некоторые сотрудники компании занимались разведывательной работой. Дипломатические отношения между Советским Союзом и Англией были разорваны с разочаровывающими последствиями для Солоневича: «Розовые надежды были отодвинуты до следующей оказии».

Тамаре с загранкомандировкой повезло больше. В 1928 году она вместе с сыном уехала на три года в Берлин для работы в советском торгпредстве.

Глава шестая

РАЙ В САЛТЫКОВКЕ

Иван Солоневич всегда говорил о Салтыковке, в которой он провёл свои последние свободные советские годы (1926–1933), как о земном рае. Обнаружить этот рай, который находился на 17-й версте Нижегородской железной дороги, стоило больших трудов. Как вспоминал Иван, ему пришлось в течение нескольких недель сбегать со службы, обследовать московские пригороды, расспрашивать встречных и поперечных о сдающемся внаём жилье. Ответы были неутешительными: не только в Москве, но и в её окрестностях свободных «квадратных метров» не было.

Наконец Солоневичу повезло. В июле в очередном «исследуемом» пригороде — посёлке Салтыковка, на улице Луговой, дом 12 — он увидел через забор пожилую супружескую пару, мирно пившую чай на веранде. Иван подошёл поближе, попросил воды. Добросердечные старички предложили ему чай. Завязался разговор, в котором доминировала тема поиска жилья. Солоневич пожаловался, что именно по этой причине живёт врозь с семьёй, застрявшей в Одессе.

Далее содержание разговора идёт в изложении Солоневича:

«— Так вы, значит, из Одессы? — спросил старичок.

Одесса пользуется репутацией самого вороватого города в России. И на вопрос: „Скажите, а вы не из Одессы?“ анекдот отвечает так: „Сами вы сволочь!“ Поэтому я поспешил поправиться:

— Я, собственно говоря, из Петербурга.

— Ага, — сказал старичок, — а в котором году вы бежали?

Я понял, что попался. И ответил туманно: как и все. Старушка предложила мне ещё стакан чаю. Потом поговорили о том о сём. Потом старушка вышла на кухню, старичок последовал за ней. Что-то шептались. У меня на душе было неуютно: вот проболтался! Но оба супруга скоро вернулись на веранду, и на меня свалилась манна небесная:

— У нас, видите ли, — сказал старичок, — кое-какое помещение есть — только, может быть, дороговато для вас будет, — тридцать пять рублей в месяц, две комнаты…»

Надо ли говорить, что Солоневич торговаться не стал. С владельцем «частнохозяйственной дачи» Александром Руденко и его женой семья Солоневичей мирно уживалась шесть лет. По мнению Ивана, главным достоинством этого обиталища было отсутствие домкома и всяческих, связанных с ним проблем и нервотрёпок. В Москве, на Тверской, ему пришлось принимать участие в собраниях жилищного кооператива, вникать в малоинтересные дела, связанные с починкой крыши, вывозом мусора, покупкой топлива для котельной и прочими хозяйственными проблемами. Солоневич вспоминал: «Я очень скоро сообразил, что ни о чём этом я, во-первых, не имею никакого понятия, а если бы и имел, то не имею никакой возможности заниматься всеми этими собраниями: у меня ведь есть всё-таки и мои собственные дела». Поэтому Солоневич регулярно саботировал собрания жильцов, что, конечно, негативно сказалось на его общественно-политической репутации.