Как стать плохим - Дэвид Боукер

— Вам, наверное, будет интересно узнать последние данные о пожаре, — начал он так, словно обращался к закоренелому преступнику.

— Я слушаю.

— Больше всего похоже на поджог.

— С чего вы взяли?

— На пепелище мы нашли остатки «Домашнего полена».

— Это еще что такое?

— Растопка для ленивых. Людям, у которых в доме камин, иногда трудно его растопить, понимаете? А с «Домашним поленом» все просто. Его выпускают «Брайант энд Мэй», они еще спички делают. В сущности, «Полено» представляет собой бревно, покрытое легковоспламеняющейся смесью. Продается в специальной бумаге. Поджигаете бумагу с одного конца — и дело сделано. Похоже, наш преступник поджег такое бревно и кинул его вам в окно. Пожар гарантирован. О книжном магазине и говорить нечего.

— Черт, — не удержался я.

— Прошу прощения? — Похоже, моя несдержанность задела детектива.

Я постарался взять себя в руки и рассказал ему про письма с угрозами.

— У вас они сохранились? — спросил Флетт?

— Да.

— Можете мне переслать? Возможно, нам удастся узнать, откуда их отправляли.

— Значит, кто-то и впрямь меня ненавидит… — Я не задавал вопрос, все и так было предельно ясно.

— Похоже на то. — Кажется, Флетт не особенно удивился. — Как вы думаете, кто бы это мог быть?

— Да кто угодно, — пожал я плечами.

Я всегда нервничаю при общении с полицией. Когда я нервничаю, то начинаю трепаться без умолку и выбалтываю что-нибудь лишнее. В девять лет у меня украли велосипед, и мне пришлось отвечать на вопросы полицейского. Я так распереживался, что признался в краже шоколадки из магазина через дорогу. Полицейский сказал, что шоколадка никакой роли не играет. Не играет, согласился я. Но вот фейерверк, который я устроил под окном у соседа, играет. Да еще какую. И я расплакался.

С детективом Флеттом все было так же, только я не плакал. Я рассказал, как Плохой Иисус заявился ко мне в магазин и надругался над книгой. Потом до меня дошло, что Иисус и прибить может, если я на него накатаю жалобу, так что я немного подтасовал факты насчет выступления Гавкера. Флетт отлично знал обоих мерзавцев.

— Вряд ли Баркеру хватило бы ума купить «Полено», — рассуждал он. — А для Виктора Каллагана сработано слишком топорно.

— Так кто это сделал? — не удержался я. — Мысли есть?

— Ну вы и наглец, мистер Мэдден.

— А что я такого сказал?

Флетт окинул меня холодным взглядом и поднялся.

— Будьте добры, подождите минутку, мистер Мэдден.

Детектив вышел, а я принялся разглядывать плакаты на стенах. Надпись на одном из них гласила: «ВЫ ЕГО ВИДЕЛИ?» На плакате был изображен явный маньяк-убийца с взъерошенными лохмами и безумным взглядом вытаращенных глаз. «Белый мужчина, 25–30 лет, рост около 180 сантиметров, среднего телосложения. Разыскивается в связи с серьезным происшествием на станции „Хаммерсмит“ 9 октября в 9 часов вечера. Вы стали очевидцем?» Вы не видели придурка с рюкзаком?

Хотя псих на плакате больше походил на шизанутого Фреда Флинтстона, меня посетило жгучее желание немедленно сбежать из участка.

Вернулся Флетт. С ним вошел еще один мужчина — постарше и более худой. Представился старшим детективом Бромли. Хоть Бромли и занимал более высокое положение, чем Флетт, держался он намного приветливее. Предложил мне выпить чаю, шоколаду или кофе. Я выбрал шоколад. Пока Флетт ходил за напитком, я повторил Бромли свою теорию.

Вскоре вернулся Флетт — с чашкой шоколада для меня и с какой-то бурдой для Бромли. Флетт отошел к двери и мялся там, как официант, которому не терпится сбежать домой. Бромли сел за стол и скрестил руки на груди, будто позируя для общего фото футбольной команды.

— Значит, так, Марк, — вполне дружелюбно начал он. Но это не было обычное дружелюбие, в нем таилась какая-то угроза. — Доказательств у нас нет, однако нам кажется, что ты сам поджег магазин.

— Неслыханно!

— Согласен, — кивнул Флетт. — Так зачем вы это сделали?

— Вы что, меня за идиота держите?

— Да, — невинно согласился Бромли. — А еще ты нам обоим кого-то напоминаешь.

Флетт согласно кивнул. Я неотрывно смотрел на них, боясь моргнуть, отвести взгляд и тем самым неосознанно привлечь внимание к злополучному плакату.

— Может, мы и ошибаемся, — продолжал Бромли. — Может, ты не поджигал свой дом. Но за тобой точно водится какой-то грешок.

— Точно, — встрял Флетт.

— А еще, — гнул свое Бромли, — ты нам не нравишься.

— Почему? — удивился я.

— Почему? — визгливо передразнил меня Флетт.

Я не мог найти в себе силы рассказать Каро, что случилось. Я сел в машину и поехал. Остановился в парке и долго вглядывался в зеркале в затуманенные любовью глаза. Неужели я проклят? Или просто дурак?

Я где-то читал, что представления об окружающем мире предопределяютжизнь. Допустим, добряк, который во всем ищет позитив, рано или поздно его найдет, а мизантроп неизбежно получит подтверждение тщетности всего сущего.

Ко мне это правило не относилось. Меня воспитали любящие родители, я ждал от жизни только добра. Теперь мои будни наполнены татуированными ублюдками, продажными полицейскими и мясниками с внешностью Иисуса Христа.

Пока я сидел, погруженный в боль, разочарование и жалость, у меня зазвонил мобильный телефон. Папа. Откровенно говоря, я удивился. Обычно папа просто так не звонил, а открытки и письма всегда присылала мама.

— В чем дело?

— Да так, решил узнать, как у тебя дела, — грубовато ответил папа.

— Неважно, — признался я.

— Мы за тебя переживаем.

Я заверил его, что все в порядке. Повисла долгая пауза.

— Ты еще там? — окликнул я. Папа откашлялся.

— Значит, это правда? Вы с Каро помолвлены?

— Насколько мне известно, да, — осторожно признался я.

— Я надеюсь, ты не забыл, как она с тобой обошлась в школе.

— Нет, пап.

— Бросила тебя, верно? Всю душу вымотала. Кто сказал, что она опять так не сделает?

— Да ладно тебе. Ей семнадцать лет было. В семнадцать лет вообще мозги не включают.

— Твоей матери было семнадцать, когда я сделал ей предложение.

— Это не в счет.

— Уж конечно… — Снова повисла пауза. — Ну да ладно. Просто знай: если попадешь в беду, мы рядом. Для того ведь и нужны родители.

— Да, пап.

Я повесил трубку. В глазах у меня стояли слезы — слезы стыда. Я взрослый человек, а папа до сих пор обо мне заботится. Мой толстокожий работяга-отец, который никогда меня не понимал. Да что там говорить, не понимал ничего, кроме своего футбола.

Пошел дождь. Я завел машину и выехал через парковые ворота. Когда я проезжал мимо дома Гордона, его побитая машина выскочила на дорогу прямо передо мной. Я резко затормозил. Гордон отправился на охоту за зеркалами.

После папиного звонка появление Гордона словно служило знаком свыше: «Тебе показали идеального отца, а теперь любуйся, вот полная его противоположность, законченный мерзавец».

Гордон так вывел меня из себя своим маневром, что я прибавил газу и обогнал его. Зеркалами Гордон не пользовался, так что до последнего момента не подозревал обо мне. Я подрезал его, успев заметить седые волосы в окне. Теперь пришла его очередь тормозить.

Как и все водители-эгоисты, Гордон с таким поворотом смириться не мог. Он яростно давил на клаксон, а левой рукой делал некие оскорбительные жесты. Фары его машины сияли в немом упреке.

В полной мере насладившись местью, я свернул на небольшую улочку, хотел пропустить ублюдка. Каково же было мое изумление, когда Гордон свернул за мной и снова просигналил. Я с горечью осознал, что отец моей нареченной свернул, дабы преследовать меня. Я обогнал его, и теперь, руководствуясь своей больной логикой, он не собирался отставать, пока не сделает меня.

В любой другой раз я пропустил бы его без лишних слов. Но сегодня я был слишком расстроен, слишком зол, чтобы уступать дорогу упертым недотепам. Я выехал на серединуулицы, не давая Гордону проехать. Помимо всего прочего, я сбросил скорость до законных двадцати километров в час.

В зеркало заднего вида я заметил, что Гордон совсем с катушек съехал. Он снял руки с руля и угрожающе потрясал кулаками. Его губы двигались, изо рта лился непрерывный поток неслышных мне ругательств.

Я опять сбросил скорость. Теперь я полз как улитка. Гордон дергался, словно одержимый бесами. Он выглядел так смешно, что я зло рассмеялся.

Впереди дорога изгибалась. Из соображений безопасности я опять вернулся на левую полосу. У меня и в мыслях не было провоцировать аварию.

Гордон тут же вдавил педаль газа в пол и рванул вперед. Его машина была быстрее моей, так что обогнал он меня с надменной легкостью. За поворотом послышался низкий сигнал — навстречу ехал грузовик. Гордон попытался затормозить, от колес пошел дымок… А потом я услышал грохот. Машины столкнулись. Грузовик остановился, водитель что-то орал.