Рождественское убийство - Агата Кристи

Пуаро заметил не только это. Несмотря на внешнюю развязность Гарри Ли, в нем чувствовалось плохо скрываемое напряжение.

— Ну-с, джентльмены, — сказал он. — Чем могу быть полезен?

— Мы будем рады, мистер Ли, если вы сумеете пролить нам хоть какой-нибудь свет на события этого вечера.

— Мне ничего не известно, — Гарри покачал головой. — Это все было ужасно и совершенно неожиданно.

— Насколько я знаю, — заметил Пуаро, — вы недавно вернулись из-за границы, не так ли, мистер Ли?

Гарри мгновенно обернулся к нему.

— Да. Всего неделя, как я высадился в Англии.

— Вы долго путешествовали?

Гарри Ли запрокинул голову и засмеялся.

— Какой смысл скрывать — все равно вам кто-нибудь расскажет! Я блудный сын, джентльмены! Почти двадцать лет прошло с тех пор, как я в последний раз перешагнул порог этого дома.

— Но вы все же возвратились сюда. Не объясните ли нам, почему?

— Это все та же старая добрая притча, — все с той же откровенностью и готовностью ответил Гарри. — Мне надоело питаться шелухой, которую едят свиньи, — или которой даже свиньи не едят, я не помню точно. Я подумал, что упитанный телец был бы для меня более подходящей пищей. А тут я как раз получил письмо от отца с предложением вернуться домой. Я с готовностью принял это предложение. Вот и все.

— Вы приехали только на Рождество или надолго? — спросил Пуаро.

— Я вернулся навсегда! — сказал Гарри.

— Ваш отец одобрил это решение?

— Старик был в восторге! — Гарри снова засмеялся, в глазах у него запрыгали веселые чертики. — Отцу было смертельно скучно жить здесь с Альфредом. С моим братом со скуки сдохнешь. Он, правда, человек достойный и тому прочее, но не компания моему папаше, который в свое время немало погулял. Вот почему ему нравилось мое общество.

— И ваш брат Альфред и его жена были довольны, что вы остаетесь здесь жить? — спросил Пуаро, с притворным удивлением уставившись в лицо Гарри.

— Альфред? Да он просто пришел в ярость. А что касается Лидии… Она была, вероятно, солидарна с Альфредом, но я не сомневаюсь, что с ней я, в конце концов, ужился бы. Лидия мне нравится. Очаровательная женщина. Я бы поладил с ней. Но Альфред — совсем другое дело. — Он снова засмеялся. — Альфред всегда ненавидел меня и завидовал мне. Надо сказать, у него были для этого основания. Он всегда был примерным сыном, покорным, тихим домоседом. И что бы получил за это в конце концов? То, что всегда получает примерный сын, — пинок в зад! Поверьте мне, джентльмены, добродетель в наше время себя не окупает!

Он внимательно переводил взгляд с одного лица на другое.

— Надеюсь, вас не шокирует моя откровенность, но ведь вам, по-видимому, нужна истина. Вам все равно придется перетряхнуть грязное белье нашей семейки. Так что я буду с вами откровенен до конца. Я не особенно расстроен смертью отца, — я ведь не видел его с юных лет — тем не менее, он был моим отцом, и он убит. — Я готов на все, только бы отомстить убийце. — Он нервно провел рукой по подбородку. — Мы все довольно мстительны в нашей семье. У всех Ли хорошая память, и я очень надеюсь, что рано или поздно убийца моего отца будет схвачен и повешен.

— Мне кажется, вы можете это доверить нам. Мы сделаем все, что в наших силах, сэр, — хмуро заметил Сагден.

— А если не сделаете, я сам этим займусь, — пообещал Гарри Ли.

— Может быть, вы догадываетесь о том, кто убийца, мистер Ли? — резко спросил начальник полиции.

Гарри покачал головой.

— Нет, — медленно сказал он. — Нет, не догадываюсь, — но вы знаете, я думал об этом и, к сожалению, понял, что убийство не могло быть делом рук постороннего.

— Вот как? — спросил Сагден, кивнув головой.

— Следовательно, — продолжал Гарри, — кто-то из живущих в доме убил его… Но кто, черт побери, мог это сделать? Слуг подозревать невозможно. Трессильян здесь чуть ли не с начала века. Идиот-лакей? Ни за что не поверю! Хорбери, конечно, весьма подозрителен, но Трессильян сказал мне, что он был в кино. Так что из этого вытекает, джентльмены? За исключением Стивена Фарра (а на кой черт, скажите мне, могло понадобиться Стивену Фарру приезжать из Южной Африки, чтобы убить абсолютно незнакомого ему человека?), за исключением этого красавца, все остальные — члены семьи. И убейте меня, если я знаю, кто из них мог это сделать! Альфред? Он обожал отца. Джордж? Кишка тонка! Дэвид? Он всегда был сентиментальным мечтателем. Он бледнеет, порезав себе палец. Кто-нибудь из женщин? Женщины не имеют обыкновения хладнокровно перерезать горло своим близким. Так кто же это все-таки сделал? Разрази меня бог, если я знаю. Все это чертовски неприятно.

Полковник Джонсон по своей привычке откашлялся и спросил:

— Когда сегодня в последний раз вы видели своего отца?

— После чая. У него только что был крупный разговор с Альфредом — о вашем покорном слуге. Старик никак не мог перестать стравливать нас друг с другом. Он обожал скандалы. Именно поэтому, по-моему, он до последнего дня скрывал от всех известие о моем прибытии. Хотел увидеть, какой шорох будет при моем внезапном появлении! Вот почему, я уверен, он заговорил об изменении условий своего завещания.

Пуаро слегка шевельнулся.

— Так ваш отец упоминал о своем завещании? — пробормотал он.

— Да, в присутствии всей семьи, да еще поглядывал на нас, как кот, — хотел увидеть, как мы будем реагировать. Он разговаривал по телефону со своим поверенным, просил его приехать к нему по этому поводу сразу же после Рождества.

— Какие изменения он собирался внести? — спросил Пуаро.

— Ну, этого-то он нам как раз и не сказал, — усмехнулся Гарри. — Старый лис! Я думал — или вернее сказать, надеялся, — что изменение будет в пользу вашего покорного слуги! Вне всяких сомнений, из всех прежних завещаний я был исключен. А теперь, полагаю, я снова должен был попасть туда. Тяжелый удар для других! Пилар тоже должно было подвезти, я думаю, — она пришлась старику по душе. Вы ее еще не видели? Моя испанская племянница. Великолепное существо — южная красота и жестокость. Жаль, что я ей всего лишь дядя!

— Вы сказали, ваш отец привязался к ней?

Гарри кивнул.

— Она умела с ним обходиться. Часами просиживала у него в комнате, слушая его болтовню. Клянусь, она знала, чего хотела! Но все равно он теперь мертв, и ничего уже нельзя изменить ни в пользу Пилар, ни, к несчастью, в мою.

Он нахмурился, ненадолго замолчал и затем продолжал другим тоном:

— Однако мы отвлеклись от темы. Вы спрашивали меня, когда я в последний раз видел отца. Как я уже сказал, это было после чая — должно быть, сразу же после шести. Старик был в хорошем настроении, выглядел, правда, немного усталым. Вскоре я ушел и оставил его с Хорбери. Больше я его в живых не видел.

— Где вы были в момент его смерти?

— В столовой вдвоем с братом Альфредом. Не слишком приятное после ужина времяпрепровождение. Мы как раз вели довольно резкий спор, когда услышали шум наверху. Мне показалось сначала, что там человек десять борются друг с другом. А затем несчастный отец закричал. Было похоже, прошу прощения, будто режут поросенка. Этот вопль парализовал Альфреда. У него от страха даже челюсть отвалилась. Я кое-как постарался привести его в чувство, и мы бросились наверх. Дверь была заперта, и ее пришлось взломать. Нелегкое дело, я вам скажу! И как, черт побери, она могла быть заперта, не понимаю! В комнате никого не было, кроме отца, а через окна, я готов поклясться, никто выскочить не мог!

— Дверь заперли снаружи, — объяснил суперинтендант Сагден.

— Что? — изумился Гарри. — Но я голову даю на отсечение, что ключ торчал изнутри!

— Так вы это заметили? — пробормотал Пуаро.

— Я многое замечаю, — резко ответил Гарри. — Это моя привычка.

Он с вызовом посмотрел на них.

— Вы хотите еще о чем-нибудь спросить меня, джентльмены?

Джонсон покачал головой.

— Благодарю вас, мистер Ли, на сей раз все. Попросите, пожалуйста, кого-нибудь еще из членов семьи пройти сюда.

— Разумеется.

Он вышел из комнаты, даже не обернувшись.

Трое детективов посмотрели друг на друга.

— Что вы скажете, Сагден? — спросил полковник Джонсон.

Суперинтендант озадаченно покачал головой.

— Он чего-то боится. Интересно, чего…

XI

Магдалена Ли эффектно задержалась в дверях. Длинной тонкой рукой она поправляла блестящие платиновые волосы. Зеленое бархатное платье облегало ее стройное тело. Она казалась очень юной и слегка испуганной.

Трое мужчин молча смотрели на нее: Джонсон — с восторгом, а суперинтендант Сагден, напротив, с бесстрастием человека, стремящегося как можно скорее перейти к делу. Пуаро тоже не скрывал своего восхищения — но не красотой, а тем, как Магдалена подавала себя.