Улица отчаяния - Йен Бенкс

Только он был во вполне здравом уме, а я совсем не собирался куда-то там переходить.

Кроме всего прочего, я и сам считай что сбрендил от опасений, что группа присвоит мои песни. Ведь у меня не было никаких доказательств, что они мои; в свое время мне не пришло в голову депонировать копии рукописей в банке или у какого-нибудь адвоката, ни один человек не мог присягнуть, что слышал эти мелодии до того, как их исполнила Дейвова команда, так что дойди дело до суда, получилось бы один мой голос против пяти.

Когда все это дошло до меня по длинной шее, я впал в самую натуральную панику, сделал — за какие-то бешеные деньги — фотокопии всех своих песен, запечатал их в конверт и взял с мамы обещание, что она передаст конверт отцу Макноту и чтобы он обязательно пометил на конверте, какого числа он его получил. Когда Дейв попросил у меня что-нибудь еще из песен, я на голубом глазу заявил, что готовых нет, что мне еще надо поработать. В действительности у меня было в запасе еще штук сорок — не доведенных, конечно же, до такой кондиции, как те полдюжины, над которыми потрудились Кристина и Дейв, но в общем-то практически готовых, да плюс заготовки в виде мелодий и отдельных риффов еще штук на двадцать-тридцать. Я врал потому, что хотел сперва посмотреть, как сложится судьба первой пачки.

Но ребята не отставали, и в конце концов, после долгих уверток, я передал им еще четыре песни, чтобы хватило материала для альбома, это сразу подняло статус группы в глазах зазывал. В июне начали поступать первые серьезные предложения. После долгих, утомительных переговоров (Дейвов папаша принимал в них не меньшее, если не большее участие, чем любой из нас) сомнительная радость заплатить за контракт с FrozenGold рекордную по тому времени сумму досталась Риковой компании «Эй-ар-си». Они поставили на группу такие деньги, что не могли допустить ее провала — именно этого и добивались Балфуры.

Соглашение было подписано, все детали оговорены. Мы делаем альбом, нам предоставляется вся необходимая для записи техническая помощь и сессионные музыканты; кроме того, к группе приставили опытного продюсера (чья бабка была шотландкой [19]) с заданием обеспечить нам максимальный успех и сделать, чтобы мы чувствовали себя как дома (вот ей-же-ей, они говорили это вполне серьезно). Раскрутка началась буквально на следующий день.

Дейв и так и так не добрал на экзамене баллов для поступления на медицинский, Кристина взяла годовой академический отпуск от своей физики, а Уэс решил, что, если разобраться, изучать английскую литературу не так уж и интересно; он воспылал любовью к синтезатору «Муг», а на студенческий грант, даже если загнать «хэммонд», такую штуку не купишь. Мики оставил свою работу в муниципалитете с сожалением человека, обтирающего сапог от собачьего дерьма.

И только Стив предпочел студенческую жизнь яркому, суматошному миру рока. Чего мы только не делали, чтобы его переубедить, причем особенно старался я. Я не хотел играть на сцене, сама эта идея повергала меня в ужас. Я никогда не скакал перед зеркалом, копируя ухватки Хендрикса, я хотел быть властью за троном, эдаким серым кардиналом. Мне казалось, что есть уйма людей, способных играть музыку, и очень мало таких, кто может ее сочинять. И все же они уговорили меня сыграть на пробу, начали хвалить, а я был непривычен к лести, а потому податлив и — сдался. Под обещание, что на меня никогда не будут светить прожекторами.

У нас было три недели студийного времени, а у нашего высокоученого трио было двенадцать месяцев, чтобы решить, какой из фундаментов материального благополучия выглядит более солидным и надежным — FrozenGold или добропорядочная работа. Может, конечно же, статься, что они руководствовались не соображениями меркантильного свойства, но стремлением к Самореализации; лично я о таких высоких материях не задумывался, да и они, скорее всего, тоже; даже по тому времени 1967 год был уже далеким, туманным прошлым.

В начале той недели Дейв, его папаша, плюс Кристина, плюс семейный адвокат Балфуров уехали в Лондон для окончательного оформления контракта; мы, остальные, дали им доверенность действовать и от нашего имени. Я набрал полную грудь воздуха и со страхом вступил в холодные воды юриспруденции — нанял (по совету Балфура-старшего) себе адвоката и поручил ему ведение моих дел. И был почти разочарован, что в общем и целом контракт составлен вполне корректно. Единственным спорным моментом было разделение авторского гонорара на три равные части… но кой черт, мне же действительно потребовалась помощь в аранжировке, Кристина и Дейв действительно много поработали, да и вообще, не в том я был тогда положении, чтобы слишком выступать.

Но я быстро штопал дыры в своем образовании и был уже почти уверен, что для следующей серии песен мне не потребуется ничья помощь. К тому же я особо позаботился, чтобы авторство всего будущего материала осталось вне сферы подписанного соглашения; это соглашение предусматривало выпуск трех альбомов (вместо пяти, как хотела того «Эй-ар-си»), но в нем не было пункта о том, что песни второго и третьего альбома также принадлежат всей группе, а не кому-то конкретно. Это был один из самых разумных моих поступков за всю мою жизнь. А вернее — единственный случай, когда я поступил абсолютно разумно. Не иначе как сдуру.

Меня, конечно же, ободрали, но я воспринимаю это как вполне умеренную плату за приобщение к мелкобуржуазной расчетливости. Без внешнего руководства я получил бы все авторство и гораздо меньший гонорар — чести, как поется в той арии, много, а денег мало. Да что там далеко ходить, некоторые мои знакомые едва сводят концы с концами, хотя их продажи давно перевалили за десять, пятнадцать миллионов экземпляров, вот тебе и всемирная слава. Господи, да им бы полагалось быть мультимиллионерами, даже после уплаты всех налогов, но их деньги буквально испарились, просочились в щели контрактов и соглашений, достались продюсерам и юристам, записывающим компаниям, администраторам и агентам, канули в бездонную яму налоговых сделок.

Тридцать три с третью процента (весьма пристойная доля) реальной, солидной суммы стоят несравненно больше, чем сто процентов радужного мыльного пузыря. Без вкуса к цифре конечного итога в этом бизнесе делать нечего.

И вот, значит, я, человек умудренный и значительный, опьяненный раскрывающимися передо мною перспективами, сидел со своей школьной подругой в баре «Ватерлоо». Полчаса назад, когда я буквально смел Джин с тротуара Эспедер-стрит, она выглядела совсем озябшей, но в теплом, прокуренном баре к зеленоватым щекам быстро вернулся румянец. Короткая стрижка ничуть не убавила блеска и пышности ее роскошных каштановых волос; ее лицо слегка округлилось, линии скул и подбородка стали более мягкими, женственными. Губы Джин утратили детскую припухлость и теперь, на мой сексуально многоопытный взгляд (в мае на вечеринке у Дейва я познакомился с очаровательной девушкой), они выглядели весьма привлекательно; груди, скрытые плиссированным корсажем длинного платья, все так же вызывали у меня легкое головокружение.

— Следи за прилавками, — сказал я. — Группа называется «Застывшее золото», альбом мы думаем назвать «Застывшее золото и жидкий лед», а на первом сингле будет либо песня «Еще один дождливый день», либо «Застывшее золото».

— Похоже, ты в восторге от этого названия, — улыбнулась Джин.

— К-какое т-там в восторге, в тихом ужасе, но они не приняли ни одно из тех, что я п-предлагал. А я подумал, если от этого названия никак не отделаешься, почему бы не обратить его нам на пользу? Сделать так, чтобы оно на нас работало. И тогда я взял первые буквы этих слов, F и G [20], понимаешь? И начал бренчать два аккорда, один за другим, и это звучало вполне клево, хорошо звучало. Теперь на них построено начало песни, понимаешь? Ставишь альбом и сразу это и слышишь, F, G. Это будет наш фирменный знак, понимаешь? Наша тема, лейтмотив, ну, в этом роде. Не так, конечно же, классно, как у Баха с его В, А, С, Н, но все равно классно, верно ведь? Такая штука, она сразу сработает на паблисити, понимаешь? Она даст журналистам о чем писать, о чем говорить по радио, ну и заставит людей запомнить мое имя, и это тоже.

Мучительная сухость во рту заставила меня прервать долгий, почти безостановочный треп и залпом заглотить пинту пива. Я извергал слова с такой пулеметной скоростью, что в нормальной обстановке непременно споткнулся бы если не на первом, то на втором слове, но сейчас, для разнообразия, мое заикание попросту не поспевало за языком, надо думать — от перевозбуждения.

— Классно-то классно, — улыбнулась Джин, — но ты бы с этим поосторожнее. Не слишком выпячивай себя, люди этого не любят.

— Любят, — расхохотался я, — еще как любят! Посмотри, как они обожают рок-звезд, а т-те т-только э-т-тим и занимаются. — И, заметив на ее лице сомнение, добавил: — Да ты не беспокойся, я и не думаю выпячиваться, этим займутся другие, а я буду так, на заднем плане. И я не намерен писать симфонии или что еще в этом роде, заметное. Я всего-то и хочу, что сочинять песни, мотивчики, которые можно насвистеть.