Можете звать меня Татьяной - Наталья Арбузова

Как они добирались! От станции на грузовике. Приехали. Изба нахолодала, отсырела: озеро рядом. Деревни как таковой нет – обычное дело. Один дед Юра (так его все приезжие зовут) зимует. Затопил печь, тут же и прилег. Налили ему. «Дед, а ты русалку давно видал?» - «Водяницу? водяникову дочку? да недавно. В ночь на прошлую пятницу. Сошел с крыльца, а она сидит на иве. Даже не пошевельнулась. Тоненькая такая, и будто светится. Я назад в избу от греха. Старику еще ничего, а молодого утопит». – «Ну, дед, я тебя не намного моложе. Года на четыре, не больше». – «Тебе виднее. Не считал, врать не буду». Тут Татьяна встряла. «Дед, а женщин они как?» - «Не любят. Может, и не утопит, а напугать напугает». Дед Юра посидел сколько прилично и ушел. Поели, убрали. Вадим улегся за занавеской. Подал оттуда голос: «Пойдешь смотреть русалок?» - «Пойду. Я за этим приехала». – «Смотри, нашим не рассказывай. Засмеют». И замолк. Татьяна выждала немного, накинула телогрейку, выскользнула в дверь.

Полнолуние. На луне тайные знаки. Озеро дышит в топких берегах. Татьяна в мыслях с Гоголем никогда не расстается. Если она вообще писатель, то ведет свой род от Гоголя. Ему, Гоголю, не боявшемуся вымысла, кланяется. Вон там, на дереве… шевельнулась, будто рукой поманила. Татьяна шагнула туда – нога увязла в трясине. Назад, пока твердь рядом. Вот как они нас, женщин, любят. Скорей в избу, сушить башмаки на печке. Вадим окликнул ее: «Ну что, пойдешь еще? то-то». Ни за что. Утром разглядела – лес стоит вкруг озера, деревня к берегу прижата. Как грузовик вчера проехал – диву даешься. А говорят, земля перенаселена. Вот она, лесная пустынюшка. Град Китеж на дне. В костромских болотах Иван Сусанин отряд поляков погубил. Или это тоже вымысел? Никто кроме потомков Ивана Сусанина о том не поведал. Как зыбко всё.

Конечно же. Татьяна не удержалась и по приезде в Москву рассказала всё Чарли Кордону, который за последний год сильно усох и стал похож на сдувшийся шарик. Пиджак хлопал от быстрых движений по его спине. Чарли всегда был на взводе, а тут загорелся еще пуще. Присадка украинской крови в нем взыграла. Хочу видеть! Обычно обидчивый Вадим Леонтович сразу позабыл все стычки с Шарлем-Карлом. Едем. Машину повел прямо от Москвы скептик Кордон-сын. Мотивы его участия пока оставались неясны. Так вот, они не могли найти дороги к озеру. И никаких тебе деревень окрест. Медвежий угол. Позвонили современному деду Юре на мобильник. Тот вышел навстречу, и всё образовалось. Но уж дед Юра домой не пошел. Печь истопили – он на нее залез и слушает, что умные люди неразумного скажут. Ишь что удумали: русалок снимать. Первая же съемка – вышла чистая пленка. Деду объяснили, что бывает и наоборот. Вроде ничего нет, а на пленке – богородица у колодца. Из этого колодца после воду брать не решались. Говорят – святая. А тут языческая нечисть. Тьфу.

Противоречивый Александр Кордон при всем своем скепсисе всё же надеялся поймать за хвост ирреальное. Но Вадим, лучше знавший местную нежить, достал с чердака крепкую веревку. Обвязал младшего Кордона тройным узлом и прикрепил к столбу крыльца. Месяц пошел на убыль, но видно еще неплохо. Вон сидит как ни в чем не бывало, рыбий чешуйчатый хвост свесила. И не совестится добрых людей. Александр начал к ней с камерой подбираться поближе. Авось на сей раз получится. Наши следили в тени под стеной за каждым его движением. Похоже, он попал в поле притяжения озерной девы. Бросил камеру – хорошо. не в топь – и рванулся к ней. Так рванулся, что ВЫДЕРНУЛ СТОЛБ и поволок по земле. Нечистая сила – она сильна. Все ринулись вослед. Дед Юра упал на столб тощим легким телом. Его потащило. Вадим догнал, плюхнулся сверху всей своей мужской жилистой тяжестью. На Вадима пала Татьяна, на Татьяну Чарли. А в озере темно. И есть ли там на дне рад Китеж – неизвестно. Вытянули Александра с топкой мели. Выстирали, высушили, благо печь еще топилась. Камеру нашли, подобрали. Глянули в ту сторону, где сидела ундина – ничего и никого там нет. Га-лю-цинация. Вот те и деревня Русалки. И опять пустая пленка.

Хотели наутро уезжать. Дед Юра так и не отлучался. Хотите. говорит, я вас в лес свожу? Лесного дедушку посмотрите. – А покажется он нам? – Если будет на то его соизволенье. Только уж этой, камеры то есть, не берите. – А мы его на мобильник. – Ну, попробуйте… посмотрим, что он вам исделает.

Лес тоже был местами сухой, а местами топкий. Кой-где белые камни выступали, точно грибные круги. И мох, мох. «Вон он… со спины. Теперь видите – это не леший. У лешего спины нет. И он на человека мало похож. Пальцы не те… растопырки. Глядите, глядите… уходит». Чуть сгорбленный старичок не обернулся. «А где он живет?» - «Где ему жить… ему и жить-то не надо. Одно слово – нежить». Стали выходить из лесу – не находят дороги. «Вот… вы его даже не фотографировали – только поглядели ему в спину – а он вам уже тропинку скрыл. Не ходите за мной… не любопытствуйте… Его это место, не ваше». Вышли где-то совсем на другой берег озера. Стали обходить – топко. Ну уж терпите. Пришли поздно, затопили печку, сушатся. Вот вам и лесной дедушка. А дед Юра за свое. Водяницу видали? водяникова дочка. Это он, водяник, Александрушку в воду тянул. Еле отбили. Его не хотите вызвать? Только мобильники оставьте в избе. Ладно, с утра пойдем.

Утро получилось хмурое. Над озером дымка. Нас пятеро. Должно быть, водяник нас уже видел, сосчитал, оценил наши силы. Ох, утащит. Дед Юра сказал: «Надо ему что-нибудь бросить. Не камешек, что-нибудь стоящее». Бросили севшую батарейку от будильника. Водяник на нее не клюнул. Пока думали, чего нам не жалко, далеко-далеко показалось нечто. Показалось и скрылось. Не лохнесское чудовище, нет. Голова, явно голова вроде человеческой. Дед Юра шепнул: «Айда домой, пока беды не вышло. Видели, и будет с вас». А озеро называется Бездна.

В общем, Кордоны уехали на своей машине, солоно или несолоно хлебавши. Во всяком случае съемка не состоялась. Не пытайтесь заснять нечисть – ничего не выйдет. Приехала молодая жена Вадима Олеся с сыном. Татьяна перебралась к деду Юре. Осталась гостить у водяника. Бездна ее засасывала. Появились еще свои дачники: Алексей Царев с женой Тамарой только что купили за гроши избу в Русалках по наводке Вадима. В воздухе запахло музеем Маяковского и альманахом «Пролог». Электричество, как ни странно, было. Ради каких заслуг деда Юры – Татьяна так и не разобралась. Алексей Царев засел за ноутбук верстать очередной номер альманаха. Вадим латал избу Алексею. Татьяна брала в лесу малину под пристальным взором лесного дедушки. Но, кажется, тот Татьяну принял за свою. Она была далека от общечеловеческих стандартов. Дед Юра, по-видимому, тоже находился с лесным дедушкой если не в родстве, то в свойстве. Как жил дед Юра, чем жил? своим хозяйством да тем, что дачники привезут. Тамара нашла песчаный бережок и отважно купалась в озере. Доила двух дедовых коз, лазала в курятник за яйцами, подкапывала дедову картошку. Дед же ловил рыбу – лодка недвижно стояла серед озера. Татьяна пристроилась на корме, силясь разглядеть дно Бездны. Напрасно. Ходила рыба, удивлялась леске и от любопытства попадала на пустой крючок, а после на сковородку.

Русалок теперь Татьяна видела каждую ночь. И по нескольку. Они ее тоже признали за свою. Не манили, не пугали. Татьяна разделась у Тамариной песчаной бухточки, бултыхнулась и поплыла прямо на луну. В воде почувствовала: у нее русалочий хвост. Вышла на берег – нет, босые озябшие ноги. Пошла наутро в лес и заплуталась. Так заплуталась, что и про ягоды забыла. Выходит пятый раз на одну и ту же поляну с кругом белых камней. Устала, села в середине круга на мох. Потеряла ощущение времени. Стемнело – ей ни к чему. Тут слышит: кричат свои, ищут ее с фонарями. Оказалось - была в двух шагах от дома.

«Дед Юра, окромя лесного дедушки обыкновенный заурядный леший здесь есть? Не дедушка же меня водил. На него не похоже». - «Ты, мать, сама себя водила. На лешего не греши. Его тут никто не видел. Лесной дедушка – да, наш. А чтобы леший… сама хороша». Никто не видел. Татьяна стала первооткрывательницей. На другой же день после этого разговора в лесу за четверть часа набрела на грибной круг камней. Стала посередине, аукнула. Оглянулась – у ней за спиной ОН. Шерстистый, с растопыренными пальцами. И сразу исчез. Побежала домой – легко вышла к дому. Деду Юре Татьяна пока не сказала. Сам как-нибудь увидит.

Фотографировать нельзя. А рисовать можно? Здесь в Вадимовом доме перебывало много художников. Татьяна нашла чем и намалевала детский рисунок. Пусть потом Чарли Кордон перепишет по-своему. Тот, легок на помине, приехал. Сын привез. Оставил отца у Вадима и через два дня назад. Чарли сел писать маслом лешего, но получался скорее врубелевский пан. Нужно самому видеть. Покажется ли ему леший, раз уж объявился в здешних местах? Его лешачье дело. Захочет- мелькнет ненадолго в чаще. Шарлю больше и не надо. Пошли, Татьяна, его посмотрим. Хоть какой-то прок от тебя будет.