Восточная миссия (сборник) - Сергей Бортников

6-я батарея расположилась биваком у одного из фортов. Произведенный австрийцами взрыв почти не повредил его: разрушена была только небольшая часть каменной кладки. Артиллерия, фланкирующие пулеметы остались на своих местах почти в полной исправности.

Прежде всего Веверна интересовали двенадцатидюймовые мортиры, из которых обстреливалась позиция его батареи. Болеслав Вильгельмович быстро разыскал их в глубоком бетонном бункере. К сожалению, восстановлению они не подлежали…

Констатировав сей печальный факт, капитан отправился в один из малых фортов Седлицской группы.

Подступы к нему защищались рядом зарытых в землю фугасов и несколькими широкими полосами проволочных заграждений, между которыми в изобилии были рассыпаны острые трехконечные шипы. Колючая проволока покрывала также слегка отлогие скосы и дно крепостного рва, одетого камнем. В его изгибе располагались казематы с пулеметами для продольного обстрела соответствующих участков.

За рвом, за валом, под стальными куполами стояли полевые пушки, охраняемые с флангов рядами пулеметов. В одном из куполов зияла крупная пробоина с широкой трещиной до самого низа от русского снаряда, осколками которого был сильно посечен ствол орудия.

Далее начинался крутой обрыв: вертикальная, в несколько саженей стена трехэтажной казармы, выходящей во внутренний двор, охраняемый скрытой в бетоне пулеметной батареей.

На дворе – две могилы, огороженные невысокой изгородью из белых стволов березы. Такие же белые березовые кресты, к которым прибиты две дощечки: «Два русских офицера» и «30 русских солдат».

Кто они, – эти неизвестные герои, с одними винтовками в руках преодолевшие столь невероятный путь, и здесь, у самой цели, расстрелянные невидимым врагом из скрытых в бетоне пулеметов?

Как выяснится позже – солдаты 73-го пехотного Крымского полка.

Австрийцы с честью похоронили их на том самом месте, какое русские богатыри залили своей горячей кровью…

Веверн разгуливал по крепости и размышлял, какая же причина заставила сдаться гарнизон, вооруженный столь мощной артиллерией, с запасом снарядов, которых хватило бы по меньшей мере еще на год осады?!

Да и с продовольствием дела были не так уж и плохи. На складах находилось достаточное количество заготовленного впрок конского мяса. Осталось также немного твердых, как камень, галет из белой муки, которые при умелом приготовлении быстро превращались в мягкий и очень вкусный белый хлеб.

Насколько удалось выяснить из разговоров с пленными, главной причиной сдачи Перемышля послужило падение дисциплины после неудачных попыток прорваться сквозь осаждающее кольцо русских войск на соединение со своими карпатскими армиями. В частях поднялся ропот, солдаты начали высказывать вслух свое неудовольствие, все чаще стали встречаться проявления межнациональной розни…

Пала дисциплина, пала и крепость.

В Перемышле Федулов, Чухломин и Зырянов встретились еще раз.

– Эх, сейчас бы по стакану бражки! – мечтательно бросил Григорий. – Так начальство вместо того, чтоб поднять боевой дух солдата, сухой закон на его голову придумало.

– Точно, – поддержал товарища Зырянов. – Сами, понимаешь ли, жрут водку в ресторанах под видом фруктовых напитков, а нашему брату – шиш!

– На! Хлебни! – улыбнулся Чухломин, протягивая Николаю флягу. – Я целый бидон этой заразы на австрийских складах нашел.

Тот припал к горлышку.

– Ох, и хороша сия штука, братцы…

– Дай мне! – не вытерпел Федулов. – И впрямь – хороша! Сливою пахнет!

– Э! Э! Мне немного оставьте! – взмолился Чухломин.

В честь взятия крепости солдатам было предоставлено немало личного времени, и друзья условились провести его вместе.

Расположились прямо в одном из фортов и, по очереди прикладываясь к фляге, не забывали вести задушевную беседу.

– Вот, скажите, братцы, почему мы их все время бьем? – рассуждал вслух Семен. – Вроде и техника у австрийцев лучше, и дисциплина крепше, а супротив нашего штыка – кишка тонка!

– Братства воинского у них нет! – отвечал умник Федулов. – Румыны ненавидят мадьяр. Поляки – русинов. А немцы – всех вместе взятых!

– И то правда! – соглашался Чухломин. – У нас говорят: сам погибай, а товарища выручай, а у них – каждый за свою шкуру трясется.

– Еще генерал Драгомиров учил: «Не думай о себе, думай о товарищах, товарищи о тебе подумают – вот первая воинская заповедь!»

– Драгомиров… Это тот, что командует корпусом?

– Не… Батяня его покойный… Михайло Иванович…

– И где ты такой умности набрался?

– Из книг, братец… Генерал Драгомиров – он, того, вышина – военный теоретик.

– Михайло Иванович… Вроде наш – русский, православный, – решил блеснуть знаниями и Семен Зырянов. – А сына своего Абрамом назвал – мы с ним под Львовом встречались. Какой же они веры? Какой национальности, так сказать?

– А бог их знает, братец. Впрочем, нам с тобой до их происхождения дела нет… Вот командир нашей дивизии – граф Келлер – вообще немец. А большего русака, чем он, на свете не найти!

22 апреля в Галицию прибыл сам батюшка-государь. Уже следующего дня бегло осмотрел Львов и на автомобиле отправился в Перемышль. Посетил церковь и поехал в дом, где жил комендант крепости Кусманек. Там были приготовлены комнаты для Его Императорского Величества. Немного отдохнув и переодевшись, царь отобедал с начальствующими лицами в бывшем гарнизонном австрийском офицерском собрании и спокойно отправился опочивать.

Утром, 24-го числа, Николай II выехал осматривать разбитые форты. За ним тянулась целая вереница автомобилей. Огромные глыбы разбитого камня и железобетона, сотни стволов громадных крепостных австрийских орудий, снятых с мест и уложенных, как покойники, рядами на земле, произвели на него неизгладимое впечатление. Неужели все эти, казалось бы, неодолимые препятствия, были сокрушены и взяты его войсками?

Государь внимательно выслушал доклады, по ходу вставляя едкие замечания, которые ясно показывали, что он хорошо знаком с подробностями подвигов и промахов командиров всех рангов. Это явно не понравилось некоторым высшим чинам Генштаба. Штабы вообще не любят делить славу с непосредственными участниками боев. Вот если неудача, то, конечно же, виноваты войска и их начальники. Ну а победа, успех – прежде всего заслуга выдающихся мыслителей – стратегов и тактиков. Так всегда было, есть и будет. И российская Ставка не стала исключением. Ее руководители никогда не разделяли восторга по поводу непосредственного общения Николая II с войсками и старалась этого не допускать. Мало ли, какую правду может высказать боевой офицер государю в ответ на его прямой вопрос?