Мургаш - Добри Джуров

трамвая на площади Святой Недели и, по привычке оглянувшись — нет ли «хвоста», отправились к нашей мастерской. Провели чудесный день. Купались у золотых мостов, играли и только после заката вернулись в город.

В последнее время мы не замечали ничего подозрительного и даже подумывали найти приличную квартиру: хватит спать на голых досках. И в тот момент, когда мы подходили к мастерской, меньше всего думая о полиции, нас остановили двое:

— Документы!

Коста был сильным парнем, да и я тоже не из слабых. На миг я подумал, что стоит дать бой агентам, а потом бежать. Однако мы решили, что ничего не грозит, полезли в карманы и достали паспорта. В это время из-за угла вынырнули еще два агента, а из глубины двора вышел полицейский, вооруженный винтовкой с примкнутым штыком.

«Хорошо, что мы не стали драться. Нас бы тут перестреляли», — подумал я и легонько толкнул Косту: дескать, веди себя смирно.

Нас ввели в помещение мастерской, где лицом к стене стоял один из наших рабочих.

— Руки за спину! Не оборачиваться! — скомандовал полицейский и толкнул в спину Косту, который стал что-то возражать.

— Что все это значит, господа? — подал голос и я.

— Молчать! — крикнул агент, и мы замолчали. Разговаривать, действительно, было бесполезно. Так или иначе, нас схватили, а за что — узнаем потом.

Так мы простояли несколько часов, пока постепенно не подошли все обитатели мастерской. Последним подошел хозяин. По всему было видно, что полиция давно следила за нами, ибо на вопрос начальника «Еще будут?» — агент ответил:

— Все. Последняя птичка прилетела.

Один из агентов остался в мастерской ждать, не подойдет ли кто-нибудь еще из нашей организации, а нас посадили в черный автомобиль и доставили в управление полиции.

Пока никого не обыскивали. Коста, сидя в автомашине, вспомнил, что в кармане у него лежит нелегальная газета и одна из листовок, которые мы печатали. Он полез в карман, смял бумагу и незаметно бросил под лавку в автомобиле. Никто этого не заметил, но, когда машина остановилась, комок выкатился на середину, и один из агентов поднял его.

— А что это, в приданое нам оставляешь? — спросил агент и схватил Поэта за ворот рубашки. — Это ты бросил?

Поэтом звали нашего товарища, которого я знал еще по учебе в столярной мастерской. Он писал стихи. Был ремсистом, но понятия не имел о нашей работе.

Не успели нас посадить в камеру, как агент тут же принялся допрашивать Поэта, пуская в ход кулаки. Парень растерялся и стал твердить, что никогда не видел этих бумаг. Тогда Коста сделал шаг вперед:

— Оставьте его. Это я бросил.

— Ах, ты? — удивился агент. — А где ты это взял?

— Случайно нашел, на Витоше. Положил в карман, чтобы потом прочитать…

— Как это, Коста, у тебя все «случайно» получается? — подошел к нему агент и взял его за подбородок.

— Что все?

— А вот что: «случайно» находишь листовки, «случайно» их носишь в кармане, «случайно» тебя исключают из училища, «случайно» арестовывают, «случайно» ты работаешь в нелегальной типографии…

Тут агент понял, что сказал лишнее. Он осекся, толкнул Косту в грудь и добавил сердито:

— Мы еще с тобой поговорим.

Этого было достаточно, чтобы мы все поняли: полиция действительно напала на наш след. Еще осенью 1936 года я переехал в Софию, там мне было поручено работать в одной подпольной типографии, и это продолжалось до 13 августа, когда меня и Косту арестовали.

Утром состоялся обещанный разговор. Он начался с избиения и избиением закончился.

На второй же день я убедился в том, что полиция была осведомлена о моей работе в нелегальной типографии. Она захватила наш ротатор, арестовала и Коле Зеленого. Единственно, о чем полиция не знала, кто мне дал поручение связаться с ним.

Чтобы избежать излишних побоев, я признался, что действительно работал в типографии, ибо был в затруднительном финансовом положении и решил подрабатывать в типографии, где мне платили 50 левов в день.

Разумеется, это особенно никого не могло ввести в заблуждение, но было удобной версией, которую я мог отстаивать на суде.

— Раз так, то не скажешь ли, кто рекомендовал тебя для работы в типографии, кто у вас шеф?

— Пожалуйста, мог бы и сказать…

— Имя! Имя говори! — крикнул следователь и ударил кулаком по столу.

— Вот имени я его и не знаю. Все скажу вам, а имени не знаю…

— Откуда ты его знаешь?

— Встречался с ним на вечеринках…

— Как он тебе предложил работать в типографии?

— Спросил, не хочу ли я заработать немного…

— А ты сказал, что хочешь?

— Да. Кто же откажется…

— Слушай, парень, неужели ты считаешь нас всех идиотами? Незнакомый человек ни с того ни с сего предлагает тебе работу, и не где-нибудь, а в подпольной типографии?!

— Я правду вам говорю…

Этот разговор, сопровождаемый постоянными побоями, повторялся десятки раз, пока агенты не убедились или не сделали вид, что верят мне.

— Ну хорошо, — сказал следователь. — Ты узнаешь своего шефа по фотографии?

— Конечно, узнаю… Столько раз его видел…

Я действительно много раз виделся с Миткой Шофером, который меня связал с Коле Зеленым. Это было совершенно верно. Но я, конечно, не собирался опознавать кого бы то ни было по полицейским альбомам.

На каждом листе в альбоме были снимки в профиль и анфас. Одних людей я знал по имени, других просто в лицо — видел когда-то на собраниях. Но ни в одном из них я «не мог» опознать таинственного незнакомца, которого так упорно искала полиция.

Терпение следователей стало иссякать.

— Этот? — спрашивали они, показывая следующий снимок.

В некоторых случаях я долго всматривался, потом… отрицательно мотал головой. В других случаях отвечал сразу:

— Нет, не он.

Когда мне перелистали все альбомы, начальник сказал:

— А ну-ка опиши нам его!

И я стал описывать внешность человека. Чтобы не сбиваться на допросах, я описывал портрет реального человека — сына бай Симо, который держал закусочную на улице Раковского. Парень этот никогда не имел к нашей работе никакого отношения.

Я дал такие подробные приметы, что агенты даже поверили мне и в следующем своем бюллетене поместили подробное описание «опасного коммуниста».

Вскоре нас перевезли в центральную софийскую тюрьму. После издевательств во время следствия попасть в тюрьму, к своим товарищам, было настоящей радостью.

На следующий же вечер с нами связались товарищи из партийного руководства, расспросили подробно о допросах, о том, что мы говорили своим следователям. Потом мы обсудили линию поведения на предстоящем суде. Наши товарищи позаботились и о том, чтобы у нас был защитник.

Из