Вихрь с окраин Империи - Роберт Фреза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я встречался с Мацудаирой-сан и склонен с вами согласиться, – дружелюбно отозвался Ёсида, удивляясь, что он открыто критикует соотечественника, говоря с иностранцем – хотя и со своим другом. – Не думаю, что Мацудаира-сан понимает здешние условия.
– Если ваш Мацудаира похож на предшественника, то он даже не станет стараться что-нибудь понять. Лучшее, что Антон Верещагин сделал за всю свою жизнь, так это расстрелял негодяя Туга. Жаль, что Верещагин потом не отправился на Землю и не довел работу до конца.
Сниман ненавидел «ЮСС» почти так же сильно, как любил Бога, и большинство на планете согласилось бы, что его ненависть вполне заслужена. Ёсиде пришло в голову, что слова, прозвучавшие бы гиперболой в устах других людей, были всего лишь констатацией факта в устах Луи Снимана. Для Луи Зейд-Африка была домом, который Господь даровал его народу и который «ЮСС» пыталась захватить и разрушить, чего он никогда не мог простить корпорации.
– Что сказала доктор Солчава во время последнего визита? – спросил Ёсида, меняя тему.
– Моя же невестка изругала меня за то, что я не делаю упражнений. Ну я ей выдал, можете не сомневаться! – Сниман внезапно смягчился. – Правда, говоря откровенно, я не уверен, что она это заметила. Никогда не мог понять, почему Ян на ней женился. Впрочем, то же самое произошло, когда мой сын взял меня в плен. Дома я ему высказал все, что думаю, а с него как с гуся вода.
– Брак самым странным образом воздействует на людей, – вполне искренне согласился Ёсида.
Младший лейтенант Ян Сниман, высокий красивый атлет, вырос на двенадцать сантиметров и прибавил пятнадцать килограммов с тех пор, как поступил в батальон Верещагина, несмотря на горячие протесты отца. Его жена, Наташа Алевтиновна Солчава-Сниман – врач верещагинского батальона, была довольна невзрачной особой, с высокомерием относящейся к солдатам и постоянно раздраженной необходимостью исцелять последствия чужих глупостей. К тому же она была на двенадцать лет старше Яна – еще одно доказательство того, что любовь слепа.
Из-за своего характера Солчава трижды увольнялась из батальона, где все были готовы биться об заклад, что не пройдет и года, как она, разведется с Яном, а в течение следующих двух выйдет за него снова. Однако Ян был на хорошем счету, поэтому в 10-м взводе смотрели сквозь пальцы на все его причуды, да и Солчаву брак смягчил достаточно, чтобы мириться с таким капризным пациентом, как ее свекор.
– Не знаю, что он в ней нашел, – проворчал Сниман.
– Такое случается сплошь и рядом. Что вы нашли в вашей жене?
– Было бы правильнее спросить, что она нашла во мне. – Сниман развернул кресло и направился в кухню. – Посидите здесь минутку. У меня есть бутылочка пива, и так как моя невестка запретила мне пить, то я, по крайней мере, получу удовольствие, глядя, как вы это делаете. Кстати, я говорил вам, что отправил письмо этой Брувер? Пожаловался ей на обычные безобразия и указал заодно, где следует находиться женщине. Она мне ответила – ее письмо где-то здесь.
Подъехав к серванту, Сниман выдвинул ящик и вытащил письмо Брувер.
– «Хеэр Сниман, я получила ваше последнее послание. Жаль, что во время мятежа ни у моего мужа, ни у моего деда не нашлось времени пристрелить вас. Надеюсь, что вы и впредь будете пребывать в добром здравии и продолжать беспокоить меня время от времени».
Сниман хлопнул по бумаге свободной рукой.
– Вот это письмо! – И добавил с ворчливым профессиональным одобрением: – Шайка воров – вот кто они такие! А ваш подполковник Верещагин – самый большой вор из всех!
Сниман был последним нераскаявшимся «героем» мятежа, и лидеры Африканерского движения сопротивления дали понять, что намерены сделать его президентом «реформированной» республики, если им удастся захватить власть, хотя на деле собирались предоставить ему не больше полномочий, чем тот же Верещагин. Самое мягкое определение, какое Луис Сниман давал АД С, было «глупые щенки».
Когда спустя час Тихару Ёсида вышел из дома Снимана, его остановил капитан Янагита из штаба адмирала Хории, желавший обсудить политическую ситуацию на Зейд-Африке и ту роль в ее эволюции, которую в будущем предстояло сыграть Ёсиде.
Одетый в мятый свитер и брюки Рауль Санмартин махнул рукой ночному сторожу, направляясь вместе с Христосом Клаассеном к маленькому зданию на территории Зейд-африканского университета на окраине Претории.
– Мы выбрали для нашего университета не слишком оригинальное название, – с улыбкой заметил Клаассен. – Возможно, мне следует предложить другим членам совета попечителей изменить его?
– После чего нас обоих, по всей вероятности, обмажут дегтем и вываляют в перьях.
Клаассен указал на ночного сторожа.
– Он вас знает?
– Корнелиус Бота в действительности студент инженерного факультета – он славный парень. Мы часто болтаем, так как я больше бываю здесь ночью, чем днем. – Санмартин нахмурился. – Большинство моих коллег думает, что когда Корнелиус надевает эту форму, то становится невидимым. И уже очень скоро нашим попечителям может захотеться проделать то же самое.
– Если бы только у нас было хоть пятьдесят лет, – вздохнул Клаассен.
Факультет зейд-африканской экологии занимал небольшое здание на самом краю территории в соответствии с его скромным статусом недавно введенной дисциплины.
– Симон! Мария! Карел! – окликнул Санмартин, когда они вошли. – Иди сюда, я хочу познакомить тебя кое с кем. – Он обернулся к Клаассену. – Когда Симон работает, нужно поджечь дом, чтобы привлечь его внимание.
Едва заглянув в лабораторию, Санмартин чуть ли не вытолкал оттуда высокого и тощего Симона Бетье. Когда к ним присоединились Мария Вилджунс и Карел Кукумер, Санмартин представил их.
– Хеэр Клаассен, позвольте познакомить вас с Симоном Бетье – моим ближайшим помощником на факультете и нашими двумя лекторами – Марией Вилджунс и Карелом Кукемуром.
Вилджунс была низенькой, веселой на вид женщиной. Кукемур, самый молодой из всех и заметно робевший, отращивал первые усы, походившие пока на грязное пятно над губой.
В первую очередь политик и в последнюю – банкир, Клаассен обменялся со всеми рукопожатиями.
– Пожалуйста, называйте меня Христос. Рауль много рассказывал мне о вас троих.
Маленький амфитилий высунул голову из-за угла, попробовал воздух языком и снова скрылся.
– Это Саллюст – четвертый член нашего постоянного штата. Мы назвали этот вид Xenoambystoma hendricka, – пояснил Санмартин. – Мы отловили Саллюста, чтобы изучить его эктопаразитов, а он решил навсегда остаться здесь. Саллюст до сих пор боится чужих, которые не приносят ему еду.
– Карел научил Саллюста пользоваться мусорным ведром, что не такое уж большое достижение, учитывая интеллект животного, – гордо сообщил Бетье, подталкивая вперед покрасневшего Кукемура.
– Я не поверил Раулю, когда он сказал, что вы работаете даже по ночам, – заметил Клаассен. – Удивлен подобным усердием.
– Я не устаю Твердить, что они еще слишком молоды, чтобы тратить себя на вино, и пока что они мне верят. – Санмартин обернулся к коллегам. – Христос – член совета попечителей университета.
Клаассен рассмеялся.
– Вдобавок глава лояльной оппозиции, а это означает, что я ежедневно критикую Рауля и его жену, но когда речь идет об университете, наши мнения совпадают. Я познакомился с Раулем во время мятежа – так сказать, на профессиональной основе, – а дедушка Ханны был одним из моих лучших друзей.
– С тех пор университет немного изменился, – сухо заметил Санмартин.
Ректор университета, девять из двенадцати попечителей и даже дюжина преподавателей были либо убиты во время мятежа, либо депортированы за участие в нем. Некогда одно из самых реакционных учреждений планеты, университет после чистки персонала стал одним из самых прогрессивных.
– Я очень признателен вам, хеэр Клаассен, – снова заговорил Симон. – Профессор Санмартин упоминал о вашей огромной помощи в организации факультета зейд-африканской экологии. Не знаю, Что бы мы без вас делали.
– О, моя помощь не так уж велика, – просиял Клаассен. – Думаю, в прошлом году профессору Адаму Блоку приходилось ходить по лезвию бритвы, чтобы держать Рауля подальше от бюджета биологического факультета.
– Расскажи им все, Христос, – рассмеялся Санмартин. – Симон знает правду, а остальные готовы ее услышать.
– Бедному старому доктору Блоку пришлось здорово выкручивать руки, хотя с тех пор он научился признавать свои ошибки. Этот факультет необходим нашему народу. Сомневаюсь, что у Адама за двадцать лет возникла хоть одна оригинальная идея, а то, как его факультет избегал изучения и преподавания зейд-африканской биологии, было просто преступно. Мы не раз вгоняли его в краску, говоря, что Рауль намерен стать профессором, несмотря на…
– Несмотря на мои несуществующие рекомендации, – закончил за него Санмартин.