Кровь избранных - Кай Дзен

— А у тебя, я полагаю, есть какие-то предложения, иначе ты не разразился бы такой длинной речью. С самого нашего знакомства не слышал от тебя столько болтовни.

Дерюйтер умел рисковать, но сейчас ему необходимо было безрассудное везение. Он понимал, что у него мало времени.

— У тебя есть человек, который мог бы помочь Триаде сблизиться с набирающим силу народным движением. Тебе ведь известно о политических симпатиях Шань Фена? И что ты велишь ему делать? Нянчить старого чокнутого барона? Ученого, впавшего в детство, который, словно какой-нибудь товар, купил услуги организации! А ведь немцев в этих краях ненавидят больше всех, если не считать японцев. Вызови мальчишку и используй его для налаживания отношений с националистами. Вот тебе мой совет.

Юй Хуа прищурился и пристально вгляделся в голландца.

— Я тоже мог бы дать тебе совет… Но я привык знать причину поведения своих людей, прежде чем удостоить их доверия. Каковы твои мотивы?

— Может, я устал быть боцманом в твоих плавучих игорных домах. Может, я заслуживаю большего.

Юй Хуа рассмеялся:

— Кто бы мог подумать? И наш голландец тоже лелеет амбициозные планы, как и все остальные. Только предпочитает делать это тихо.

Окаменевшее лицо Дерюйтера смягчила легкая улыбка.

— Ганс, пошли телеграмму нашему человеку в Аньхое: я отправил Шань Фена именно туда. И вели ему прислать мальчишку в Шанхай как можно скорее.

Тут лицо голландца окончательно разгладилось. Ганс услышал название провинции, где прятался Хофштадтер, чего он и добивался.

16

Шанхай,

июль 1920

(2)

Шань Фен приехал в Шанхай к вечеру и удивился тому чувству, которое вызвал в нем оглушительный гомон бессонного города. После аньхойской тишины ему вдруг стало трудно снова привыкнуть к постоянному шуму. Юноша поймал себя на том, что его раздражают голоса рикш, препиравшихся друг с другом из-за места перед ночным клубом, из которого доносилось звучание оркестра и выходили разодетые европейцы. Парень направился к двери, и звуки менялись, не смолкая: из игровых и курительных залов неслись крики, взрывы смеха, щелканье костей в стаканчиках и фишек маджонга по доскам. Пьяные либо блевали за углом, либо ругались, играя в морру.[63] Сводники сновали между борделями по улице Сычуань и шепотом вели переговоры в прилегающих переулках.

Да, Шанхая ему не хватало, и к черту тишину.

Юй Хуа вызвал Шань Фена сухим и уклончивым приказом. Он не любил пускаться в пространные объяснения, но это не означало, что с его приказами можно не считаться.

— Я постараюсь вернуться как можно быстрее. — С этими словами парень простился с Хофштадтером.

— Делай что должен, мой мальчик, и ни о чем не беспокойся. Нельзя взвалить себе на плечи груз всего мира. — Профессор сощурил голубые глаза и взглянул на китайца с ласковой иронией.

Юноша попытался вернуть сумку с заметками, но ученый отказался: и рядом, и вдалеке Шань Фен оставался его единственным доверенным лицом.

Парень отправился в путь ранним утром. До полудня китаец ехал на лошади, а потом, как только позволила дорога, на попутной машине до самого центра Шанхая. Хотя он и торопился, но все же заглянул домой, в маленькую лачужку в одном из переулков к северу от Нанкинской улицы. В последнее время юноша жил в основном на вилле Хофштадтера, и теперь ему было странно смотреть на бедную обстановку, от которой успел отвыкнуть. В углу лежало аккуратно сложенное одеяло матери. У парня сжалось сердце. Сначала китаец хотел оставить сумку с заметками профессора здесь, но потом решил взять с собой.

Шань Фен отправился в маленькую контору в порту, где располагалось импортно-экспортное общество, служившее ширмой совсем для других дел. В прихожей не было ни одного стула. Раз уж Юй Хуа в такой поздний час находился здесь, значит, предстояло что-то важное и срочное. Может, по Хуанпу должен прийти какой-нибудь груз, требующий особого внимания?

Юй вышел из конторы, быстрым шагом подошел к Шань Фену, крепко взял его за плечи, поглядел в глаза и улыбнулся:

— Для тебя настало время заняться более важными делами, чем чистка ботинок европейцу. Пошли.

Они двинулись по улице, ведущей вдоль пристани, и первое время шли молча. Потом глава Триады заговорил:

— Не думай, что никто не знает твоих политических симпатий, парень. Хоть ты и действовал тактично и старался не путать эмоции с обязанностями по отношению к организации. За это я тебе благодарен. Но мне известно и о том, что ты ходишь на собрания к националистам и к тем, кого вдохновляют большевики. Я все знаю и не имею ничего против. Мужчина, которого не волнуют судьбы его страны, не мужчина. Мой пост не дает мне об этом забывать… Есть раны, которые легко не заживают.

И Старший Брат напустил на себя задумчивый вид. Они пошли к отдаленным, маленьким, плохо освещенным причалам и остановились у последнего, к которому пришвартовалось крошечное парусное суденышко, сампан.[64] Его спешно разгружали два человека, а третий, стоявший на страже, поначалу встревожился, увидев чужаков, но, узнав Юй Хуа, расслабился.

— Здесь оружие, предназначенное для отрядов провинции Аньхой, но лучше будет отправить его националистам, — произнес глава организации. — Твоя задача — доставить груз. Воспользуйся своими связями. Также нужно передать и деньги, которые получишь отдельно. Это вклад в революцию, надежда на то, что падение правительства Пекина не за горами. Надеюсь, ты понимаешь, какая честь тебе оказана и какая ответственность на тебя легла.

Парень глубоко вдохнул соленый воздух, густо пахнущий гниющими водорослями, и решительно кивнул, подняв глаза на босса. Шань Фена смутили слова Юй Хуа и удивили радикальные перемены целей главы Триады. Но суть задания, его политическая окраска были яснее ясного. Ему впервые доверили руководить операцией. Он сам должен будет решать все детали и устанавливать отношения с противной стороной, если все это не просто реклама… Шань Чу словно нарочно придумал задание, чтобы парень успешно выполнил поручение Мао Цзэдуна: заинтересовать тайные общества деятельностью коммунистов.

Юноша был уверен: его хозяин понятия не имел о разнице, существовавшей между Гоминьданом и соратниками Мао. Шань Фен и сам не разбирался в этих тонкостях. Юноша знал только, что коммунисты хотели объединить Китай и отдать его народу, а националисты желали того же, но для себя. Но сейчас это было неважно. Главное — начать.

Однако имелся еще один нерешенный вопрос.

— А кто будет заботиться о Хофштадтере? — Шань Фен пытался скрыть тревогу, но она все равно прозвучала в его голосе.

— Сейчас судьба европейца интересует нас меньше всего, — отчеканил Юй Хуа.

Парень отвел глаза, повернувшись к сампану. Ему стало не по себе.

На другой день Шань Фен стучал в облезлую дверь безымянного здания у границы Джонхуа Лу, а мысли возвращались к поспешному прощанию с Хофштадтером. Парень решил, что надо обязательно будет проведать старика. В первые утренние часы он попытался встретиться с Цзэдуном, но ему сказали, что тот уехал в Хунань, к себе на родину. Из-за неминуемого столкновения между кликами провинций Аньхой и Чжили северные войска передислоцировались в Чанша. Мао с друзьями поспешили воспользоваться удачным моментом, чтобы добиться упразднения военного губернаторства и направить в район группу по изучению теории марксизма. Китай не ограничивался одним Шанхаем, как и революция не имела только единственного основоположника.

Человека, открывшего Шань Фену дверь, звали Линь, и юноше он очень не нравился. Этот скользкий тип то помогал коммунистам, то гоминьдановцам, не примыкая ни к тем ни к другим, в общем, вел себя как торгаш. Но, если вдуматься, Шань Фен тоже был таким же, как он. Крошечное рисовое зернышко.

Как только Линь согласно кивнул, парень обернулся к двум сопровождающим, ожидавшим в кузове припаркованной рядом машины, и жестом подозвал их. Те стали быстро выгружать ящики.

— А деньги? — спросил получатель.

— Я передам их только Чэнь Дусю, — ответил Шань Фен. Ему показалось, что на лице Линя промелькнула досада.

Да, крошечное рисовое зернышко, но не дурак.

17

Провинция Аньхой,

июль 1920

(1)

По прошествии времени Шань Фен попросил Юй Хуа отпустить его в последний раз повидаться с профессором «по вопросу чести». Старший Брат посмотрел на подчиненного долгим скептическим взглядом и решил отпустить. Парень работал не покладая рук и быстро восстановил связи со старыми друзьями. В короткий срок были заложены основы выгодного сотрудничества между Триадой и перспективной политической силой. Однако на поездку Юй дал ему только два дня: честь, конечно, дело важное, но время тоже не терпит.