Распутье Воронов - Анджей Сапковский

интереса не показал, ничего не спросил и в разговоре ни словом не участвовал.

Из чего я вывожу, что оный Геральт ничего толком о тех происшествиях не знает. У ведьмаков настоящий возраст отгадать трудно, однако оному Геральту, по моему разумению, никак не больше, чем decem et octo, а значит, в 1194 его и на свете быть не могло.

Вместе с тем сообщаю, что ведьмак у меня более не работает. Хотели его мои розмыслы нанять для охоты и истребления лесных эльфов, уж больно они обнаглели, да ведьмак отказался, эльфы-де существа разумные, и он-де их убивать не станет. За это я его уволил и велел уезжать прочь. Куда он поехал, то мне неведомо.

Pax vobiscum,

Михаэлидес Блауфалл, praefectus stratificum

Окружённый стеною храм богини Мелитэле стоял неподалёку от городка Франкталь, что лежал в долине того же названия. Долина была чрезвычайно живописна, она полукружьем врезалась между крутыми склонами. Северный склон порос сосновым бором, на южном царили белоствольные берёзы, дубы да буки. На южном склоне скрывался также исток ручейка, спадающего несколькими каскадами, чтобы в итоге плавно извиться посреди долины.

Геральт пришпорил Плотву и вброд пересёк ручей.

Храм богини Мелитэле, один из немногих уцелевших, размещался в бывшем эльфийском дворце, что звался Эльсборгом, примерно в стае от городка Франкталь, в излучине ручья, среди высоких плакучих ив. Обычно округа была безлюдной, а потому Геральт удивился, увидев у входа в храм кучку людей. Однако беспокоиться о том не стал. Подъехал ближе.

— Это ещё кто? — услышал он. — Что за бродяга?

— Да ладно, кум. Чай, не баба, а мы здесь поставлены гнать только баб, ага?

Ведьмак спешился. Ворота храма были слишком низкими, чтобы въехать в них верхом. Он постучал.

— Эй, ты! — услышал он снова. — Тебе здесь чего надо? Ты с этими курвами в сговоре? С детоубийцами? А может, ты ихной породы? Эй! Я с тобой говорю!

Мужик, собиравшийся схватить его за рукав, был весьма крепок, но не настолько, решил Геральт, чтобы устоять на ногах после удара. Он нащупал в кармане ключ, полученный от Хольта. Он решал, куда ударить. Орбитальная кость? Или глабелла — в полудюйме от переносицы?

Кажется, мужик что-то увидел в глазах ведьмака, потому что отступил и сглотнул слюну. Ведьмак уже почти решился, стиснул в кулаке ключ, когда ворота распахнулись, в них стояла высокая жрица. Он помнил её, она всегда отличалась стремительной реакцией. Сориентировалась и на этот раз.

— Входи, — повелела без церемоний. — Скорее. Сию секунду.

Закрыла за ним ворота и заложила засов.

— Здравствуй, Нэннеке.

— Здравствуй, Геральт. Ты вырос. Я помню тебя мальчишкой. Ты доставал головой чуть выше пояса моей юбки. А теперь, гляньте-ка, парень хоть куда, мечи за спиной… Ведьмак, настоящий ведьмак.

— А я тебе помню послушницей. Теперь уже жрица…

— То, что ты намеревался сделать у ворот, — она взглянула на него сурово, — было бы очень глупо.

— Да ведь я ничего не сделал.

Она вздохнула.

— Учим вас, учим, а вы опять за своё.

— Да не всему научили, — уныло ответил он. — А потом сраму натерпишься. Я не знаю, что такое орбита. Что такое дьявольский договор. Не знаю, что такое сустентация. Или что такое перпро кура. И что такое finis…

— Чтобы достичь finis своего обучения, — резко прервала она его, — запишись зимой на учёбу в Оксенфурте. Вольнослушателем. Книги читай в свободное время.

— Прости. Я не хотел…

— Хотел. Оставь коня здесь, на конюшне.

Они вышли на дорожку, ведущую к главному зданию.

— Давно ты на дороге? Когда покинул Замок?

— В марте. Накануне Эквинокция.

— Далеко ли путешествовал?

— В общем-то… Я только в Каэдвене.

— Только в Каэдвене? — удивилась она. — А ведь ты так хотел увидеть океан, я помню. Лукоморье, Новиград, Горс Велен…

— Может, когда-нибудь. В Каэдвене я убил несколько чудовищ.

— Хвастунишка. Но что привело тебя к нам? Похвастаться? Пожаловаться на наше неправильное обучение? Или что-то ещё? Эликсиры? Потому что ты ведь не ранен и не болен? По тебе не скажешь.

— Эликсиры мне пригодятся, быстро кончаются. Но больше всего… Мне хотелось бы поговорить с матерью Ассумптой.

— Вот как, — Нэннеке не смотрела на него. — Видать, важное у тебя дело. А мать Ассумпта очень занята. Не знаю, примет ли она тебя.

— Пока не попытаемся, не узнаем.

— Умник.

Они прошли через сад.

Работающие на грядах жрицы и послушницы провожали их взглядами. Некоторые помахали ему, он их не помнил. Ничего странного, когда он видел их в последний раз, они был маленькими девочками. А ничто в мире не меняется так быстро, как девочки.

Они пошли дальше.

Под навесом, открытым со всех сторон, чтобы продувало насквозь, несколько послушниц в масках и высоких перчатках трудились над изготовлением мыла, смешивая в чанах щёлочи, соду, масла и какие-то сильно пахнущие благовония. Геральт знал, что мыло из Эльсборга пользуется заслуженной славой даже за пределами Каэдвена. Его самого, когда он учился в храме, заставляли пользоваться таким мылом. В Каэр Морхене в ходу было только ничем не пахнущее хозяйственное мыло. Дело было не в презрении к благовониям, которые не к лицу настоящим мужчинам. Подавляющее большинство монстров обладало очень чувствительным — а некоторые даже невообразимо чувствительным — обонянием. Неестественно пахнущий ведьмак становился для них лёгкой добычей.

— Нас отсюда выгоняют, — вдруг сказала Нэннеке.

— Что?

— Нас отсюда выгоняют, — повторила она, сощурившись. — Одна из причин… не единственная… это вы, мальчишки из Каэр Морхена. Они прознали, что мы вас здесь учили.

Жрица постучала в дубовые двери. Дождались приглашения, вошли.

Ассумпта из Ривии, главная жрица храма, сидела за столом, заваленным пергаментами. В последний раз Геральт видел её восемь лет нахад. С тех пор она поправилась. И сильно поседела.

С ней были две жрицы и послушница. Жрицы ему улыбнулись. Он знал обеих. Флавия учила его истории. Аилид — Старшей Речи. Послушницу он не знал. Она была слишком молода, чтобы он мог её знать.

— Мать Ассумпта, — сказала Нэннеке, — это Геральт…

— Я вижу. Флавия, Аилид, Здравка, благодарю вас. Тебя тоже, Нэннеке. Садись, Геральт.

За окном, выходящим в сад, стрекотали сороки. Пронзительно. Наверное, заметили где-то кошку.

— У тебя изменилось лицо, — сказала, наконец, жрица. — И глаза, это не связано с мутацией. И ты никогда не кривил так губы. Не говори ничего. Я и так знаю.

— Говорят… — он откашлялся. — Говорят, хотят вас выгнать отсюда. И говорят, что это мы виноваты.

— Кто тебе это сказал? Нэннеке? Нет, Геральт. Никто из вас, учившихся здесь мальчишек, ни в чём не виноват, и ни на кого из ведьмаков