Суши с хлебом (СИ) - Тата Кит

что там у тебя. А ты тут пока… не знаю… унитазу ещё порадуйся, ёршику поклонись. Развлекайся, короче.

— Не смешно, — буркнула я нарочито обиженно, понимая, что нас обоих до сих пор веселило то, что я недавно ляпнула.

Матвей вышел из дома в ветреную прохладу, а я вернулась в кухню.

Подошла к окну, где сидел кот, и увидела, как мужчина ловко перемахнул через забор между нашими участками и зашёл в дом, из трубы которого серыми облаками выходил дым, тут же сдуваемый ветром. Пробыв там несколько минут, Матвей вышел на улицу и принялся колоть дрова. Долго колол. Не думала, что для того, чтобы сделать в доме тепло, нужно так много дров. Наверное, всё дело в том, что печь в доме гораздо больше той, что в бане.

— Киса, — протянула я ласково и занесла руку над сидящим рядом котом, желая его погладить. — Красивый. Сегодня добрый? Или как в прошлый раз?

Рыжий кот лениво перевёл внимание на меня, и, кажется, в его глазах я прочитала: «а ты попробуй погладить и узнаешь».

— Я одним пальчиком. Клянусь, тебе понравится.

Для большей убедительности я показала коту указательный палец, которым планировала совершить акт беспощадной глажки. И в этот момент кот посмотрел на меня ровно так же, как его хозяин несколько минут ранее в ответ на комплимент, что он джентльмен.

— Смотри. Это не больно, — убеждала я кота, приближая к его голове палец, на который он смотрел очень недружелюбно.

И стоило мне только коснуться мягкой шерстки, как кот в ту же секунду шлёпнул меня лапой по руке.

— Так значит, да?! — воззрилась я на него со всей строгостью, что нашла в себе. И оттопырила в его сторону средний палец. — Тогда отныне будешь довольствоваться только этим. Понял?

— По-моему, в рыцари как-то иначе посвящают, — услышала я за спиной смешок Матвея.

— Этот рыцарь не даёт себя погладить.

Боже! Я жалуюсь на кота. До чего я докатилась?!

— Зато этот рыцарь первый увидел, что из твоей хаты валит дым. И, если бы не он, ты бы уже наглоталась дыма и валялась в отключке. Или уже бы кони двинула.

— Правда?! — я с благодарностью посмотрела на высокомерно глядящего на меня кота. — Спасибо, — кивнула я ему. — Но гладить я тебя за это не буду. Вкусный корм в качестве благодарности подойдёт?

— Он не ест такое. Этот шерстяной пиздюк питается только мясом и молоком.

— А у шерстяного пи… пушистика есть имя?

— Пипушистика зовут Ржавый.

— Ржавый?

— Ну, а какой он? — вопросительно вскинул брови хозяин.

— Действительно, — кивнула я согласно, вновь приглядевшись к рыжему солнечному коту. — Ржавый.

Глава 13. Матвей

Ещё около часа назад она неподдельно радовалась унитазу, а сейчас скромно стоит и смотрит в окно, как выпускница института благородных девиц.

Осанку держит, не удивлюсь, если думает по-французски. Что-то типа «лямур пердю».

Поэтично…

Обняла себя за талию, воняет на всю кухню дымом и следит за тем, как этот самый дым вылетает из трубы её дома.

И Ржавый, какого-то хрена, не отходит от неё. Трогать себя не даёт, но и с подоконника не сходит.

— Может, тебе что-нибудь из моих шмоток дать? — спросил я, когда эта молчанка надоела.

— Зачем мне ваша одежда? — обратила она внимание серо-голубых глаз на меня.

— Постирать и погладить, — шутка оказалась воспринята буквально и в штыки. — Ты воняешь на весь мой дом, как копченая курочка.

В ответ я услышал жалобный вой желудка. И явно не своего.

Глаза девчонки испуганно расширились. Она поспешила теснее обнять себя за талию, будто таким образом могла заглушить голодные вопли своего организма.

— Простите, — выронила она приглушенно. — Вы так вкусно говорите.

Неожиданно для самого себя хохотнул. Подошёл к холодильнику и открыл его пошире, чтобы девчонка могла увидеть содержимое и при желании попросить всё, что захочет. Мне, в принципе, не жалко. Судя по её фигуре, ест она не больше хомяка, у которого не тянутся щёки, и держит себя в ежовых рукавицах.

Голодными глазами, как загипнотизированная, Соня смотрела на полку, которая полностью была занята йогуртами разных вкусов.

Да, я, тридцатитрёхлетняя детина, большой любитель йогуртов. За раз могу умять четыре стаканчика.

— Выбирай любой, — кивнул я в холодильник.

— Спасибо, Матвей. Но я скоро вернусь к себе и поем.

— К себе ты вернёшься не раньше заката. У тебя там до сих пор дышать нечем. И-то не факт, что вечером станет лучше. Возможно, придётся искать ночлег.

— Ночлег? — длинные ресницы дрогнули в ужасе.

— Ночлег, — пришлось самому достать первый попавшийся йогурт, прихватить ложечку и поставить перед гостьей на край стола. — Перекуси пока. Сейчас суп сварим.

— Я не умею.

— Под «сварим» я имел в виду только себя. Ты можешь и дальше смотреть в окно. Сразу после того, как перекусишь, разумеется.

С опаской, но Соня села за стол и, взяв ложечку, придвинула к себе стаканчик йогурта.

Я решил не тратить время и не смущать девчонку своим вниманием. Поэтому вынул из холодильника потрошеную тушку домашнего петуха, положил её на разделочную доску и достал большой мясной нож.

Поднял взгляд и увидел ужас в серо-голубых глазах. Девчонка забыла о чувстве голода и о том, что собралась сдохнуть от скромности в задымленном доме. Сейчас она смотрела только на большой нож в моей руке и, сжимая белеющими пальцами чайную ложечку, скорее всего, молилась где-то глубоко внутри себя.

— Кстати, — произнес я, демонстративно коснувшись лезвия ножа подушечкой большого пальца. — Тебе уже говорили, почему меня Зэком называют?

Глава 14

Я только что познала весь сакральный смысл фразы, услышанной в автобусе по пути в эту деревню: «Очко от страха сжалось так, что иголка не пролезет».

По ощущениям, именно это со мной и произошло именно сейчас.

Матвей, как в фильмах про серийных убийц, поглаживал лезвие огромного ножа. Я ни на секунду не усомнилась в том, что лезвие острое.

Взгляд тёмных глаз с ножа плавно перетек на меня. Сжимая в руке чайную ложечку, я понимала, что она — единственное доступное мне оружие. Больше ничего у меня нет.

Пожалела ли я в этот момент о том, что сбежала от отца и его опеки? Нет. Я пожалела только о том, что сбежала без своего телохранителя. Сейчас он был бы кстати. Потому что у этого психа даже кот повернулся в мою сторону я начал нализывать лапку с таким же маньяческим взглядом, с каким его хозяин поглаживал лезвие ножа.

— Не говорили, — выронила я,