Дьявол во мне - Вячеслав Прах

– Я могу предложить тебе альтернативу, сын мой. Отдай мне часть тьмы, и я отдам тебе часть света.

– Ах, отец, не поздно ли? Поздно!

– Отдай мне этот гвоздь.

Человек в черном, как земля, плаще замер на секунду, затем кивнул, достал из глубокого кармана ржавый гвоздь и протянул его в окно. Священник взял гвоздь, но в тот же момент человек из беспросветной тьмы протянул вторую руку к ладони служителя церкви и коснулся ее. А затем быстро убрал пальцы.

– Извините меня, отец, хотелось потрогать настоящий свет, а не вещи пропитанные светом. М-м, ощущения странные. Двойственные.

Священник спрятал гвоздь, а из кармана, в котором лежал ключ и десять долларов, он достал купюру и протянул ее неизвестному.

– Благодарю тебя, добрый человек. Я только прикоснусь к ней, я только впитаю ее, развею ей свою мглу. Пропущу через себя, как разряд согревающего душу тока. О да… Мне намного лучше, благодарю тебя. Верный пес божий… – Последние слова он произнес настолько тихо, что священник их не услышал. – Я пойду, отец. Я наркоман. И ты знаешь, мой наркотик…

– Сын мой, если ты не хочешь, чтобы я помог тебе, может быть, ты согласишься на помощь другого священника? Он лучше…

– Нет, я никому больше не откроюсь, – отрезал неизвестный. – Удача, что я встретил тебя. До свидания.

И сгорбленное тело буквально растворилось во мраке конфессионала.

* * *

Спустя пять-шесть дней. 15:11.

– Здравствуйте, отец.

На сей раз священник узнал голос сразу. От мглы пахло бедой и непонятным страхом.

– Здравствуй.

– Я шел за молодой девушкой полтора километра и ждал, когда она зайдет в любую подворотню. В моем кармане лежал большой камень, он и сейчас там лежит. Но она, к моему сожалению и к нашему всеобщему счастью, зашла в уличное кафе. Как же ей повезло, что в тот момент захотелось кофе.

Он протянул в окно узкий тяжелый камень белого цвета.

Прежде чем взять его в руки, священник проверил содержимое своего кармана. Сегодня в нем не было ничего. Ничего, кроме ключа. И священник внезапно ощутил беспомощность. Его втянули в какую-то игру, игру со странными правилами и непонятным результатом. Он не хотел ее, не понимал. Все, о чем он мечтал, чтобы этот сумасшедший, или забавляющийся столь чудовищным образом, человек ушел и больше никогда не появлялся на пороге его церкви. Да, малодушие – священник и сам это знал, однако он никогда раньше не попадал в такую ситуацию. И… и он участвовал в игре. Против воли. Потому что… потому что вдруг все, что говорит незнакомец, правда.

– Сын мой, сейчас мне нечего тебе дать, – медленно сказал священник.

После этого камень исчез во мраке.

– Я ухожу! – твердо и без колебаний произнес человек в плаще.

– Погоди…

«Если сегодня он убьет другую женщину этим булыжником… Кровь ее… на моей совести…»

– У меня есть кое-что, – наконец сказал священнослужитель.

Камень вновь появился в окне. Больше не колеблясь, священник забрал камень и отдал холодной костлявой руке свой ключ.

– Благодарю тебя. О, наконец-то меня согревает какое-то тепло. Мне становится гораздо легче, я исцеляюсь… Цепи падают на пол, тело больше сковывают судороги. Я могу дальше жить.

Человек вернул священнику ключ, и святой отец, поняв, что все это время сдерживал дыхание, шумно выдохнул. Ему стало легче. И от того, что ключ снова лежит в кармане, и от ощущения, что по крайней мере на сегодня эта история закончена.

– До свидания, отец. Спасибо за добро.

Всего десять секунд понадобилось, чтобы сделать слепок с ключа. Все остальное время неизвестный просто издевался, и это доставляло ему настоящее удовольствие.

Глава пятая

– Как думаешь, Пуаро, почему он не насилует своих жертв, а лишь оставляет чужую сперму?

– Похоже, из принципа. Не желает добавлять в произведение искусства прозаичность, нечто человеческое. Думаю, он видит свои работы шедеврами. В какой-то степени. Это ведь его способ самореализации в мире. Он считает своих мертвых жертв совершенными, а потому не оставляет на них отпечатков своей похоти. Возможно, убийство для него – это целый культ. Он создает представление, окружает себя зрителями, а сам остается инкогнито, как лондонский Потрошитель, к примеру, который убивал проституток.

– И что им движет? Этот ублюдок же преследует какую-то цель.

– Конечно, преследует. Если любимое дело, которым ты занимаешься, может тебя прославить, или даже больше – принести бессмертие, то почему бы не обзавестись публикой и не превратить его в искусство?

Марк выразительно поднял бровь, усмехнулся:

– Ты сам не маньяк случайно, Домиан?

– Я пианист. Но я понимаю его возможные мотивы. Вопрос еще и в том, хочет ли он дешевой славы? Если газеты перестанут печатать статьи про его убийства, то истинный маньяк, который живет и дышит своими убийствами, все равно продолжит убивать.

– Зачем?

– Для себя. Для внутреннего удовлетворения, вот зачем.

– Знаешь, у меня есть некоторый опыт за плечами… И с девяностодевятипроцентной вероятностью, если этот «бык» вошел во вкус, его не остановят газеты. Его остановит только патрон, и то крупного калибра. На быков нужны бычьи пули.

– Марк, мы с тобой ни разу не выходили на улицу вдвоем. Как насчет прогуляться, а еще лучше поехать к месту первого убийства?

– Почему именно первого?

– Мне интересно взглянуть при дневном свете в то окно, куда смотрела женщина с собакой.

Марк снова взглянул с хитрым прищуром.

– Давай поедем. Но, к сожалению, ничего нового мы не обнаружим, там несколько десятков ботинок утоптали все в поисках волосинки, упавшей с головы убийцы.

– Да я не про улики. Мне хотя бы ощутить атмосферу… не знаю… атмосферу убийства. Я никогда не был замешан в подобном. Это нечто новое и даже немного захватывающее для меня.

– Вот он, творческий человек… Ищешь свежий источник для вдохновения? – Марк подался вперед. – Лучше бы ты никогда не был замешан в убийстве, Домиан. Иначе наши с тобой пути разойдутся. Понимаю, может быть, не велика потеря, но… убийство – это не самый лучший способ изменить мир. А тюрьма – не самое лучшее место для перевоспитания себя. Так, на будущее. – Он снова откинулся на спинку стула. – Ладно, бери сигареты. Пойдем. Заодно и заправлюсь перед работой.

* * *

Когда мы прибыли к католическому храму, уже начало темнеть. Напротив входа в церковь шумела проезжая часть, около здания росли два высоких дерева и было предостаточно места для парковки нескольких автомобилей. Справа от церкви