Якоб Бёме - Александр Алексеевич Грицанов

адскую муку зла, в болезненную муку различия и через устранение различия как такового, через единение его с собой снова возвращающийся в себя дух; ибо, лишь как возвращающийся в себя, он ощущающий, раскрывшийся, действительный и живой дух. «Стремление к свободе [которую Бёме в других местах называет духом] снова повлеклось в тишину как в ничто и вновь проникло из тьмы, строгости влечения в себя само как в свободу вне гнева вражды, и, таким образом, лишь в строгом стеснении обострилось так, что оказалось движущей чувствующей жизнью и что ее свобода обострилась (стала индивидуальной, самостной, воодушевленной), стала блеском, который в свободе представляет и дает царство радости».

Но тот же процесс имеет также место в человеке. Беспокойство и мука зла бывают причиной того, что человек желает вернуться обратно из различия своей индивидуальности в свое первоначальное состояние и происхождение и в форму своей индивидуальности включает волю вечного единства, которое только теперь в противоположность мучительному злу ощущается и познается как единство, как сладкая кротость, как благодеяние. «Зло или отвращение побуждает добро, как волю, снова стремиться к своему первоначальному состоянию, как к Богу, и внушает влечение к добру как к доброй воле. Ибо вещь, которая добра лишь в одной себе и не имеет муки, не стремится ни к чему, так как она не знает ничего лучшего в себе или для себя, чего она могла бы алкать» («О божественной созерцаемости», гл. 1,13).

§ 53. Антропология Бёме

С происхождением зла, греха — ведь одному греху обязан своим происхождением не фантастический и теологический, а существующий человек — пришли мы к человеку и с ним к настоящему ключу и рычагу теософии Бёме. «Книга, — говорит Бёме, — в которой заключены все тайны, есть сам человек; он сам есть книга сущности всех сущностей, так как он есть подобие божества, великая тайна заключена в нем» («Теософские послания», письмо 20, § 3). «Где хочешь ты искать Бога в глубине над звездами? Ты не найдешь его там; ищи его в своем сердце, в центре рождения твоей жизни, там ты найдешь его. Сокрытый человек, который есть душа (поскольку любовь восходит в свете Бога в твоем центре), есть собственная сущность Бога… как же ты не имел силы говорить о Боге, который твой отец, сущностью которого ты сам являешься?» («О трех принципах», IV, § 7, 8). А относительно себя самого он говорит: «Я писал не из человеческого знания или из книжной науки, но из моей собственной книги, которая открылась во мне; именно, как благородное подобие Бога, книга благородного образа (то есть Бога) была открыта для меня, и в ней я нашел свое учение, для этого я не нуждаюсь в другой книге. Моя книга имеет только три листка, это три принципа вечности… В ней я могу найти основу мира и всякую тайну» («Теософские послания», 12, § 14, 15). «В тебе все три принципа… где же хочешь ты искать Бога? Ищи его только в твоей душе, которая произошла из вечной природы вместе с божественным рождением». «Тьма в тебе, которая стремится к свету, есть первый принцип. Сила света в тебе, через которую ты без глаз видишь духом, есть другой принцип (собственно божество). А сила влечения (воли), которая исходит из духа, свидетельствует о себе и наполняет себя, от которой растет материальное тело, есть третий принцип» («О трех принципах», гл. 7, § 16,26). Таким образом, человек для Бёме есть прообраз сущности всех сущностей — та сущность, из которой он все объясняет и производит. «Когда говорят о небе и рождении стихий, то говорят не о далеких вещах, но мы говорим о вещах, происходящих в нашем теле и душе, и нет ничего ближе к нам, чем это рождение, ибо мы живем и парим в нем, как в нашей матери» («О трех принципах», § 7). Но Бёме считает не душу, волю, дух человека как отвлеченную, метафизическую сущность, он считает всего человека, дух, связанный с телом, принципом, производящим Бога и мир. «Подобно тому, как тело порождает душу, так же семь духов (качеств) Бога рождают Сына; и как душа, когда она родилась, есть нечто отдельное и все-таки связана с телом и не может существовать без тела, так же Сын Божий, родившись, есть отдельное и тоже не может существовать без Отца». «Тело означает семь духов-источников Отца (вечную природу), а душа означает врожденного сына (собственно Бога)» («Аврора», гл. 15,4,5). Значение, которое Бёме дает здесь душе, он приписывает в своих позднейших сочинениях обычно духу, сердцу или «духу души» и называет душу первым принципом, сущностью Отца, основой естественной жизни.

«Что понятно, есть, конечно, повсюду гнев Бога (первый принцип), иначе оно не было бы так понятно» («Аврора», гл. 14, 99). «Жесткое качество (первый дух, первое свойство вечной природы) обострено. Но то, что оно так обострено в себе, имеет целью образование… тела путем сжатия, иначе не было бы божества и тем более творения» («Аврора», гл. 13, 69, 70). Таким образом, твердая, сжатая, осязаемая, то есть телесная, сущность есть лишь первый принцип, принцип тьмы и огня, лишь в противоположность чему зажигается принцип света, души, ибо тьма стремится к свету. Если поэтому Спиноза говорит: «Бог есть протяженная сущность», то Бёме говорит в свою очередь: «Бог есть телесная сущность». Вот истинный простой смысл данного выше во введении к Бёме темного, спекулятивного объяснения, что природа необходимо относится к Богу, природа — составная часть Бога, ибо природа есть совокупность чувственных, телесных существ, или просто телесная сущность. «Отсюда следует, — говорит последователь Бёме Эттингер, — что быть телесным — значит обладать реальностью или совершенством, если она очищена от присущих земной телесности недостатков. Эти недостатки суть непроницаемость, сопротивление и грубое смешение», то есть Бог есть материальная, телесная сущность, но божественное тело есть тело, отвлеченное от определений, делающих тело действительным, оно есть тело как предмет фантазии и ближайшего к ней органа чувств, глаза, то есть лишь оптическая, фантастическая сущность.

Таким образом, Бёме признает первоначальной основной сущностью не смерть человека, абстракцию, отделение души от тела, а единство души с телом, жизнь, или живую сущность, человека. Но живая сущность не спокойная, замкнутая, а подвижная, развивающаяся, не простая, а раздвоенная, противоречивая сущность. «Кто может говорить о радостях, не испытав горя, или о мире, не видев или не испытав борьбы?» («Три принципа объяснения заглавной фигуры»), «Мы находим добро и зло, жизнь и смерть, радость и горе, любовь и вражду, печаль и смех… во всех творениях, главным образом