Ты будешь страдать, дорогая - Натали Фокс

Он скептически усмехнулся, — Это лишь доказывает, что мое чувство к тебе было глубже, чем твое — ко мне. Жаль, ибо моя задача осложняется. Мне-то казалось, что у тебя еще остались какие-то чувства по отношению ко мне, но из твоих слов следует, что я заблуждался любовь была для тебя всего лишь забавой, так, дорогая? Неделю нас соединял лишь секс…

— Прекрати! — хриплым шепотом приказала Джемма. — Ты же знаешь, что это не правда. Как можно сводить наш роман до такого грязного уровня?..

— Ах, роман! Ты меня любила, да? — От злой иронии голос его звучал глухо. — Как, однако, странно вы, англичане, показываете свою любовь! Вы не доверяете любимым. Что ж, за это ты и заплатишь.

Они замолчали, поскольку Мария принесла кофе и коньяк. Разливая кофе, она неуверенно посматривала то на одного, то на другого. Уловила напряжение? Наверняка, атмосфера за их столиком накалилась до предела.

Интересно, о чем он думает, размышляла Джемма, — может, его посетили те же мысли, что и ее? Может, он вспоминает, кем они были друг для друга в Лондоне, и спрашивает себя, почему все обернулось так плохо? Недоверие ли этому причиной, непонимание — или же их любовь просто не могла состояться? Если бы она тогда позвонила ему, проглотила гордость и обиду и позволила бы ему объясниться! Но разве вернул бы этот звонок все назад? Каким образом? Ведь Фелипе уехал с Бьянкой — Джемма убедила себя в этом, хоть и не была уверена до конца. А что, если.

— Ты действительно уехал в Нью-Йорк с Бьянкой?

— Казалось, в ожидании ответа замерло даже ее сердце. Хотя, впрочем, какая разница, даже если и нет? Он же все равно признался, что Бьянка была частью его жизни задолго до Джеммы.

— Мы провели невероятно интересную неделю вместе, точно. Почти такую же увлекательную, как и наша неделя с тобой, — ответил он, особо выделив слово «увлекательную».

С какой легкостью ему удается мучить ее!.. Для этого даже не нужно угрожать ей постелью. Одной мысли о том, что он был с Бьянкой, оказалось достаточно, чтобы Джемма почувствовала себя самым несчастным существом на свете.

— И, несмотря на это, ты готов унижать меня? Так кто здесь пострадавшая сторона. Фелипе? Выходит, что я. А ты, похоже, твердо намерен не признавать этого факта.

— А ты ждешь, что признаю? — Он растянул губы в надменной улыбке. — Как же плохо ты знаешь латиноамериканских мужчин!

— Просто смешно, что твоя национальность становится вдруг оправданием твоего отвратительного поведения. — Джемма осушила рюмку с коньяком. — И твоей неразборчивости в отношениях с женщинами, — добавила она, ставя пустую рюмку на стол.

— А в чем твое оправдание? Я считал, что англичане абсолютно бесстрастны.

— Вовсе нет, всего лишь разборчивы. А в качестве оправдания своего собственного шального поведения могу лишь сказать, что оценивала тебя по внешности, а не по штампу в паспорте.

Он усмехнулся язвительно.

— А! Если бы мы тогда знали глубину наших различий!

— Если бы… — вставила с сарказмом Джемма, — если бы только ты предположил во мне холодную бесстрастность, а я в тебе — распущенность…

— Как много бы мы тогда потеряли!

Ей хотелось улыбнуться, но она сдержалась.

— Но избежали бы и того, что происходит сейчас, — печально произнесла она и тут же пожалела об этих словах. Они прозвучали признанием того, что она сожалеет о случившемся.

Он не замедлил воспользоваться ее промахом и бросился на нее, как гончая на хромого зайца.

— Так, значит, моя месть тебя в конце концов задела?

— Не настолько, как ты рассчитывал. Да, конечно, мне было бы куда лучше без твоих колкостей, но я как-нибудь с ними справлюсь.

— И стерпишь мою любовь, закусив, по обычаю, губу, не так ли?

— Ну, если дело зайдет так далеко, то да, я буду лежать на спине и думать об Англии. Он рассмеялся и покачал головой.

— Как мило ты увиливаешь от правды.

— Да что ты, и в чем же состоит эта правда?

— А в том, что, когда я буду заниматься с тобой любовью, ты меньше всего будешь думать о своей родине.

— Ошибаешься: патриотизм значит для меня гораздо больше, чем твое тисканье, — выпалила она и тут же почувствовала, что это прозвучало излишне пафосно.

— Что ж, посмотрим.

— Да уж, посмотрим! — парировала Джемма. — А теперь я хочу в постель. — Она поднялась и швырнула салфетку на стол.

— Тебя никогда не приходилось подталкивать.

— Я вовсе не это имела в виду, — раздраженно произнесла она. — Я имела в виду…

— Я знаю, что ты имела в виду, — прервал он ее и тоже поднялся. На какой-то блаженный миг ей показалось, что он намерен отпустить ее. Как же она наивна! Его рука змеей метнулась через стол, и он схватил ее запястье прежде, чем она успела увернуться. Он рывком рванул ее к себе и сжал в объятиях. Она крепко стиснула губы, но все бесполезно. Он завладел ее ртом властно, полно, с таким искусством раскрыв ее губы, как будто был дипломированным специалистом по поцелуям.

Джемма готова была поддаться искушению и позволить ему взять все. Свое тело, душу, любовь. Может быть, тогда он оставит ее в покое. От нее останется слабая тень, но разве она уже сейчас не превратилась всего лишь в слабую тень той уверенной в себе женщины, которой когда-то была? За последние месяцы ей довелось пройти через весь диапазон человеческих эмоций; и не так уж тяжело будет повторить этот путь. Нет, нет, повторно этого не вынести, издало отчаянный вопль ее сердце, в то время как его ладони нежно ласкали ее грудь под блузкой, тонкий шелк которой, казалось, способствовал тому, чтобы поднять ее до угрожающих высот наслаждения.

Она ненавидит его, презирает и одновременно чувствует, что от каждого прикосновения нежных пальцев к ее томящимся соскам эта ненависть исчезает. Как можно ненавидеть, любить и хотеть одновременно? Как может тело тянуться к тому, против чего восстает сознание?

Рука Фелипе, скользящая под шелком по телу Джеммы, воспламенила ее нестерпимым огнем желания. Ей хотелось забыть о его жестокости и отдаться во власть страсти. Ей хотелось раствориться в его объятиях, шептать, что она обожает и хочет его еще сильнее, чем раньше, но он ждет именно этих слов, чтобы наказать ее жестоким отказом. После этого ей не выжить.

Слезы обжигали ей глаза. И все равно она катастрофически быстро сдавалась. Глубоко внутри ее упрямо пульсировало желание, отзываясь на его все более настойчивые ласки. Еще немного — и ей не будет пути назад.

— Нет! — выкрикнула она, отрывая от него губы.

— Больно, правда? — прошептал он ей на ухо, чуть приподняв с затылка тяжелую копну волос. — Не тебе одной, querida. — Он с силой прижал Джемму к себе, чтобы желание и ее пронзило до боли. — Ты чувствуешь мою боль, не так ли? Она вполне осязаема. Уверяю тебя, мне тоже не выйти невредимым.