Свобода и любовь (сборник) - Александра Коллонтай

– Значит, с муженька примера не берет? – подмигивает Савельев Владимиру, а у Владимира глаза становятся вдруг большими да испуганными.

– Я, кажется, тоже повода не давал… Но Савельев его перебивает:

– Да уж ладно там! Знаем мы вас, мужей. Сам в мужьях состоял. Теперь только холостяком живу.

Не нравится Савельев Васе, определенно не нравится. А Володя с ним как с приятелем беседу ведет. И о делах, и о политике. Вася не стала бы с таким «спекулянтом» о политике говорить, над председателем исполкома подсмеиваться. Непременно Володю урезонить надо, чтобы дружбе этой конец положил.

За обедом пили вино; секретарь, Иван Иванович, в плетеной корзиночке привез. Заботила задержка больших кладей, не прибыли еще, как бы к сроку на ярмарку не опоздали.

Вася слушает, старается уловить суть дела. Но кажется ей, что все это совсем не важно, что говорят-то не о «главном». Да и висок мешает. Дергает, ломит. Даже глазам больно. Скорее бы уж отобедали.

Только из-за стола встали, Владимир велит автомобиль подать, на заседание важное ехать должен, по части транспорта.

– Неужели вы и сегодня на заседание поедете? В первый-то день приезда жены? С ней бы побыли. Нехорошо, Владимир Иванович, – говорит Савельев, а сам этак косо, с усмешечкой на Владимира поглядывает.

– Нельзя, – режет Владимир и старательно папироску раскуривает. – И рад бы, да дела.

– Дело делу рознь, – не унимается Савельев, и опять кажется Васе, что он Владимиру подмигивает, будто над Васей потешается, спекулянт противный. – Я бы на вашем месте на сегодня все дела отложил, хоть первый вечер с супругой своей посидел. Дела не убегут.

Но Владимир не отвечает и как-то досадливо за шапку берется.

– Что же, едем, Никанор Платонович? Уехали.

Ушел и Иван Иванович.

Одна осталась Вася. В большой, пустой квартире. Такой непривычной, чужой. Прошлась по комнатам. Уныло. Одиноко. Холодно. У окна постояла. Прилегла на кровать со стеганым шелковым одеялом. И тотчас заснула.

Проснулась Вася, как от толчка. Темно. Зажгла лампочку, поглядела на часы. Двенадцать с четвертью. Неужто так долго проспала? За полночь. А Владимира все нет.

Встала Вася, водой лицо освежила. В столовую прошла.

Стол к ужину накрыт, лампа горит. Пусто и тихо. В других комнатах темно. Зашла в кухню. Мария Семеновна прибирается.

– Владимира Ивановича еще нет?

– Нет еще.

– Что же, он всегда так поздно с заседаний домой приходит?

– Разно бывает.

Не словоохотлива Мария Семеновна. Угрюмая.

– А вы что же, его дожидаетесь? Не спите?

– Чередуемся с Васей, один день я дежурю, другой он.

– Владимир еще ужинать будет?

– Если гостей с собой привезет, поужинает. А то прямо к себе пройдет.

Постояла Вася, видит, Мария Семеновна своим занята, на Васю даже не взглянет.

Ушла Вася в спальню. Окошко распахнула. Ночь тихая, весенняя, прохладная. Остро пахнет акациями. Громко, непривычно квакают лягушки. Вася сначала думала, что это ночные птицы.

Небо темное, и звезд много-много… Смотрит Вася в темноту сада, на небо, на звезды… А на душе делается примирение и светло. Забыт Савельев-спекулянт, забыты обиды-уколы, что за день нехотя нанес ей Владимир… Сейчас Вася не умом, а сердцем чувствует, что приехала она к нему, к любимому. Приехала, чтобы помочь ему на правильную дорожку встать… Свяжешься с нэпманами – невольно с пути собьешься. Потому и звал ее, Васю, друга-жену.

Вспоминает Вася, как Владимир дело наладил, и гордится им. Работник хоть куда!.. Сейчас все Васе кажется иначе, чем днем. Яснее, понятнее, радостнее…

Так задумалась Вася, что даже не слышала, как автомобиль подъехал, как Владимир по коврам и половикам к ней вплотную подошел. Вздрогнула от голоса Владимира:

– О чем это мы так задумались, мой маленький Васюк? А?

Нагибается к ней Владимир, а в глазах тревога и нежность.

– Приехал, милый?… Заждалась! – И руками шею его обняла.

Подхватил ее Владимир на руки, как бывало в первые месяцы их любви, носит по комнате, будто дитя любимое…

Обрадовалась Вася: любит Володя! Любит по-прежнему!.. Глупая! Чего же с утра-то на него обижалась?

Вместе чаю напились. Хорошо, душевно разговор вели. Сказала Вася то, что думала про Савельева. Нечего с ним дружбу водить.

Владимир с ней не спорит. Признается, что и сам-то его не уважает. Но уж очень он нужный человек. Кабы не он, дело бы не наладилось. Связей у него много старых, купцы ему доверяют, через него в контакт с ними входишь. От него многому чему Володя научился. Человек-то он сам, пожалуй, что и совсем нестоящий, буржуй первосортный, но для дела незаменим. Оттого Володя за него и заступился, когда местные власти «от большого ума» Савельева арестовали. Москва его ценит. Здоровую взбучку местным властям за него давали…

– Да ведь ты же мне писал, что он на руку нечист?

– Как тебе сказать? Он наш агент. Себя, конечно, не забывает… Но не больше других. И потом другие тащат и дела не делают, а он зато не за страх, а за совесть работает. И дело знает да любит.

Все же Владимир обещал Васе поменьше с ним водиться. Служба службой, а дружбу водить незачем.

Чай отпили и опять, обнявшись, в спальню пошли. Прижимает Владимир Иванович Васину голову к своему сердцу, целует ее кудряшки и говорит нежно, раздумчиво:

– Родная такая головушка… Разве она может стать мне чужой? Такого друга, как ты, Вася, не может быть другого. И люблю-то я только тебя, только Васю-буяна…

Встала Вася поздно. Владимир давно на работе. А Васе неможется. В боку колет, лихорадит, кашлять стала. В дороге ли простудилась? Или само нашло? День летний, ласковый. А Вася в платок кутается. Шевелиться неохота. Так бы, кажется, с постели не встала. Пришла Мария Семеновна, руки на животе скрестила, в дверях встала и на Васю глядит. Будто ждет чего-то.

– Здравствуйте, Мария Семеновна.

– Здравствуйте, – отвечает сухо. – Что к обеду прикажете? Владимир Иванович, уходя, наказал, чтобы вы мне обед заказывали. Гости будут.

Растерялась Вася. Совсем не знает она, что и заказать. У себя в коммуне все на советском обеде сидела.

Видит Мария Семеновна, что Вася в этом деле никудышная, сама кушанья предлагает. Вася все одобряет. Только про цены справилась: не очень ли дорого будет? Мария Семеновна губы поджимает.

– Да уж, если хороший обед требовать, надо и денег не жалеть. Без денег теперь ничего не достанешь. Пайки-то коммунисты отменили.

– А деньги-то у вас есть?

Малость со вчерашнего дня осталось. На сегодня не хватит. Мясо дорого, да и масла прикупить придется.

– Денег Владимир вам, значит, не оставил?

Ничего не оставил… Сказал: пойдете к Василисе Дементьевне, с ней обо всем столкуетесь.

Как же быть? Мария Семеновна стоит, денег ждет, не уходит. Есть у Васи немножко своих деньжат в запасе, так ведь при таком хозяйстве быстро уплывут, а у самой ни гроша своего не останется. Неприятно это.

– Может, у вас свои деньги есть, так вы выдайте мне их на хозяйство, вроде как в кредит, а потом у Владимира Ивановича спросите. Он и вернет вам, – посоветовала Мария Семеновна.

А и в самом деле! Чего сама не догадалась? Так и порешили.

Ушла Мария Семеновна. А Вася – в сад. Походила, походила по дорожкам. Устала. Неможется ей. Прилегла на постель, книжку взяла… Да над книжкой и заснула.

Лежит Вася, разметалась. Щеки пятнами горят. Тяжелые, душные сны мучают… Очнется, оглядится кругом, сама на себя сердится: чего разлеглась? На город бы лучше пошла поглядела. Не хворать же к Владимиру приехала!.. А самой голову поднять неохота. Закроет глаза, и сразу запутаются мысли. Сон не сон, дремота не дремота. А полной памяти тоже нет.

– Василиса Дементьевна! Скоро Владимир Иванович к обеду приедут. Вы бы приоделись, да и я постель приберу. Не любит он беспорядку в комнатах.

Это Мария Семеновна над Васей стоит, будто старшая, учит ее.

– Неужели так поздно?

– Пятый час… Так вы и не позавтракали? Хотела вас разбудить, да, вижу, крепко спите. Это все с дороги, утомились шибко.

– Может, с дороги, а может, простудилась. Знобит что-то.

Вы бы платье-то ваше шерстяное надели, все потеплее… А то что платочек-то ваш? От тепла в нем только кутаться.

– Да неудачный костюм мой, мужу не понравился.

Чем неудачный? Ни чуточки не плохой. Разве что сборок много на боках, да и талья не на месте… Теперь вон где тальи-то носят… Я ведь тоже портнихой была. В фасонах смыслю. Давайте переколю юбку… За милую душу платье сами перешьем. Владимир Иванович его и не узнает.

– К обеду поспеет?

– Чего захотели! Нет, это мы с вами не торопясь, полегонечку… А сейчас вы наденьте свою черную юбку да сверху жакет от костюма. Совсем шикарно будет.

Никогда еще Вася столько у зеркала не стояла. Все на ней Мария Семеновна перефасонила, булавками переколола, где стежком прихватила. Кружевной воротник откуда-то достала. Хорошо получилось. Просто, а будто и нарядно. Самой Васе нравится. Что-то Владимир скажет?