Свобода и любовь (сборник) - Александра Коллонтай

– Это что же ты? Из той материи, что я тебе прислал, костюм себе сшила?

– Ну да, из той самой… – Ждет Вася похвалы, глядит на Володю, вопрошает.

– Покажись хорошенько, – поворачивает Васю туда, сюда. По лицу видит Вася – не понравилось!.. Что это тебе вздумалось бока себе наворотить? У тебя фигура-то узкая, как раз для модных платьев. Чего ты себе уродство этакое устроила?

Стоит Вася растерянная, покрасневшая, виновато мигает.

– Как уродство?… Груша сказала, что такая мода.

– Что твоя Груша понимает!.. Только материю испортила. На попадью ты в нем похожа. Уж лучше скинь костюм да в свои обычные юбчонки оденься, больше на себя похожа будешь… А то ни пава, ни ворона.

И, не замечая разогорченного лица Васи, Володя уходит в столовую, завтрак торопить.

С сердцем скидывает Вася Грушино произведение, спешит облачиться в привычную юбку и блузку с ремешком.

На сердце у Васи нехорошо. Две скупые слезы скатываются на ново-старинную блузку. И сразу высыхают. В глазах Васи злой холодок.

За завтраком подает «прислуга директора», Марья Семеновна. Женщина плотная, средних лет, степенная. Вася здоровается с ней за руку.

– Это лишнее, – бросает Владимир, когда Марья Семеновна уходит из столовой. Ты держись с ней хозяйкой, а то хлопот и претензий не оберешься.

Вася удивленно смотрит на мужа:

– Этого уж я совсем не понимаю!.. – Владимир угощает Васю. Но Васе есть неохота.

Нехорошо так на сердце.

– Ты полюбуйся на скатерти – морозовское полотно. И салфетки такие же. Но подавать не велел, стирка дорога.

– Откуда все это у тебя? Неужели все закупил? – Вася глядит на Владимира строго, вопрошает.

– Вот надумала!.. Да ты знаешь ли, сколько такая обстановка теперь стоит? Миллиарды! Что же, ты думаешь, у меня в самом деле такое директорское жалованье, что этакие богатства закупить могу? Все это я получил по инвентарю, как директор. Хорошо, что приехал, когда обстановку еще через разные там учреждения да по знакомству раздобыть можно было. Теперь-то уж шабаш! Никто тебе обстановку не выдает. Пожалуйте за наличные. Кое-что, конечно, за зиму за свой счет купил. Вот шкаф тот с зеркалом, что в спальне, стеганое шелковое одеяло. Лампу в гостиной… – Владимир перечисляет не спеша, с удовольствием.

А у Васи в глазах холодок растет и растет. Огоньки злые зажигаются. И кажутся глаза Васи не карими, а зелеными, как у кошки.

– Сколько же тебе эти прелести стоили? – У Васи голос чуть дрожит, злоба в нем кипит. А Владимир не слышит. Он ест котлету с соусом, пивом запивает.

– Да если все круглым счетом взять, да еще прибавить, что в кредит за расплату забрал… Выйдет, пожалуй…

Владимир с расстановкой, чтобы Васю поразить, называет внушительную сумму. Сказал и улыбающиеся глаза на Васю поднял. Что, каков муж-то?

– Вася, что с тобою?

Вскочила Вася из-за стола, вся к нему перегнулась. Глаза злые, зеленые.

– Откуда у тебя эти деньги? Сейчас скажи, откуда?

– Что это, Вася? Успокойся же! Неужели ты подумать могла, что я бесчестно достал? Или ты цену деньгам не знаешь? Жалованье мое подсчитай, сама увидишь. – Назвал месячный оклад. Премиальные.

– Ты получаешь такое жалованье? В месяц?… Да как же ты, коммунист, смеешь его тратить на всю эту дрянь, на пустяковины всякие? Нужда-то растет! Нужда-то кругом!.. Голод… А безработные?… Ты что же, о них забыл? Ты что же, впрямь директором стал?

Наступает Вася на Владимира, злыми, зелеными глазами вопрошает. А ну-ка, господин директор, держите-ка ответ! Владимир не сдается. Урезонивает Васю, мягко убеждает, даже подсмеивается. Жила как воробей под крышей, цену деньгам-то и не знает… Другие еще больше зарабатывают и не так еще, как он, Владимир, живут. Действительно «шикуют».

Но Вася «не таковская». Словами ее не проймешь. Закусила удила. Требует отчета, почему живет «не как коммунист». Почему на ерунду всякую деньга тратит, когда голод да нужда кругом?

Видит Владимир: так с Васей не сговоришься. По-иному надо. «С политической стороны» объяснить. Такова служба директора. Есть инструкции «центра». Главное, все сделать, чтобы предприятие их процветало, чтобы фирма заработала полным ходом. А уж тут Владимир крепок. Пусть-ка Вася раньше поглядит, что Владимир за год сделал. На пустом месте дело сколотил, доходность поднял, теперь всему тресту по его району равняться приходится. Пусть-ка убедится: если он сам по-человечески живет, так у него зато забота о каждом служащем, о последнем грузчике. Пусть сначала в дело вникнет, а там уж хаять начнет. Не ждал он, Владимир, что друг его Вася, жена-товарищ, приедет да в одну дудку с врагами его дудит начнет… И так-то работать трудно. И так-то ради дела из сил выбиваешься, а тут извольте-ка! Жена и та против него идет, его же суду предает.

Обижен Владимир. Кипятится. Теперь уж у него глаза, как у волка обозленного, горят, на Васю искры мечут, будто своим гневом да обидой обжечь Васю хотят… За недоверие к нему, за ссуду.

Слушает Вася. Сдаваться начинает. Может, и прав он? Теперь все по-иному. Главное, чтобы все по отчетности правильно было да чтобы дело делалось. Народное богатство чтобы росло. В этом она с Володей не спорит.

– А что я вещи себе приобретаю, хозяйством своим обзавожусь, так ведь не век же по домам-коммунам жить! Да и чем мы хуже американских рабочих? А ты бы посмотрела, как многие живут! Пианино, «форд» свой, мотоцикл…

Уже несколько раз заглядывала степенная Мария Семеновна в столовую. Хочет блинчики подать. Да видит: не успели съехаться, а уж и в перебранку вдались. Так и раньше бывало у настоящих господ, у тех, у кого Мария Семеновна до революции служила. Что те, что коммунисты – все одно. Досадно только за блинчики – перестоятся.

Водит Владимир Васю по предприятию, конторы, склады, жилые помещения показывает. В бухгалтерскую привел. Книги наши погляди, такой отчетности ни у кого не найдешь… Погляди, как я дело поставил, а там уж за мотовство осуждай.

Попросил бухгалтера Васе принципы их счетоводства объяснить. Упрощенные, а точные. В центре их особо за бухгалтерию похвалили.

Слушает Вася. Не все понимает, но видно, что стараются, дело свое любят. И Володя весь тут, с душою в деле. В квартиры служащих повел. Нарочно жен сотрудников расспрашивает: довольны ли?

Победоносно поглядывает на Васю, когда всюду ответ один: «Довольны ли?» – «По теперешнему времени лучше нельзя. Вашей заботой живем, Владимир Иванович!»

– Видишь, а ты говоришь, что я «мотом» стал. Поверь, раньше служащих устроил, что мог все для них выхлопотал. Потом уж о себе… Ты теперь видишь, как они живут? У рабочих, что у конторских, не хуже. Для них-то я особенно постарался. Сделал все, что смог.

– Ну, хорошо, ты сделал! Ну, а они-то? Что они-то для тебя сделали?

– Как ты странно рассуждаешь, Вася. Мы с ними заодно. Что я, что они… Это прежде директор одно, а рабочие другое. У нас не так. Ты, Вася, в своем болоте совсем мхом обросла.

Сказано будто шутливо, а Вася чувствует, что недоволен ею Владимир. Будто на нее обижен. Целый день водил ее по зданиям «фирмы». Устала Вася. В виске зудит, в боку колоть стало, спина разболелась. Прилечь бы, как домой придут, уснуть бы. С дороги-то голова будто стуком вагонных колес наполнена. Но Володя сказал, что сейчас гости приедут к обеду. Принять их Вася должна.

Вернулись домой. В переднюю вошли. Мальчик-рассыльный дверь отпер и стоит, будто приказаний ждет.

Владимир поглядел на него, вынул маленькую книжечку, написал несколько слов и дает рассыльному:

– Ну, бегом, Вася. Чтоб без задержек! Ответ мне лично передашь. Понял?

А сам к Васе обернулся и как-то странно на нее поглядел. Не то виновато, не то вопрошающе.

– Ты что, Васюк, глазушки-то свои на меня таращишь? – И голос такой неуверенный, будто заискивает.

– Ничего. А рассыльного, значит, тоже Васей зовут?

Тоже. А тебе обидно, что два Васи у меня в доме? Ишь ты какая! Ревнивая… Успокойся. Другого такого Васи на всем свете больше нет. И люблю я только тебя.

Обнял Васю, ласково так. В глаза поглядел. Поцеловал. В первый раз за весь день приласкал. Так, обнявшись, до спальни дошли.

К обеду приехали гости: Савельев и Иван Иванович, секретарь правления. Савельев высокий, тучный мужчина, в светло-серой пиджачной паре. Редкие волосы тщательно расчесаны, на указательном пальце перстень. Глаза умные, с хитрецой. И усмешка на бритом лице недобрая, будто все подмечает и на все ему наплевать, лишь бы самому хорошо жилось. Так Васе кажется.

Когда с Васей здоровается, руку к губам подносит. Вася вырывает: – Нет! Я не привыкла.

– Как желаете. А я всегда знаете, не прочь молодой женщине ручку поцеловать… И приятно, и муж не заревнует. А вы, Владимир Иванович, должно быть, здорово ревнивый? А? Признайтесь!

И так это бесцеремонно Володю по плечу треплет. А Владимир смеется.

– Вася у меня примерная жена, ее ревновать не приходится.

– Значит, с муженька примера не берет? – подмигивает Савельев Владимиру, а у Владимира глаза становятся вдруг большими да испуганными.