KapitalistЪ (СИ) - Стацевич Алексей

— Доброе утро, малец, — беззлобно пожелал лысый гость и протянул «мальцу» стакан воды.

Пока Крюков молча и жадно пил, бугай быстренько прикрыл дверь во вторую комнату, из-за которой доносились тихие стоны, и вернулся к креслу. Вопреки своим немаленьким габаритам, двигался он плавно и уверенно, как хищник в саванне, высмотревший жертву и готовящийся к прыжку.

Несмотря на спокойный тон и протянутую руку помощи, Крюков почти физически чувствовал, как от мужчины исходят пробирающий до костей холод и скрытая, неведомая, но оттого не становящаяся менее серьезной опасность. Казалось, стоило хоть чему-то пойти не так, и «лысый хищник» превратится в бушующего зверя, крушащего все на своем пути — зубы, кости, человеческие жизни…

— Да не бойся, я добрый, — видя, что Иван стучит зубами по стакану, усмехнулся бугай.

— Охотно верю, — просипел тот. — Но это не страх. Похмелье.

— Полагаю, — сказал лысый, и тщательно скрываемый акцент все же выдал в нем иностранца, — тебя интересуют некоторые вопросы? Например: кто я такой? Что мне нужно? Что случилось в номере? Убью ли я тебя? Верно?

Иван закивал, вместе с тем мысленно продумывая план спасения. До входной двери было слишком далеко, а вот сигануть в окно… Перед глазами тут же проплыла картина крюковской тушки, распластавшейся на асфальте со сломанными руками-ногами, перебитым позвоночником и расколовшейся как кокос головой — все-таки пятый этаж. Поэтому оставалось слушать.

— Начнем по порядку. Меня зовут Густаф, фамилия Хартманн. С двумя эн на конце, это важно. Нужно мне забрать у вас денежки…

— Забирайте все и уходите! — вжимаясь в кресло, перебил его Иван, один за другим ловя флэшбеки «столетней давности», разве что обошлось без привязывания к креслу. — Наличность где-то здесь, в брюках!

Лысый Густаф вздохнул:

— Что за странный народец мне вечно попадается? Постоянно хочет отдать все, даже то, что я не прошу. Наверное, во всем виновато мое красноречие, — решил он, и было непонятно, чего больше в этих словах — глупости или сарказма. — Мне нужны деньги, которые за сегодняшнюю ночь заработала наша с тобой общая знакомая.

Многое сразу стало понятным, и Иван облегченно выдохнул.

— Подайте штанишки, — попросил он, надеясь, что в карманах хоть что-то осталось, а не было вчера просажено подчистую.

— Беверли, видишь ли, решила не дожидаться вашего с товарищем пробуждения и поехала домой — отдыхать перед вечерней сменой, — выполнив просьбу, продолжил говорить Хартманн. — А меня попросила забрать заработанное. А то мало ли что… Вдруг вы решили бы не заплатить?

— Не-не-не, я человек чести, — заверил его Крюков.

— Не поверишь, но я тоже. Иначе мог бы вас обнести, пока вы спали, и спокойно уйти.

У Ивана не было ни малейшей причины не верить его словам.

— Сколько? — лишь спросил он.

— Думаю, сотни хватит. Конечно, это чуть побольше, чем вы с Беверли договаривались, да и было вас только двое, а не трое… Но не забывай, что мне пришлось тратить на вас свое время. Да и стакан воды я тебе принес!

Подумав, что это была самая дорогая вода в его жизни, Крюков без споров и колебаний передал бугаю стодолларовую купюру — лишь бы тот поскорее свалил.

— А что случилось в номере? — осторожно напомнил он.

— А-а, это? Сейчас расскажу.

Полчаса назад, ровно в одиннадцать утра, к задремавшему в машине Густафу вышла мисс Мур — свежая, выспавшаяся и благоухающая своими дорогими духами, будто и не было никакой ночной пьянки с последующим возбужденным сдиранием платья в номере отеля, раскиданным повсюду бельем и жаркими поцелуями, переросшими в дикие скачки на белобрысом юноше с яркими голубыми глазами — сыном то ли крупного банкира, то ли нефтяника, то ли целого железнодорожного магната, не иначе.

Передав Густафу ключ от номера, Беверли отправилась домой, а торговец плотью поднялся на пятый этаж и беспрепятственно зашел в номер пятьсот двадцать семь.

В номере тянуло потом и алкоголем, а на широкой кровати раскинулся голый — в одних хлопковых трусах — молодой человек. Решив, что время для сна уже слишком позднее, Хартманн слегка потормошил спящего с желанием разбудить… как в ту же секунду рядом с его головой пролетела пустая бутылка, победоносно сразившая настенное зеркало.

Следом за просвистевшей бутылкой на Густафа с боевым рыком и криком «Грабят! Убивают! Насилуют!» напрыгнул ее метатель, который несоразмерно огромными пальцами-сардельками попытался придушить незваного гостя. Однако силы были неравны — более крупный Густаф легко стряхнул с себя канадца (а это был именно он) и слегка повозил его мордой по ковру. Клатье сопротивлялся, верещал, хватался за все что ни попадя, звал на помощь, сорвал шторы, перевернул стол, а в конце концов довольно сильно порезался об осколки зеркала и, скуля, уполз в соседнюю комнату — зализывать раны.

Выругавшись, маклер любви осмотрительно — мало ли, вдруг еще одна бутылка полетит! — зашел в «смежные апартаменты», намереваясь спокойно объяснить ситуацию, но замотавший порезы простыней Джакоб забился в уголок и не желал ничего ни слушать, ни слышать. Вся боевая спесь канадца куда-то пропала, казалось, он сейчас расплачется… И именно на этом моменте Хартманн и услышал доносящиеся из главной комнаты просьбы принести водички.

— С Джакобом все в порядке? — заволновался Крюков, когда секс-менеджер закончил говорить. — Раны не глубокие?

— Чепуха, — отмахнулся визави, — видали и хуже. Но лучше бы, конечно, показаться доктору.

— Ну да, мало ли что там у него со сворачиваемостью крови… Истечет еще.

Несмотря на поганое состояние и тугость мыслей, в голове Ивана тут же родился план действий.

— А давайте, — деликатно попросил он, — вы отвезете Джакоба в больницу? Ну или куда возят людей в подобных случаях? А я заплачу… за беспокойство.

Густаф размышлял ровно мгновение.

— Договорились! — И вышел в соседнюю комнату.

Вскоре, придерживаемый коммерсантом интимных услуг, Клатье уже ковылял на выход из номера, не забывая при этом пьяно извиняться и божиться, что обязательно расплатится с Иваном за все, даже за то, что он, Иван, не просил. За клуб, Беверли, такси, заказанную ночью дорогущую бутылку виски, разгромленный номер — дай только время.

Скорее всего, обещания забудутся уже завтра, рассудил Крюков и мысленно махнул рукой и на деньги, и на Джакоба — тот был по-прежнему пьян. Видимо, ночной заказ бутылки виски не прошел даром.

Кое-как приведя в порядок и себя, и свои мысли, Иван оделся. Решив спуститься вниз, к ресепшену, и оплатить разгромленный номер, он вышел в коридор, параллельно подумывая о том, что надо бы подготовиться к вечернему разговору с родителями по поводу образовавшихся у их сына денег.

В коридоре было немноголюдно, лишь парочка горничных щебетали в одном его конце, да двое полицейских, прислонившись к стене, о чем-то переговаривались в другом.

Пройдя мимо представителей закона, Крюков направился к лестнице, по-прежнему прорабатывая в голове детали вечернего разговора с родителями. В принципе, план действий был отработан еще вчера историей про мистера Крюгера, поэтому Иван не сомневался, что эта история «зайдет» и еще раз.

Он уже практически спустился на первый этаж отеля, как вдруг сзади его догнал требовательный окрик:

— Одну минуточку, сэр! Остановитесь!

Иван притормозил и нехотя обернулся — его догоняли стоявшие на этаже полицейские, один постарше, а второй совсем молоденький. Молодой при каждом шаге нервно хватался за кобуру, будто готовый пристрелить Крюкова, если тот не выполнит приказ.

— Вы ко мне обращаетесь, офицеры? В чем дело?

Копы, наконец, спустились с Иваном на один уровень лестницы, и тот, что постарше — с довольно мерзкими редкими усиками, — уточнил:

— Мистер Крюков?

— Совершенно верно, — кивнул Иван. — А в чем, собственно…

— Пройдемте с нами, мистер Крюков. Вы арестованы.

Глава 15

За всю свою длинную жизнь Иван Андреевич Крюков не то что никогда не сидел в тюрьме, а даже порог отдела полиции никогда не переступал. А тут сразу — арестован. Да еще и непонятно за что!