Счастливый остров - Бенгт Даниельссон

Похоже, что раройцы — и туамотуанцы вообще — отличаются этой типично полинезийской беспечностью в большей степени, нежели их соплеменники на других островах Тихого океана. Если большинство остальных народов Полинезии подверглось беспощадному ограблению или давным-давно погибли, то на Рароиа и других островах Туамоту во многом остались те же условия, что в старые, добрые, языческие времена, когда еще ни одна торговая шхуна не отваживалась пробираться между коварными рифами. Это не значит, конечно, что здешние островитяне — кровожадные людоеды, которые бегают полуголые среди пальм и живут в романтических шалашах голливудского образца (читатель и сам уже заметил в этой книге упоминания о кровельном железе, деревянных домах, ботинках, отутюженных костюмах, консервах и футбольных матчах); я имею в виду неизменность основных условий существования. Благодаря своей изолированности Рароиа сильно отличается от Таити и большинства других островов Полинезии, несмотря на внешнее сходство, несмотря на знакомство раройцев со многими промышленными товарами и прочие признаки цивилизации.

Прежде всего надо сказать, что раройцам удалось в значительной степени сохранить свою свободу и самостоятельность. До прихода европейцев на острове существовала местная династия, и наследственный владыка правил довольно бесцеременно. Установив в середине прошлого столетия опеку над островами Туамоту, французы искоренили эту систему. На смену наследственным правителям пришел вождь, назначаемый властями в Папеэте. В остальном островитянам предоставили самим решать свои дела.

Теперь раройцы избирают вождя (это нововведение было, разумеется, встречено с радостью). Чиновников над ними мало, и управляют они спустя рукава. Важнейшие обязанности вождя — наблюдать за сбытом копры, регистрировать рождение и смерть, венчать супругов и руководить общественными работами. Вряд ли можно считать эти обязанности обременительными для него или для населения. Правда, Тека не раз жаловался, что приход торговой шхуны всегда страшная обуза для него, потому что он обязан подписывать все деловые бумаги. Но так как речь идет о нескольких документах в месяц, которые он к тому же никогда не читает, то трудно принять его жалобы всерьез.

Население пока что ни разу не выражало каких-либо претензий, но если у кого-нибудь возникает недовольство, он имеет полную возможность заявить об этом и добиться устранения неполадок. Вождь время от времени созывает совет всех взрослых мужчин острова, и хотя закон не предписывает этого, он всегда склоняется перед решением большинства.

Помимо вождя, есть еще один представитель местной власти, так называемый мутои, назначаемый администрацией в Папеэте. Теоретически мутои объединяет в одном лице почтальона, полицейского и посыльного у вождя, в действительности же ему нечего делать. Раройцы писем не пишут и не получают, преступлений здесь почти не бывает, а посыльный вождю, разумеется, совершенно не нужен. Тем не менее это завидный пост, так как дает право носить форму с красными галунами.

Третий и последний из облеченных доверием общества лиц на Рароиа — звонарь. Все его обязанности сводятся к тому, чтобы дважды в день звонить в церковные колокола, однако дело это считается настолько важным, что он лишь в исключительных случаях соглашается допустить к колоколам кого-либо другого. Даже когда большинство островитян отправляется заготовлять копру на другие острова, звонарь остается в деревне.

Раз в год прибывает администратор островов Туамоту, чтобы выслушать жалобы. Его визит длится несколько часов, самое большее — день. Иногда с молниеносным визитом является какой-нибудь более высокопоставленный чин. И все!

Следует, пожалуй, добавить, что раройцы, подобно прочим обитателям французской Океании, — французские граждане и наделены теми же правами, что и жители самой Франции или ее колоний[16]. Вместе с тем у них меньше обязанностей: так, раройцы не несут воинской повинности, а из всех видов поборов должны платить только налог на собак. Впрочем, и это остается на бумаге, потому что постановление не распространяется на крысоловов — в итоге на Рароиа все собаки, независимо от породы и величины, считаются крысоловами!

Итак, раройцы в большой степени сохранили свою самобытность, но, кроме того, что не менее важно, в их владении остались все местные земли. Это счастливое обстоятельство объясняется в первую очередь изолированностью и скромным значением острова.

Изолированность с самого начала охраняла остров от назойливых чужестранцев. Полчища бесцеремонных авантюристов, торговцев оружием и водкой, любителей наживы, со всех концов света устремлявшихся в прошлом веке в Полинезию, предпочитали, естественно, искать счастья на богатых, плодородных островах вроде Таити, Самоа и Гавайских. На жалкие атоллы Туамоту они смотрели с презрением. Разве что наиболее предприимчивые из них навещали прославленные места добычи жемчуга, в надежде быстро разбогатеть, но никому не приходило в голову поселиться на Туамоту. Таитяне, подобно многим другим полинезийским народам, утратили свою свободу и землю, а большая часть их погибла от болезней, войн и алкоголя, острова же Туамоту пострадали меньше.

Когда архипелаг отошел к Франции, было решено по возможности не распространять на него общепринятые методы эксплуатации и не допускать полного разорения туамотуанцев. В наши дни на всем архипелаге насчитывается лишь с полдюжины иностранных плантаторов, каждый островитянин владеет землей. Конечно, у одних ее больше, у других меньше, но даже самый бедный располагает участком для постройки дома и выращивания достаточного для пропитания количества кокосовых пальм [17].

Еще более бросается в глаза исключительное положение туамотуанцев в области духовной жизни. Живя сами по себе, вдали от пароходных линий и прочих путей распространения западной цивилизации, они смогли сохранить самобытность и цельность. Если мы, так называемые современные люди Запада, страдаем от внутреннего разлада, если мы расколоты на тысячи групп разного рода, разделяемся по партийным, профессиональным, национальным признакам, то раройцы остаются гармоническими людьми, живущими единым коллективом. У них общий взгляд на жизнь и общий подход к явлениям. Политические противоречия им неизвестны, так же как и религиозные конфликты; у них нет постоянного общения с другими народами и расами. Все они — одинаково искусные рыбаки, заготовщики копры и ремесленники. Здесь нет общественных классов; единая для всех система общественных установлений и запретов определяет, что следует делать, а чего не следует. Иными словами, они проявляют уверенность и целеустремленность там, где мы показываем себя скептиками и релятивистами. Раройцам удалось сохранять целостность, отличающую большинство так называемых примитивных народов[18].