На Таити - Эльза Триоле

POLARIS

ПУТЕШЕСТВИЯ ПРИКЛЮЧЕНИЕ ФАНТАСТИКА XXXIII

Эльза Триоле

НА ТАИТИ

Рис. П. Гогена

НА ТАИТИ

Посвящается Андрею

Не могу того таити,

Что люблю тебя сердешно.

Коль уедешь на Таити,

Буду плакать безутешно.

Ехали сначала по воде, потом по суше, потом снова по воде. Океаны отличаются волной: в одном — волна короткая и частая — вверх, вниз, вверх, вниз — либо нос, либо корма парохода висят в воздухе. В другом — волна длинная, долгая, пароход на ней помещается целиком и едет по волне, как сани по горе.

I

ЛЕНИВЫЙ ОКЕАН

Плыли мы сначала закутанные в шубы, замотанные в платки; потом в белой кисее, в парусине. Долго плыли. Переставляли часы. Перевалили через экватор. И когда стало казаться, что всегда так было и будет, — приехали. Пароход простоял сутки, набрал угля, провизии и уехал. А мы остались, окруженные водой.

Направились в гостиницу. Вечер, дождь. Идем сквозь сплошную стену теплой воды. Воздух пропитан сладким запахом ванили. Еле тащу тяжелые ноги, разморенное тело. Нельзя ли сейчас же уехать в какую-нибудь знакомую обыкновенную страну?

Деревянное двухэтажное здание, длинная и узкая, как коридор, терраса, несколько дверей. Большая полупустая комната, свеча, громоздкая кровать под наглухо закрытым тюлевым пологом.

В изнеможении опускаюсь на единственный стул. Надо ждать, пока все образуется, принесут чемоданы, оправят постель. Темнокожая женщина приносит кувшин с водой. Пытаюсь заговорить с ней, чтобы убить время, но сразу замолкаю, озадаченная неопределенностью ответов. Бог с ней… только бы поскорее добраться до постели, только бы скорее лечь, раскинуть мешающие ноги, руки, собрать потуже волосы.

Жду.

И вот, наконец, появляются отчего-то веселые черные люди и как пушинки бросают в угол тяжелые чемоданы. У них цветы на голове, цветы за ухом, они смеются и что-то говорят. В полумраке мне кажется, что в них происходят какие-то изменения, как будто я смотрю на них сквозь воду: они колеблются, укорачиваются, сгибаются. Незнакомая речь, не дробясь на слова, сливается в незнакомый напев.

Ушли.

Тушу свет, ложусь, жду покоя.

…Подушки пахнут непонятным, редкие, как канва, простыни сползают с тюфяка, коленкоровое одеяло без пододеяльника непривычно ничего не весит на теле. Комары, забравшиеся под полог, злобно жужжат з-з-з-з-з-з.

Утро. Ставни еще закрыты, но дверь на террасу только завешена слишком узкой кривой ситцевой занавеской и в комнате почти светло. За плохо сколоченной перегородкой слышится шум падающей воды, плеск, говор, свист, смех. Андрей с мохнатым полотенцем через плечо возится около чемоданов и бурно радуется. Напряженно улыбаюсь и говорю, что все очень хорошо. Вяло пытаюсь встать, открываю пахнущий пылью полог. Беру мыло, полотенце и направляюсь в ванную.

На террасе, такой узкой, что если развернуть руки крестом, то одна из них вылезет наружу, стоят возле двери в нашу комнату — стол и два шатких стула. Это я помню еще с вечера… На террасу выходят несколько дверей; это тоже было вчера. Терраса заделана зеленой деревянной решеткой; через решетку видна улица; люди проходят совсем близко, но им нас не видно.

Встречаю хозяина.

При дневном свете он оказывается светлокожим, полным, приятной наружности человеком, с мелкими чертами лица, пухлыми руками, круглыми плечами. Не смущаясь тем, что я мало одета, хозяин начинает светским тоном вести со мной салонный разговор. Он в белой, расстегнутой на груди рубашке, босиком, за ухом у него цветок. Смотрю на него во все глаза, оживляюсь даже на минуту от удивления: что такое? Мужчина это или женщина?! Впрочем, все равно…

Ванная, вернее баня, оказалась большой комнатой с полуразвалившимися стенами. Каменный серый пол, ведущие вниз, в какую-то большую дыру ступеньки, над этой дырой — душ. Окно завешено мрачной ситцевой, как и в комнате, занавеской. Больше всего это похоже на разбойничью пещеру. Недоверчиво ступаю голыми ногами по тепловатому полу, спускаюсь в лужу мыльной воды. Брезгую всем, вплоть до чистой воды, падающей из душа. После холодной воды тело горит пуще прежнего.

На террасе — суета. Две темнокожих молодых женщины сломя голову исполняют приказания старой и огромной туземки, которая фыркает и шипит на них. Это приготовляют наш утренний завтрак и убирают комнату. На столе — хлеб, масло и неизвестные мне фрукты. Андрей пьет скверный кофе, сияет и верит в светлое будущее. Я тихо сажусь рядом с ним и думаю о том, что на меня из открытого чемодана, из-под белья, выползли три огромных, черных, мясистых таракана.

II

ЧТО ОКАЗАЛОСЬ ЧЕРЕЗ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ

В середине острова — горы. Очертания их мягки. В горы никогда никто не ходит — народ ленивый. Говорят, что там свежо и нет никаких болезней.

Вокруг гор, вдоль моря, идет плоская полоса, и это делает остров похожим на тарелку полную до краев. На этой плоской полосе, на краю тарелки, живут люди: белые, черные и желтые.

Остров — крепость ли то или тюрьма — окружен широким, очень широким рвом — морем между берегом и коралловым рифом. Коралловый риф же — крепостной непрерывный и непрерывный вал. За ним океан, по которому тоже пешком не пройдешь. Ров наполнен до краев как бы яркой жидкой краской, очень светло-синей и светло-зеленой. Эти два цвета нигде не сливаются ни на поверхности, ни в глубине, и зеленый остается насквозь зеленым, а синий насквозь синим до самого ясного дна морского. Определенность и чистота этих цветов дает то же ощущение удовлетворения, что вид развернутого куска цветного шелка или свеже-выдавленной на палитру краски.

А риф прячется под водой и выдает себя лишь шумом и пеной разбивающихся об него волн. Риф — это корни, а белая легкая, высоко взлетающая пена — распускающиеся пушистые цветы. Этот широкий шумный венок прерывается только в одном месте. Проход узок и еще не так давно одно военное судно разбилось вдребезги при входе в порт. Правда, говорят, что у капитана на этот счет были свои личные соображения и намерения, и он был предан суду, но судно все еще на дне морском и в ясную погоду его хорошо видно.

Напротив прохода расположился город. В нем два кинематографа, автомобили Форд, церкви, водопровод, канализация, электричество, губернатор, лавки и сплетни. Вокруг острова, берегом моря, идет шоссейная дорога. Из города по ней можно ехать направо и налево. Направо, в сторону плетеных шалашей королевы Помарэ[2], ее летней резиденции, налево — в сторону лепрозория. Впрочем, едешь ли направо или налево — приезжаешь к исходной точке.