Имя убийцы - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он смотрел ей вслед — она была стройна, форменная одежда подчеркивала хорошо развитые плечи, волнистую линию талии — и не мог договориться со своими мыслями. У этой женщины хватило бы сил и уверенности треснуть Регерта тяжелым предметом. Он бы с удовольствием переместил ее в своем «рейтинге популярности» на высшую строчку, не трудись она на третьем этаже. Случись ее кабинет на первом, она могла бы видеть, что в прокуратуру проник посторонний. Пошла за ним, подкараулила в камерной обстановке. Но, сидя наверху… Теоретически возможно все. Допустим, был осведомитель. Тот же Недоволин — охранник на вахте. Или Лыбин, сменившийся с поста за несколько минут до появления Регерта. Ведь он ушел недалеко, мог видеть, как субъект подходит к зданию прокуратуры…
Сложновато как-то. Он проводил задумчивым взглядом Шеховцову, схватился за сотовый, куда часом ранее набил полезный номер.
— Эльвира? Здравствуйте еще раз. Турецкий на проводе. Не отвлекаю?
— Что вы, Александр Борисович, всегда готовы помочь.
— Скажите, вы не отрабатывали версию, что убийца в прокуратуре мог иметь сообщника? Неважно, где — извне, внутри здания.
— М-м… была такая мысль. Но отработка этой версии тоже ничего не дала.
— В вашем городе работает сотовая связь. Надеюсь, она устойчивая?
— Да, конечно, мы не в пустыне живем. Правда, в отличие от любого крупного города здесь всего один оператор…
— Да, Александр Борисович, это лежало на поверхности, — вклинился с параллельного телефона Татарцев. — У всех шестерых, и даже у прокурора Сыроватова, были изъяты сотовые телефоны, проверены все входящие и исходящие, а также время их совершения. Ничего интересного не нашли.
— Информацию о звонках с телефонов можно удалить. Вы запросили сотовую компанию? Взяли распечатку звонков?
— Конечно, Александр Борисович, мы же не пальцем деланы, — пробурчал Татарцев. — Сотовая компания предоставила распечатку всех звонков фигурантов по делу. С девяти до девяти пятнадцати ни одного настораживающего звонка эти люди не делали. И им никто не звонил.
— А местная линия?
— Тоже проверили. Звонки были — это все же государственное учреждение. Но в означенное время… просто мистика какая-то, ни одного звонка.
— Охранника Лыбина проверяли?
— Кого-кого? — не сразу сообразила Эльвира. А Татарцев и вовсе промолчал. — Постойте, Александр Борисович, — растерялась Эльвира, — но этот человек не имеет отношения к убийству в прокуратуре. Мы отрабатывали только шестерых. Так распорядился Багульник. Да и Извеков кричал, что нельзя делать лишнюю работу. А вы это к чему?
— А помнишь, Эльвира, я предлагал на всякий случай отработать Лыбина? — вспомнил Татар-цев. — Но не нашел в вашей среде ни поддержки, ни понимания.
«А еще говорят, что не пальцем деланы», — подумал Турецкий.
— Просьба огромная, ребята. Трогать Лыбина не советую, но не могли бы вы еще раз обратиться в сотовую компанию? Узнайте, не делал ли он в течение дня шестого мая каких-либо звонков. Особо интересные — после девяти утра по местному времени.
— Ну, хорошо, Александр Борисович, мы сделаем, — неуверенно сказала Эльвира.
Он отключил телефон и задумчиво уставился на застывшего в дверях молодого еще человека, на котором прокурорский мундир сидел так же элегантно, как на гусаре его парадное облачение.
— Галантно выглядите, — пробормотал Турецкий. — Проходите, Михаил Анатольевич, побеседуем.
— Жалко, — улыбнулся молодой человек и сел, небрежно закинув ногу за ногу.
— Могу ли я спросить, что именно вам жалко?
— Жалко, что прокурорские работники не обладают свидетельским иммунитетом, — пояснил господин. — То есть запретом их допрашивать без свидетелей. Честно говоря, задолбали уже. Если все считают, что мы тут сидим просто так, от нечего делать…
— Вы правы, — вздохнул Турецкий. — Свидетельским иммунитетом обладают только, судьи, присяжные, адвокаты, священники и парламентарии. Возможно, в соответствующий закон скоро внесут поправки, и это счастье коснется журналистов, а также редакторов. Действительно жалко, Михаил Анатольевич. Будь вы батюшкой, мы бы бросили все это дело к чертовой матери и пошли пить пиво.
— Ох, не сыпьте соль на раны, — вздохнул Лопатников. — Я уже проклял все на свете, что пятого мая не поехал в Торжок. Была командировка, убыли двое, я должен был к ним присоединиться, да вот… — Лопатников картинно воплеснул руками. — Решил на выходные остаться в Мжельске, заняться домашними делами.
— Но вы не семейный?
— Есть грех, — кивнул помощник прокурора. — Знаете, чем холостяк отличается от женатого? Холостяк все делает по дому сам, а женатого жена заставляет. Выбора нет. Ремонт затеял в спальне. А спальня — такое место в доме, где ремонт никоим образом нельзя затягивать. Улавливаете мысль?
Турецкий улавливал. Имеется такое мнение в научных кругах: кто часто спит с разными женщинами, живут дольше скучных семьянинов в среднем лет на двенадцать.
— Прекрасно вас понимаю. Сделали ремонт?
— В общем и целом. Задавайте свои вопросы, а то работать надо. Вам будет сложно поверить, но мы тут еще и работаем.
На работу 6 мая прокурорский помощник немного опоздал. Ссылаться на пробки было глупо, в Мжельске нет никаких пробок, сказал прокурору без утайки — проспал. Обязался отработать в обеденное время. Сидел на рабочем месте, возился с бумагами. В восемь сорок потребовалась срочная консультация у Сыроватова (без прокурора тут никто не работает), позвонил. В приемной никто не отозвался. Покинул рабочее место в восточном крыле первого этажа, потащился на второй — в невыносимую даль. Да, совершенно верно, в восемь сорок пять он обнаружил в кабинете Рябцева Оксану Гэльскую, которая делала вид, что работает, хотя на самом деле торчала в Интернете и хихикала над каким-то видеороликом. Да, он рассказал ей анекдот и ушел. Бродить по зданию, заглядывая в каждый кабинет в поисках прокурора, было выше его сил. Лопатников вернулся на рабочее место и продолжал упорно выполнять свои обязанности, пока не начался тарарам.
— С чего он, собственно, начался?
— А вы никогда не слышали, как орет болотная выпь? Попросите Оксану, она повторит — получите огромное удовольствие. Нет, серьезно, она орала так, что дрожали стены, и в радиусе километра, поджав уши, разбегались собаки.
— Сильное сравнение.
— Впечатлительная женщина. Лучше бы она была впечатляющей женщиной. Представьте, когда полгода назад мы собирались переезжать в это здание, она устроила форменный скандал, вплоть до увольнения — под впечатлением страшилок о бывшем психоневрологическом диспансере. С трудом уговорили не увольняться. Понять-то ее, конечно, можно. Даже у Виктора Петровича чуть инфаркт не случился. Ну, надо же, до чего мы докатились! — Лопатников поменял местами ноги и расхохотался. — Убийство в прокуратуре! Агата Кристи отдыхает! Вот скажите, за вашу практику что-нибудь подобное случалось?
— За мою практику, Михаил Анатольевич, случалось такое, что вам и в кошмарном сне не приснится. Идите, работайте, пока я добрый. Над чем вы, кстати, работаете?
— Домогательство. Докатилась до провинции волна цивилизованной жизни. Учитель физкультуры в школе номер три прижал в раздевалке мальчика, задержавшегося после урока. До секса не дошло, но мальчик нажаловался родителям. Родители накатали телегу в прокуратуру. Самое смешное, что учитель физкультуры слыл по жизни прожженным бабником, никто не уличал его в нетрадиционных пристрастиях. Тем более, в педофилии. Видать, ударился в эксперименты… Анекдот про голубую метку знаете? Подходит молодой пират к Флинту. Так и так, мол, капитан, получил голубую метку. А что это такое — не знаю. Вот если присылают черную метку, значит, меня хотят убить. А что такое голубая метка? — Тоже ничего хорошего, — ответил капитан Флинт.
Турецкий улыбнулся. Лопатников посмотрел на него с благодарностью и удалился.
Евгения Владимировна Ситникова явилась на беседу с таким видом, словно ее несказанно оскорбили, обвинив в такой чудовищной чепухе, как убийство. Но когда увидела, что перед ней сидит не старец, не уродливый Квазимодо, не женщина, сразу смягчилась. Она была приятно сложенная молодая женщина с тщательно накрашенными ресницами и забавной мальчишеской челкой.
— Хотите разобраться в наших неприятностях или просто так приехали — для галочки? Целая комиссия до вас сновала — толком ничего не делали, работать мешали.
— Сложно сказать. — Турецкий почесал нос кончиком карандаша. — А вам бы как хотелось, Евгения Владимировна? Чтобы я разобрался или чтобы уехал, ничего не выяснив?
— Да ничего вы не выясните, — отмахнулась Ситникова. — «Важняк» из Москвы тоже поначалу рвал и метал — да я, мол, туг живо во всем разберусь. А потом приутих, ко мне пытался подъезжать — почему бы нам, мол, не прогуляться вечерком? Зайдем в уютное заведение после работы, посидим, поговорим. Пришлось популярно объяснить товарищу, что в нашей местности после семи вечера открыты только отделения милиции.