Имя убийцы - Фридрих Незнанский

— И вам доброе утро, лейтенант, — озарился улыбкой Турецкий. — Полагаю, мирного сосуществования у нас не получится? А жаль.

— Перебьешься… — Извеков отвернулся. — Лично от меня, Турецкий, помощи не жди, так и знай. Я таких, как ты, перевидал на своем веку… Приезжают, суют свой нос, куда не просят, корчат из себя чуть не Генерального прокурора. Ты — неофициальное лицо, заруби на носу. Будешь мешать, крупно пожалеешь.

— Мешать — чему, лейтенант? Расследованию дела о четырех убийствах? Вы его расследуете? Мне кажется, вы успешно на него забили. С кандачка не прокатило, а с головой никто не учил, верно? Так какого ты тут пыхтишь? Шел бы ты, Извеков…

Ей-богу, этот рыжий субъект чуть не ударил Турецкого! Уже бросился, сжав кулак, кости побелели, да, видно, победили остатки разума — остановился, опустил кулак, вперился в Турецкого, как непримиримый пролетарий в классового врага.

— Может, зря мы так, лейтенант? — миролюбиво сказал Турецкий. — Не подсижу же я вас, в конце концов. Премию не отниму, жену не уведу.

— Да пошел ты, — сплюнул Извеков и отвернулся к окну.

— Ну, и ладно, приятно было пообщаться. — Турецкий шутливо откозырял и побежал наверх. Настроение от инцидента серьезно не пострадало, рассчитывать не добросовестную помощь милиции было несколько наивно, а последнюю наивность он потерял еще лет двадцать тому назад. Впрочем, в оперативном отделе его поджидал более сердечный прием.

— С Извековым бодались? — высунулась из-за компьютера младший лейтенант Эльвира Буслаева — улыбчивая, похожая на мальчишку, чертовски обаятельная. — Ну и кто кого на сей раз? Не обращайте на него внимания, Александр Борисович.

Извеков бука, но работать, в принципе, не мешает. Располагайтесь, чаю хотите?

— Нет, ребята, я на минутку — уточнить диспозицию, так сказать. — Турецкий протянул руку молодому пареньку за ближайшим столом — обладателю крохотных ушей, курносого носа и смешной бородки, прилепившейся на краю подбородка. — Турецкий.

— Татарский, — охотно отозвался оперативник. — Вернее, Татарцев. Это я вчера вашу машину обыскивал. Солидная у вас тачка, Александр Борисович. У нас такая только у директора рынка. В кредит брал. И ту ободрать уже успел.

— Я тоже в кредит, и тоже ободрал, — признался Турецкий. Эльвира и Татарцев недоверчиво хохотнули. Кроме этих двоих в скромно обставленном помещении никого не было. — Ладно, с Извековым в данном заведении, кажется, все ясно…

— Не поминали бы лишний раз всуе, — проворчал Татарцев. — А то ведь черта только помяни…

Распахнулась дверь, в помещение втерлась хмурая физиономия Извекова.

— Багульник где?

— А мы знаем? — проворчала Эльвира.

— На сопках цветет, где еще, — хмыкнул Татарцев. Шутка, видимо, была расхожей.

— Ну-ну, — процедил Извеков, одарил всех по очереди убийственным взглядом и хлопнул дверью.

— Я же говорил, — сказал Татарцев.

— Несколько вопросов, ребята, — заторопился Турецкий, глянув на часы. — В тройном убийстве на Лебяжьем озере, как понимаю, ни улик, ни свидетелей, ни зацепок.

— Совершенно верно, — смущенно подтвердил Татарцев. — Думаете, мы ничего не делали? Да мы носом пропахали все окрестности озера. Опрашивали людей в Горелках, опрашивали людей на трассе, в Королькове…

— Стоп, — встрепенулся Турецкий. — Вы же не были в Королькове.

— Были, — засмеялась Эльвира. — Ирония судьбы. В то время Регерт был еще жив, и о его существовании никто не подозревал. Потом вспоминали — да, подходили к его дому, гавкала собака, но никто не вышел. Соседка… м-м, как же ее… Роза Евдокимовна — потом сказала, что там живет бирюк, с ним лучше не разговаривать. Пошлет подальше — и все дела. Мол, из дома он почти не выходит.

— Не догадались после убийства в прокуратуре соотнести эти два случая? Скажем, выяснить, где находились шесть работников прокуратуры в полдень двадцать третьего апреля. Как у них с алиби?

— Шесть работников? — удивился Татарцев. — Так вы и прокурора подозреваете? Уважа-аем. Действительно, чем он лучше других?

— Мы пытались это сделать, — сказала Эльвира. — Но допросы проводились шестого и седьмого мая. А убийство на озере — двадцать третьего апреля. Две недели прошло. Эти люди просто ничего не помнят. Вот вы помните, где были две недели назад?

— Могу вспомнить, — пожал плечами Турецкий. — Особенно если учесть, что это была суббота, а не один из серых будней.

— Но с точностью до часа все равно не вспомните, — поддержал коллегу Татарцев. — Люди путались, мы их понимаем. Лопатников утверждал, что был дома, Ситникова ездила в Москву — а это ни подтвердить, ни опровергнуть невозможно, Шеховцова ходила на базар, а потом сидела дома, Гальская вообще полчаса не могла вспомнить…

— До сих пор вспоминает, — усмехнулась Эльвира.

— Недоволин работал у брата на строительстве свинарника, вечером заступил на смену. Прокурор с утра пораньше возился в гараже, домой пришел поздно…

— То есть твердого алиби у фигурантов нет, — намотал на ус Турецкий. — Объясните, как проехать к месту убийства.

— Можем свозить, — посмотрела на него как-то странно Эльвира. Спохватилась: — В рабочее, разумеется, время, если начальство даст добро.

— Лучше объясните, — возразил Турецкий. — Когда еще вырвусь, вилами по воде.

— Смотрите. — Татарцев вытащил из письменного стола несколько сложенных карт, развернул верхнюю. — Не то, простите. — Покраснел. — Это Африка и остров Мадагаскар. Костромин из дома принес. Мир смотрели, в который никогда не попадем.

— Мадагаскар не остров, а мультик, — пробормотал Турецкий. Оперативники засмеялись — добрая шутка работе не мешает.

— Вот, возьмите, — бросил сложенную карту Татарцев. — Топографическая карта крупного масштаба — в местной типографии дали. Там все отмечено карандашом. Горелки, озера, Корольково, проселочные дороги, место убийства. Не заплутаете. Можете забрать, с возвратом конечно.

— Отлично. — Турецкий сунул добычу в карман. — По убийству в прокуратуре тоже прогресса не было, но имелось хотя бы орудие убийства. Где оно?

Татарцев загремел ключами, забрался в сейф, извлек тяжелый пакет, выудил из него штуковину покрупнее стандартного золотого слитка и водрузил на стол.

— Прошу.

Турецкий хмыкнул, повертел накопитель, прикинул на вес. Оценил небольшую вмятину на передней грани. Действительно, пещерный век.

— Эта штука не была подключена к компьютеру?

— Нет, — помотала головой Эльвира, — иначе поволокла бы за собой еще что-нибудь. Прокурор объяснил — она стояла на полке, а когда возникала надобность что-нибудь из нее извлечь или, наоборот, затолкать, переносилась поближе к системному блоку, сцеплялась с ним проводом. Не выжать нам ничего, Александр Борисович, из этой штуки. Поднять ее мог любой, и ударить мог любой.

— Да и шут с ней, — согласился Турецкий. — Протоколы допросов работников прокуратуры…

— Уже приготовили. — Эльвира положила перед Турецким подозрительно тонкую папочку. Он невольно скосил глаза. Определенная женственность в работнице милиции присутствовала — под мешковатой одеждой угадывались пусть не соблазнительные, но формы. Стало неловко, когда он поймал на себе пристальный взгляд молодого оперативника.

— Можете взять с собой, — негромко произнес Татарцев, — и карту, и протоколы. Допросы проводились согласно процессуальным формальностям.

— Формальности не волнуют, — пробормотал Турецкий. Почувствовал краем глаза, как переглянулись опера. — Не припомню случая, чтобы слепое следование формальностям помогало раскрыть преступление. Это шутка, господа. — Он поднял глаза. — Неукоснительное соблюдение норм уголовно-процессуального кодекса — залог успеха в любом безнадежном деле. Последняя просьба. Если понадобится ваша помощь, могу я рассчитывать?

— Конечно, — покладисто кивнула Эльвира. — Нам самим эти висяки, как ножом по горлу. Но было бы неплохо, если каждое наше привлечение к делу вы будете заранее согласовывать с руководством.

— Без вопросов. — Турецкий поднялся. — Ну что ж, поеду в прокуратуру.

— Вы там еще не были? — встрепенулся Татарцев. — О, наша прокуратура — это славное местечко. — Оба заулыбались. — Вам обязательно понравится. Месяц назад там обвалилась часть чердачной лестницы, следователь Пономарев едва успел перепрыгнуть. Здание старое, в нем живут мыши и призраки…

— Я слышал, там была больница для умственно отсталых.

— Не совсем так, — возразила Эльвира. — Для умственно отсталых больниц не строят. Они работают — в основном на руководящих должностях. В мэрии, в райсовете, в милиции. В здании номер два по улице Щукина при советской власти располагалась больница для людей с психическими отклонениями. Милое местечко. Представляете, сколько нормальных людей там извели? Говорят, в здании до сих пор по ночам слышны стоны, скрипы, голоса, другие очаровательные звуки. Охрана по ночам на всякий случай держит дверь открытой, чтобы успеть улизнуть, если вдруг набросится потусторонняя нечисть…