Нэпман 1. Красный олигарх - Алим Онербекович Тыналин

— Гражданин Фролов, вы арестованы по обвинению в хищении социалистической собственно… — Рожков не успел договорить.

Грянул выстрел. Пуля просвистела над головой следователя, расщепив дубовую панель. В ответ загрохотали «маузеры» оперативников.

Фролов успел сделать еще два выстрела из-за опрокинутого кресла красного дерева, прежде чем пуля настигла его. Шелковый халат от Манделя окрасился темным. В наступившей тишине было слышно, как потрескивают в камине горящие бумаги и тикают настенные часы.

— Оказал вооруженное сопротивление при аресте, — констатировал Рожков, наклоняясь над телом. — Придется писать рапорт о применении оружия.

В несгораемом шкафу нашли документы о хищениях и махинациях, несколько пачек царских червонцев и записную книжку в сафьяновом переплете. Фролов не успел уничтожить все улики.

Когда тело увезли, Рожков задержался в кабинете. Он смотрел на догорающие в камине бумаги, и его цепкий взгляд был задумчив.

В кармане убитого нашелся билет на поезд до Риги на сегодняшний вечер. Кто-то предупредил Фролова, что за ним придут? И какие документы он все-таки успел сжечь?

Впрочем, ответы на эти вопросы уже не имели значения. Дело можно закрывать.

Главный фигурант мертв, а остальные улики указывали только на его личную вину в махинациях с заводским имуществом. Крестовский остался недосягаем. Пока что.

На рассвете по Москве поползли слухи об аресте и перестрелке на Пятницкой. А в особняке на Чистых прудах Леонид Краснов только-только вернулся домой после приятно проведенного вечера, не подозревая (как думали все) о произошедших событиях.

* * *

Хитровка жила своей ночной жизнью. В подвале бывшего доходного дома Бунина, переделанного под ночлежку, собрался воровской сход. Керосиновые лампы «Летучая мышь» едва разгоняли вонючую тьму. Пахло прелой соломой, махоркой и сивухой из подпольного притона Сидорыча.

За колченогим столом восседал Сивый, седой громила с изрытым оспой лицом, в поношенном пиджаке с чужого плеча и красной косоворотке. На узловатых пальцах поблескивали самодельные перстни-печатки. Рядом примостились его подручные: Химик, тощий блатной в кепке и Борода, приземистый налетчик с окладистой бородищей, в которой поблескивала ранняя седина.

Перед ними стояли трое, Косой, Витька Щербатый и Колька Питерский, исполнители неудачного покушения на Краснова. Их привели силой, после того как «проверенный источник» шепнул Сивому о связях троицы с милицией.

— Значит так, граждане-бандиты, — прохрипел Сивый, прикуривая папиросу «Сафо» от керосинки. — Тут до меня слушок дошел… Нехороший слушок.

Косой, высокий мужик с характерным шрамом через всю щеку, в драной тужурке с галунами, дернулся:

— Брешут все! Не было никакого…

— Не перебивай старших! — Сивый грохнул кулаком по столу. Щербатый, низкорослый парень с выбитыми передними зубами, в кепке «Пролетарий», испуганно дернулся. — Говорят, вы, суки позорные, с ментами якшаетесь. Половину денег с дела зажали, а вторую половину легавым занесли.

В углу подвала что-то зашуршало, крысы, привычные обитатели хитровских трущоб, выискивали объедки. С потолка, выложенного старинными сводами, капала вода. В соседней комнате кто-то надрывно кашлял, чахотка косила завсегдатаев ночлежки пачками.

— Вот и бумага есть, — Борода выложил на стол замусоленный конверт. — Тут все написано. И про встречи с агентом угрозыска Петровым, и про малину на Сухаревке, которую ты, Косой, ментам сдал.

Колька Питерский, щеголеватый налетчик в начищенных штиблетах и бушлате с чужого плеча, побледнел:

— Вранье! Это Фролов нас подставил…

— Молчать! — Сивый медленно поднялся. В тусклом свете керосинки его лицо казалось высеченным из серого камня. — За базар ответишь. А теперь…

Косой, видимо, понял, что терять нечего. Его рука метнулась к голенищу, где он прятал финский нож.

Выхватил финку, но Химик был быстрее. Его самодельный «скрамасакс», нож из напильника с наборной рукоятью словно сам прыгнул в руку. Борода уже доставал из-за пазухи тяжелый «наган» с перепиленным курком.

Щербатый рванулся к двери, но споткнулся о подставленную ногу. Его тут же скрутили двое громил в картузах, личная охрана Сивого.

Колька Питерский успел выстрелить из спрятанного в рукаве бушлата «бульдога». Пуля выбила крошку из кирпичной стены. В ответ грохнул наган Бороды, только эхо метнулось под сводами подвала.

В тусклом свете керосиновых ламп началась молчаливая, страшная в своей обыденности драка. Лязгнула сталь, финка Косого встретилась с ножом Химика. Кто-то опрокинул керосинку, по полу разлилось горящее масло.

— Суки! — хрипел Косой, прижатый к стене. Его лицо, перечеркнутое шрамом, было страшным. — Я вам…

Договорить он не успел. Нож Химика вошел под ребра, как в масло. В углу хрипел, оседая на пол, Колька Питерский, пуля Бороды нашла в нем цель. Щербатый скулил, как побитая собака, под ударами тяжелых кулаков.

Через пять минут все было кончено. На заплеванном полу в лужах крови лежали три тела. Сивый брезгливо вытер руки ветошью:

— В Яузу их. С кирпичами. Чтоб без следов.

В грязное окошко под потолком уже сочился серый рассвет. Где-то на улице раздался свисток постового — милиция начинала утренний обход. Но к тому времени, как они добрались до подвала, там уже никого не было. Только три свежих пятна на земляном полу да пустые гильзы в углу напоминали о ночном суде.

На столе осталась лежать та самая бумага, «доказательство» предательства. Но никто уже не узнал, что написал ее человек Краснова, умевший в точности подделывать почерк агентов угрозыска.

Хитровка снова погружалась в свой беспокойный сон. В чайной Сидорыча уже растапливали печь, готовясь к новому дню. Разносчик газет на углу выкрикивал последние новости, об аресте и перестрелке на Пятницкой.

А в притоне «Три ступеньки» уже шептались о страшной участи стукачей, посмевших продать своих уголовному розыску. Никто не связал эти события с покушением на Краснова, все выглядело как обычные разборки в преступном мире.

Круг мести замкнулся. Не осталось никого, кто мог бы связать заказчиков покушения с исполнителями. Краснов мог быть доволен, его план сработал безупречно.

* * *

Вечером в кабинете технического директора было сильно накурено. Соколов в очередной раз демонстрировал неутешительные графики работы мартеновских печей. Синие линии на миллиметровке неуклонно ползли вниз.

— Вот, смотрите, Леонид Иванович, — главный инженер нервно протирал пенсне. — Футеровка не выдерживает. Уже третий раз за месяц печь на капитальный ремонт встает. А запасных огнеупоров нет — все довоенные запасы исчерпаны.

Молодой Сорокин, примостившийся у края стола, развернул чертежи:

— Если мы переделаем систему регенерации тепла, нагрузка на футеровку снизится. Но нужны специальные материалы. Такие в России просто не производят.

Я листал немецкие технические каталоги, найденные в архиве. Вот оно — специальная огнеупорная масса производства