Нэпман 1. Красный олигарх - Алим Онербекович Тыналин

к экономике, от истории к социальной психологии. В его рассуждениях современные инженерные решения переплетались с глубоким пониманием человеческой природы.

Когда официант убрал тарелки и принес кофе в медном турке «Товарищества Кольчугина», я заметил, как Величковский достает из жилетного кармана коробочку с пилюлями. Поймав мой взгляд, он слегка смутился:

— Старая язва, еще с голодных лет в Германии. Приходится соблюдать режим. Знаете, в эмиграции не всегда было просто… — он помедлил, разглядывая янтарную жидкость в рюмке «Смирновской». — Жена не выдержала лишений, умерла в Стокгольме в восемнадцатом. А дочь вышла замуж за шведского инженера, сейчас у них свой дом в Мальмё. Внука назвали в мою честь — Николас.

В его голосе мелькнула тень грусти. Он машинально поправил узел галстука — старомодного, в мелкий горошек, явно еще петербургской работы «Братьев Леопольд». На левой руке поблескивало простое золотое кольцо.

Вагон качнуло на повороте. Латунная лампа под потолком, отражаясь в темном окне, создавала уютный полумрак. Из соседнего купе доносились приглушенные звуки патефона — кто-то поставил модный фокстрот.

— А почему все-таки решили вернуться? — спросил я. — В Швеции, наверное, спокойнее.

— Да вот, знаете ли… — Величковский достал из серебряного портсигара «П. А. Хлебников» папиросу «Герцеговина Флор». Его длинные пальцы с въевшимися пятнами химических реактивов слегка дрожали. — Устал от эмигрантской тоски. От вечных разговоров о «России, которую мы потеряли». Хочется еще пожить настоящей жизнью, принести пользу.

Он прикурил от спички, искусно прикрыв огонек ладонью:

— К тому же, — его глаза за стеклами пенсне хитро блеснули, — есть у меня одна идея… Помните работы Чернова о кристаллизации стали? Так вот, я нашел способ контролировать этот процесс. Представляете перспективы для производства специальных сплавов?

Величковский увлеченно начал рассказывать о своих исследованиях, то и дело доставая из портфеля исписанные мелким почерком листки. В такие моменты он становился похож на увлеченного мальчишку — глаза загорались, седая бородка подрагивала от волнения.

— Только вот незадача, — он вдруг осекся, — для экспериментов нужна хорошая лаборатория. А где ее взять? В Промакадемии обещают только через полгода.

Я сделал мысленную заметку. Вот он, шанс привлечь профессора к работе на заводе. Нужно только правильно разыграть карту с лабораторией.

— А что вы думаете о молодых специалистах? — спросил я, вспомнив Сорокина с его смелыми проектами.

— О, это отдельная история! — Величковский оживился. — Знаете, у меня в Риге был один студент… — он полез в карман за носовым платком и случайно рассыпал по столу какие-то бумаги. Среди них мелькнула потрепанная фотография привлекательной женщины в светлом платье на фоне морского пейзажа.

Профессор поспешно спрятал снимок, но я успел заметить надпись на обороте: «Мариенбад, 1924».

— Простите, — он смущенно кашлянул, — старые воспоминания… На чем мы остановились? Ах да, молодые специалисты…

Официант в третий раз деликатно покашлял, намекая на поздний час. В вагоне-ресторане мы остались вдвоем. На белоснежной скатерти громоздились чашки из-под кофе, пепельница с окурками «Герцеговины Флор» и разложенные схемы на листках из блокнота профессора.

— Так что насчет консультаций для нашего завода? — я решил наконец задать главный вопрос. — С вашим опытом мы далеко пойдем.

Величковский мягко покачал головой:

— Простите, Леонид Иванович, но не могу. Обещал читать курс в Промакадемии, еще есть обязательства перед шведским институтом… — он аккуратно собрал свои бумаги в потертый портфель. — Да и возраст уже не тот, чтобы разрываться между несколькими проектами.

Я понял, сейчас давить бесполезно. Это человек старой закалки, к нему нужен особый подход.

Мы обменялись адресами. Величковский записал мои координаты в маленькую записную книжку в сафьяновом переплете с вытисненными инициалами Н. В.

Вернувшись в купе, я долго не мог уснуть. В голове крутились обрывки разговора, технические идеи и, главное, мысли о том, как привлечь профессора к работе.

Возможно, через его слабость к экспериментам? Или через амбиции ученого?

Утром «Мерседес» встречал меня на Рижском вокзале. Степан, как всегда подтянутый, в отглаженной форменной фуражке, принял мой саквояж:

— С возвращением, Леонид Иванович.

Мы направились в особняк на Архангельском. В машине меня уже ждал Семен Артурович Головачев. Секретарь выглядел встревоженным, его круглые очки чуть сползли на кончик носа:

— С возвращением, Леонид Иванович. Пока вас не было, произошли серьезные события…

Он достал несколько газетных вырезок из потертого портфеля:

— Во-первых, на Хитровке нашли тех бандитов. В Яузе выловили, с кирпичами на шее. А Фролова из «Металлообработки» при аресте застрелили. Якобы оказал сопротивление при обыске.

Машина мягко тронулась по утренней Москве. Мимо проплывали вывески магазинов, вереницы ломовых извозчиков, спешащие на работу люди. На углу Мясницкой мальчишки-газетчики размахивали свежими номерами «Вечерней Москвы».

Я сделал вид, что внимательно изучаю газеты, хотя новости были ожидаемы. Рожков отработал чисто.

— Что еще?

— Товарищ Бауман из Московского комитета интересовался нашим заводом, — Головачев понизил голос. — Вчера его помощник приезжал, осматривал цеха. Особенно интересовался модернизацией производства.

Я отложил газеты:

— Карл Янович лично?

— Нет, но… — секретарь замялся. — Понимаете, в МК сейчас активно занимаются вопросами индустриализации. Бауман курирует организационные вопросы, и у него техническое образование — Рижский политехнический заканчивал. Говорят, лично докладывает товарищу Сталину о ходе модернизации московских предприятий.

Это уже серьезно. Бауман считался восходящей звездой в партийной иерархии, его слово много значило.

— А что конкретно их интересует?

— Во-первых, темпы модернизации. Во-вторых, — Головачев достал блокнот, — социальные вопросы. Партийная работа, культмассовый сектор. И главное — перспективы увеличения производства. В МК считают, что частные предприятия должны показать пример эффективности.

Я посмотрел в окошко. Ситуация складывалась непростая, но и возможности открывались интересные. Бауман, при всей его партийной жесткости, был прагматиком. И главное, понимал технические вопросы.

— Семен Артурович, — я повернулся к секретарю, — подготовьте подробную справку о наших планах модернизации. Особенно подчеркните социальную составляющую: жилье для рабочих, медпункт, столовую. И узнайте, когда у товарища Баумана приемные часы.

— Есть еще кое-что, — Головачев достал из портфеля сложенный вчетверо лист. — Тут список предприятий, которые МК считает образцово-показательными. В основном государственные. Но говорят, товарищ Бауман высказывался, что и частные заводы могли бы подтянуться.

— Понятно, — перебил я. План начинал складываться. — Свяжитесь с помощником Баумана. Намекните, что у нас есть интересные наработки по повышению производительности труда. И что мы готовы поделиться опытом.

Секретарь кивнул, я еще раз просмотрел газетные вырезки. За окошком