Тревожная вахта - Владимир Успенский

Двое сигнальщиков наблюдали за морем, изредка негромко переговариваясь. Казалось, что на корабле бодрствовали сейчас только мы. Но я знал: третья часть личного состава дежурит на боевых постах, возле машин и механизмов, возле пушек и пулеметов. Особо ответственную вахту несли радисты. Они держали связь с кораблями дозора и со штабом. Сюда, к нам, должны были поступать все сообщения о морских диверсантах. Но сообщений не поступало. Всё было спокойно. Даже слишком спокойно. И это волновало меня. Я чувствовал себя так, как человек с завязанными глазами, который знает, что его должны ударить, но не видит, откуда и когда удар будет нанесен.

Наша размеренная, ставшая привычной за последнее время жизнь, внешне однообразная, но наполненная непрерывным ожиданием, окончилась разом. Кончилось прицеливание — грянул выстрел.

О выстреле — это для образности. А на деле было так. Издалека докатился до тральщика приглушенный звук взрыва. Эхо несколько раз повторило его, и трудно было понять, с какой стороны он пришел.

Матросы-сигнальщики схватились за бинокли. Помощник командира замер как изваяние, отвернув воротник тулупа. Даже на цыпочки приподнялся прислушиваясь.

Через несколько минут далекий гул повторился.

— С моря, — сказал помощник.

Хорошо, если так! Но я вовсе не был уверен в этом. А если взрывы раздались в глубине залива, значит — всё! Пошла насмарку вся подготовка. Немцы обманули нас, проникли в базу, и там гибнут сейчас наши корабли, гибнут сотни, а может, и тысячи моряков.

Я никогда не жаловался на своё сердце. Но тогда оно вдруг стиснулось в комок и будто перестало работать. Я хватал ртом воздух, стараясь преодолеть слабость, возникшую во всём теле. Продолжалось это всего несколько секунд — как раз те секунды, когда я соображал, что предпринять.

— Боевая тревога! — скомандовал я. — Сигнальщики, передайте на БО: подойти к борту!

Взрывов было всего два. Новых не слышно. А немцы, конечно, послали в операцию больше судов. В несколько раз больше. Значит, эти суда ещё где-то на подходе! Но где?

По трапу взлетел на мостик радист.

— Товарищ капитан третьего…

— Давайте! — Я выхватил из его рук бумажку. На бланке карандашом крупные буквы. Командир дозорного корабля сообщал время и координаты взрывов, запрашивал, что делать.

Я мысленно повторил координаты, представил место на карте и засмеялся. Самым настоящим образом засмеялся от радости. Помощник посмотрел на меня, как на сумасшедшего. Я, кажется, подмигнул ему. И скорее — к карте. Да, точно! Немцы не проникли в залив! Взрывы произошли в открытом море, на наших минных полях. Повторяю: на минных полях — это самое важное!

Кто-то тяжело дышал у меня за спиной. Я обернулся. Рядом стоял Астахов. Он выбежал по тревоге без шинели, в меховой безрукавке поверх кителя. Спросил взволнованно:

— Ну?

— Они! — ответил я. — Оставайся здесь, майор! Радируй кораблям дозора: враг появился. Сообщи адмиралу. И сам тут…

— А ты разве…

— В море, навстречу!

С левого борта медленно приближался вызванный мною большой охотник. Я пожал руку Астахова. Он вытащил из кармана пачку папирос, сунул её мне. Я даже не успел поблагодарить. БО поравнялся с тральщиком и почти остановился. Я прыгнул на палубу большого охотника.

Лишь спустя несколько дней, перебирая в памяти всё связанное с нашим прощанием, я вспомнил, что мы с Астаховым впервые говорили друг другу «ты».

Вообще на тральщике должен был остаться не только майор, но и я. Оттуда легче было следить за ходом событий и направлять их. Но я решил, что принесу больше пользы на месте боя. В конце концов, на охотнике тоже есть рация, и я смогу быть в курсе дела. Я не сумел, да и не хотел побороть охвативший меня азарт — другое слово трудно найти. Ведь я уже длительное время занимался этими «морскими дьяволами», но до сих пор не встречался с ними в настоящем бою. Я считал, что направляюсь в самое ответственное и опасное место. Но на войне далеко не всегда можно определить, где опасно.

Двигатели большого охотника работали на полную мощность. Корабль шёл очень быстро. Мы приближались к линии нашего дозора. Я прислушивался. Но взрывы больше не повторялись. Не раздавалось и стрельбы. Это могло означать только одно: остальные немецкие суда ещё не обнаружены.

Несколько раз вспыхивали вдали прожекторы, то в одном, то в другом месте. Лучи шарили по морю и гасли. Мы тоже включили на минуту свой прожектор: сигнальщик заметил что-то подозрительное. Но ему, вероятно, показалось. Поверхность воды была пустынна.

Я очутился по воле случая на том БО, которым командовал старший лейтенант Задорожный. Тот самый Задорожный, чей рапорт о погоне за подводной лодкой мне довелось читать.

Он был опытным офицером. Я понял это по той уверенности, с которой он вёл свой корабль в ночном море, по его коротким деловым распоряжениям. Высокий, в большой шапке, глубоко надвинутой на уши, Задорожный стоял на мостике, отдавая команды негромким спокойным голосом.

Старший лейтенант изредка запрашивал акустика, не слышно ли шума чужих судов. Запрашивал, вероятно, по привычке. Ведь для больших охотников, главная задача которых — борьба с подводными лодками, гидроакустика является важнейшим средством обнаружения противника. Сейчас мы ожидали встречи с надводными судами. Но именно гидроакустика помогла нам.

Мы находились на линии дозора, возле минного поля, где недавно прозвучали два взрыва. И в это время акустик доложил, что слышит непонятный звук.

— Дистанция? Курсовой угол? — спросил Задорожный.

Акустик ответил, что звук слишком слаб и дистанцию можно определить только приблизительно. «Что за чёрт! Неужели подводная лодка?! — подумал я. — Комбинированная атака?»

Рассуждать не оставалось времени. Неизвестное судно шло навстречу нам вдоль кромки минного поля. Задорожный сдвинул на затылок шапку. Глаза его блестели весело и озорно.

— Вперед? — спросил он.

— Давай!

Старший лейтенант резко двинул ручки машинного телеграфа. Большой охотник рванулся как подстегнутый, по обеим сторонам форштевня выросли белые буруны.

Над горизонтом к этому времени поднялся уже серп месяца, было достаточно светло. Я окинул взглядом палубу БО. Ожидая команду, застыли возле пушек комендоры. На корме у глубинных бомб стояли наготове минеры.

Пологие глянцево-черные волны лениво катились навстречу. Вдали гребни их тускло блестели под лунным светом.

Матрос-сигнальщик закричал вдруг голосом таким пронзительным, что я вздрогнул:

— Перископ справа двадцать!

— Где? — бросился к нему Задорожный. Сигнальщик вытянул руку.

Я увидел белую пенистую полоску, бежавшую по черной воде.

Задорожный оттолкнул рулевого, сам схватился за штурвал, крикнул:

— Иду на таран!

Кто-то поспешно повторил его команду. Лицо у Задорожного напряженное, глаза расширены. Он принял опасное решение. Можно разбить корпус БО о корпус подводной лодки. Лучше бомбить её. Я ещё мог поправить командира. Но я не поправил. Таран — это наверняка!

Я вцепился руками в обвес мостика, наклонился вперед, спружинил ноги. Перископ рядом! Помню, я ещё успел удивиться: почему он такой маленький?!

Охотник содрогнулся от удара, нос его подбросило вверх, раздался скрежет и треск. Меня швырнуло на палубу. Упал на что-то мягкое. Подо мной ворочался и стонал сигнальщик в шубе.

Сразу вскочил на ноги. Задорожный стоял у штурвала без шапки. На лбу содрана кожа, по щеке ползли капли крови. БО описывал по воде круг.

— Вы ранены, дайте мне! — взялся я за ручку штурвала.

Задорожный отступил, покачнулся, но удержался на ногах. Скомандовал через переговорное устройство, чтобы мотористы уменьшили ход до малого.

— Сделано, — сказал он мне каким-то неуверенным голосом. — Что сделано, то сделано…

Он принял решение сгоряча и теперь сомневался, правильно ли поступил. Он искал у меня поддержки.

— Молодец! — крикнул я. — Добро, командир!

Задорожный обрадованно закивал. Рулевой хотел перевязать его, но старший лейтенант показал рукой на сигнальщика, ворочавшегося на палубе.

К нам на мостик поступали доклады из разных мест корабля. Несколько краснофлотцев были ранены. Одного сбросило за борт. Погас свет — было включено аварийное освещение. Через пробоину возле форштевня поступала вода. Помощник командира уже работал там вместе с боцманом и аварийной командой.

Чтобы уменьшить напор воды на пробоину, Задорожный повел БО задним ходом. Краснофлотец за бортом удержался на поверхности, и его удалось сразу найти. Подняли закоченевшего, потащили в кубрик оттирать спиртом.

Большой охотник приблизился к тому месту, где таранил лодку. По воде расплывался маслянистый круг. Мы ждали, не всплывет ли что-нибудь.