Намбандзин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Мне было без разницы, где ночевать, а Ханако в замке прямо таки расцвела. В горной деревне ей было тяжко, а в замке попала в свою культурную среду с постоянным интриганством. Номи Тадаоки, отец Ханако, владел деревенькой, поэтому мог позволить себе свиту из четырех десятков самураев, и приходился дальним родственником Мацудайру Хиротаду, даймё провинции Микава, и был желанным гостем в замке Окадзаки. Жена и дети сопровождали его и подолгу гостили у родственника, заодно усиливая гарнизон.

Единственным неприятным моментом для нее было то, что я почти полностью запретил пользоваться косметикой. Сейчас знатная японка, встав поутру, обязана загрунтовать лицо свинцовыми белилами, брови сбрить и нарисовать тушью черные прямые линии, губы покрасить в темно-зеленый цвет с металлическим отливом и нанести посередине обеих по красной точке, чтобы казались меньше, зубы покрасить в черный цвет, а тело покрыть красной пудрой, после чего имела полное право предстать перед мужем и остальными людьми. У знати принято спать раздельно. Муж зашел перед сном, отстрелялся и пошел отдыхать, а жена начинала смывать краску. Кстати, зубы у большинства и так темные из-за кариеса, так что покраска делала их одинаково нездоровыми. Мне, как намбандзину, разрешалось нарушать традиции и всю ночь делить ложе с женой. Перед сном она нашептывала мне, кто против кого дружит.

Кстати, Ода Набухирэ двенадцать лет назад разбил войско Мацудайры Хиродаты, сеньора отца моей жены, захватил замок Андзё, который отдал своему внебрачному старшему сыну Нобухиро, и случайно взял в плен четырехлетнего Мацудайру Такэтиэ, старшего сына даймё, только через два года обменяв на одного из своих внебрачных сыновей, погибшего вскоре после этого. Наследник прожил в замке Нагоя два года и, говорят, очень сдружился с Одой Нобунагой. Злые языки утверждали, что два дурочка нашли друг друга. По возвращению домой Мацудайру Такэтиэ, точнее, его дядя-регент, не смог сплотить самураев провинции, в результате чего на нее стали нападать все, у кого хватало силенок. Однажды под раздачу попала деревня Номи Тадаоки, в результате чего я обзавелся женой.

Я помнил, что в двадцать первом веке одним из самых больших городов Японии будет Нагоя. Пока что это призамковый населенный пункт, который язык не поворачивается назвать городом. Так, большая деревня в одну улицу, ведущую к главным воротам крепости. Живут в ней ремесленники и торговцы. По-любому, как место для прогулок, было более интересным, чем деревня в горах. Ханако обожала ходить по лавкам и мастерским, рассматривать товары. Иногда я что-то покупал ей, тратя на это зарплату, получаемую от даймё. Мне он платил золотыми кобанами, а не рисом, как своим самураям и асигару.

Надо отдать должное Оде Нобунаге: силу огнестрельного оружия, пока не очень совершенного, он понял сразу, поэтому не жлобился на оснащение и обучение аркебузиров и не относился к ним с презрением, как Китабатакэ Харумото. По моему совету он нанял еще и семьсот асигару-яри, которых вооружил пятиметровыми пиками. Я дал даймё пострелять из мушкета, после чего он заказал себе сразу три. Мы с ним даже на охоту съездили несколько раз. Если меня интересовали антилопы, чтобы мяса поесть, то Ода Нобунага буквально скакал от радости, убив медведя. Они здесь более мелкие, чем в России, черного цвета с белой «манишкой» на груди, но считается доблестью добыть косолапого.

На занятиях с аркебузирами я, так сказать, осуществлял общее руководство. Остальное делали Като Данзё и еще два синоби, нанятые вместе со мной, но всего на три месяца. Из них получились толковые сержанты, которые добрым словом и кулаком быстро вбивали в новобранцев нужные навыки. За год с лишним асигару-тэппо, как их стали называть, прошли усиленный курс обучения и превратились в хороших воинов. В их головы прочно вбили дисциплинированность и научили довольно метко стрелять из аркебуз. Осталось закрепить полученные знания в реальном бою. Одно дело четко выполнять команды в спокойной обстановке, а другое, когда на тебя скачет кавалерийская лава и/или обстреливают из лука. Опасность заставляет суетиться, а суета — мать поражения.

17

Ода Набутомо был еще одним дядей Оды Нобунаги. Два года назад, воспользовавшись слабостью племянника, он коварно захватил замок Киёсу, пригласив в гости и убив коменданта. С одной стороны Ода Набутомо не примкнул к мятежникам, объединившимся вокруг Оды Набуюки, а с другой владел тем, что ему не принадлежало. О чем его и известили официально после окончания разборок с главными врагами. Дядя намек не понял или не захотел понимать, поверив в свои силы и удачу. На него дважды покушались синоби из Каваи, и оба раза Ода Нобутомо чудом оставался цел и невредим. Замок находился на восточной дороге к будущему Киото, а ныне Хэйан, и имел стратегическое значение по меркам провинции. Поэтому племяннику пришлось отправиться к Киёсу, чтобы вернуть своё и заодно укрепить свою власть и показать явным и тайным врагам, на что способен.

Это был равнинный замок с сухим сейчас рвом шириной метров пять и глубиной около трех, стенами из камня (нижний уровень) и оштукатуренного дерева и трехъярусной тэнсю. От Нагои отличался только большим размером двора и количеством сооружений и вход был через тоннель и лестницу в каменном основании. Поскольку Ода Набумото отказался сдаться, по моему совету замок на расстоянии метров сорок от рва окружили валом с не очень густым частоколом из заостренного сверху бамбука, наклоненного в сторону врага. Оставили только четыре узких прохода для штурмовых отрядов, по одному с каждой стороны света, которые на ночь загораживали большими деревянными щитами. Теперь проскользнуть в замок или выскользнуть из него смог бы только очень удачливый синоби, но и на этот случай по ночам на валу несли службу его коллеги из деревни Каваи. Они, как никто другой, знали, где и когда лучше преодолеть заграждение.

Даймё порывался взять замок штурмом, но я посоветовал не терять воинов, которые ему пригодятся еще не раз. Сделаем подкоп и возьмем замок с малыми потерями. Спешить нам некуда. До Нагои всего несколько часов пути. Если кто-то осмелится напасть, мы успеем вернуться и отстоять его. Поскольку там находилась и моя семья, Ода Нобунага не стал спорить. Уверен, что на принятие решения повлияло и желание даймё посмотреть, как захватывают замки в Европе. Он приказал согнать крестьян из соседних деревень для земляных работ. Большая часть их быстро соорудила вал, а меньшая, работая в три смены, день и ночь рыла тоннель под основание южной стены которая была немного ниже и давно не ремонтировалась. Да и ров возле нее был глубиной всего метра два. Давно не чистили, наверное.

Камера была готова через одиннадцать дней. Нам никто не мешал. Наверное, осаженным и самим было интересно, что у нас получится и получится ли вообще что-нибудь⁈ Наружу вывели три трубы из толстых стволов бамбука. Четыре толстостенных глиняных кувшина с порохом весом килограмм по двадцать каждый расположили рядышком и короткими и узкими горлышками вниз в самой дальней части камеры, чтобы взорвались от нагрева. Я не был уверен, что они смогут разрушить каменную основу стены, но жара добавят. Остальное пространство заполнили смесью дров и рисовой соломы, обильно политых кунжутным маслом с добавлением смолы.

Подожгли рано утром. Напротив северный стены за валом стояла с лестницами наготове самая боеспособная часть армии Оды Нобунаги, готовая к штурму. Напротив остальных стен расположились отряды поменьше, чтобы растащить гарнизон замка. Осажденные тоже приготовились, но не высовывались. За время осады мы с Като Данзё и Одой Нобунагой с помощью мушкетов приучили их не красоваться на стенах. Когда даймё попадал в цель, то орал так, будто произошло что-то невероятное. В первый раз я даже решил, что ранили его самого. Среди защитников было немало метких лучников, которых мы быстро проредили, а оставшиеся в живых больше не рисковали.

Сперва из труб потёк жиденький светлый дымок из разряда «не горим, не тлеем». Постепенно начал густеть и темнеть. Усилился ветерок со стороны Филиппинского моря, северную часть которого называют сейчас море Тотоми, и дым повалил мощно. Через какое-то время на светлой, оштукатуренной, крепостной стене появились темные полосы, которые медленно, но верно расползались вверх и вширь.