Не стреляйте в рекламиста - Иосиф Гольман

Мы без приключений добрались по длинному подземелью до «травмы». Нас никто не заподозрил. По дороге попадались и врачи в халатах, и разномастно одетые люди с тележками. Ефим, как всегда, все просчитал точно.

У отвилка, ведущего вверх, в «травму», нас уже ждала сестра.

— Ефимчик, ты опоздал на полчаса!

— У нас вся жизнь впереди, дорогая!

Крашеная кукла с восторгом смотрела на своего героя. Видно, ей не часто встречались болтуны.

Мы поднялись в процедурную и закрылись изнутри.

— Спирта хочешь? — спросила сестра, оценивающе меня осматривая.

— Не откажусь.

Она разлила в три мензурки, и в этот момент Береславский, облачавшийся в пижаму, потерял сознание. А красное пятно на бинтах начало расширяться толчками.

— Зови врачей! — крикнул я.

Но сестра сначала позаботилась о своих интересах, доодев Ефима и спрятав его сумку, а уж потом позвала хирурга.

Я просидел там три часа, пока Береславского не вывезли из перевязочной. Врач объяснил, что ничего особо страшного, но ране нужен покой.

Я сел у его кровати.

— Устал, толстый? — заботливо спросил Ефим.

— Собака ты очкастая, — ответил я. — Так себя ведут только идиоты.

— Действительно, это была не лучшая идея, — неожиданно легко согласился он. — Зато я нашел своего Санчо Пансу.

— Я тебе не Санчо Панса! Если б ты был здоров, я б тебе так врезал!

— Не горячись, толстый! Может, и я когда-нибудь вынесу тебя с поля боя…

Как всегда, Береславский попал в точку. Теперь его очередь.

Давай, Ефим, выноси меня с поля боя.

«Кормушка» со стуком откинулась. Я подумал, что принесли еду. Но ошибся.

— Орлов, на выход! С вещами.

Это что-то новенькое. «Уж не освобождают ли?» — мелькнула безумная мысль. Оказалось, переводят в другую камеру. После дотошного обыска конвоир повел меня к новому месту жительства.

Оно мне сразу не понравилось. В камере было человек сорок. Дышать нечем. Гомон, трудно сосредоточиться. Правда, пока и сосредотачиваться особо не на чем. На допрос еще ни разу не дернули. А об адвокате Ефим позаботится.

Я стоял у входа, ища глазами свободное место, когда ко мне подошел парень лет тридцати, весь в наколках. Одна была необычной. Что-то, прятавшееся под футболкой, — может, осьминог, может, еще какое чудо-юдо, — тянуло свои щупальца к могучей шее, подбородку и даже низу щек.

— Пошли к нам, брат, — приветливо показал он на угол камеры.

Но свободных мест там не было. Варан, так его кликали, согнал бедолагу-мужика и указал освободившуюся шконку. Я не стал изображать благородство, но все это мне не понравилось. Мне не нравится, когда мне симпатизирует первый встречный уголовник. Я не Софи Лорен. Меня больше бы устроило, если бы мое появление осталось незамеченным.

Я поблагодарил и приземлился. Варан явно был настроен поболтать.

— Как звать тебя?

— Александр Петрович.

— За что повязали?

— Пустяки, — улыбнулся я. — Пятерых замочил.

Вокруг замолчали.

— Ну да? — охнул Варан. — Не болтаешь?

Вот теперь мне не понравилось всерьез! Не удивился Варан, даю руку на отсечение! Перевод в другую камеру стал понятен. Меня решили добить? А зачем? Они же ошиблись квартирой! Ничего не понимаю. А может, у меня уже мания преследования?

— Зачем мне болтать?

— А работал кем?

— Бухгалтером.

— Бухгалтер — и замочил пятерых? — Варан говорил громко, чтобы все слышали. Ошибки быть не могло, он готовит пакость.

— Разные бывают бухгалтеры.

— Наверное, ты в армии в спецназе был?

Зря он так быстро. Предупрежден — значит вооружен.

— А ты, Варан, похоже, и сейчас на службе.

Это и называется «мертвая тишина». Зал замер. Варан изменился в лице:

— Что ты, падла, сказал?

— А что мне еще сказать? Человек пришел в дом, отдохнуть хочет. А ему допрос с пристрастием. Что можно подумать? Что ты на службе, уж извини.

Я ждал броска и был к нему готов. Главное, что удалось не сделать меня общей мишенью. А в драке один на один достаточно шансов. Если на шум придут надзиратели — еще лучше, выломаюсь из камеры. Еще раз скажу про конвойные войска. Хотя я уже говорил, они не должны были сажать меня с блатными.

Варан встал, я приготовился к его броску. Но Варан сел. Потому что на его плечо легла крепкая рука.

— Бухгалтер прав, — негромко произнес хорошо, не по-тюремному одетый, парень. — Больно ты быстро напираешь.

Варан явно струхнул. Речь теперь шла о его собственной безопасности.

— Вы что, разве можно такое? Просто мне «маляву» прислали, что мент придет на хату. Маленький, толстый, зовут Сашей. Вот я и прикинул.

Общественное мнение опять переменилось. Ментов по камерам не любят. Не зря они сидят отдельно.

— Если бы я был мент, я бы сидел в ментовской камере, а не в общей.

— Логично, Бухгалтер. Подсадным ты быть тоже не можешь. Слишком жирно для ментов дать пятерых завалить, чтобы подсадить слухача. В общем, перевели Бухгалтера менты, и предупредить тебя, Варан, могли тоже только менты.

— Да ты что, Антон? — буквально взмолился Варан. — Псих «маляву» прислал, говорит, человек в ВВ служил, нашего брата охранял.

— Мент и солдат-срочник — разные вещи, — сказал я. — Меня не спрашивали, когда в армию призывали. Тогда за отказ сажали.

— Псих — человек авторитетный, — задумчиво сказал Антон. — Но срочная служба двадцать лет назад — и из-за этого «малявы» писать? А ты общество обманываешь, солдата ментом представляешь. А этому человеку еще лет двадцать париться. Нехорошо все это, Варан.

Я понял, что раунд закончился вничью. Что уже неплохо.

Антон, потеряв ко мне всякий интерес, пошел на свое место. Варан сидел молча. А я задумался.

Схлестнулись непонятные мне силы. И если предположить, что Антон — следствие усилий Ефима (это не напрягало мою логику: у него везде кореша; а чего бы иначе «авторитет» вступался за незнакомого мужика — из чувства справедливости, что ли?), то почему от меня не отстанут нападавшие? Неужели мстят за убитых?

Тут меня вызвали на допрос.

Я ожидал вопросов, уже обдумывал ответы. Но майор улыбнулся зеку, посадил его за стол и… выложил хорошей еды. Опять пакость?

Приду, они спросят, кто тебя сервелатом пахучим кормил?

Майор понял проблему.

— Не волнуйтесь, Александр Петрович. Ешьте спокойно. В этом пакете, — он потряс увесистым свертком, — ваша передача. Там все это есть. Просто хочу, чтоб пожевали в человеческих условиях. Силы вам еще понадобятся.

С ума сойти можно! Даже в американских тюрьмах офицеры так не переживают за своих подопечных.

— Да, и еще, — педалируя, произнес он. — По имеющимся данным, вы любите ананасы. Так что в посылке — банка с ананасами.

Ну, этот ребус я быстро разгадал. К Ефиму на день рожденья всегда приходит генерал милиции, Юрий. Мужичок моей комплекции, страшно смешливый. Он очень радостно хохотал, когда Береславский, как всегда наполовину привирая, рассказывал о моей любви к ананасам: как я, съев на собственной свадьбе испорченный ананас (не выкидывать же в эпоху тотального дефицита), первую брачную ночь провел наполовину в ванной, где новобрачная через трубку промывала мне желудок, наполовину в сортире.

Значит, Ефим привлек Юрия, а тот не отказал в помощи и даже, хоть и косвенно, сообщил об этом. А моральная поддержка в моем положении дороже самого лучшего ананаса.

На прощание я рассказал майору о «маляве» Психа и попросил передать об этом «всем заинтересованным лицам». Он озаботился, предложил меня еще раз перевести, но я побоялся, что в новой камере не окажется своего Антона, и отказался.

Через десять минут после возвращения в камеру меня опять вызвали на допрос. Приветливого майора и в помине не было, а по ряду признаков я понял, что передо мной не милиционер и не следователь прокураторы. Более всего он интересовался не стрельбой, а моим исчезнувшим соседом. Хотя он был суров и неприветлив, я остался очень доволен беседой. Товарищ в штатском явно не принадлежал к клану любителей доставать документы, отстреливая детей. Пусть он хоть сто раз меня не любит, но объективно — он мой союзник. Или, по крайней мере, не враг.

Похоже, мы еще поборемся. А главное, я не чувствую себя узником замка Иф. Конечно, ему не приходилось оправдываться перед зеками за невольные ошибки юности, но он был один. И всеми предан.

Я же — не один. И никто меня не предавал. Вот такая большая разница!

Начальник оперчасти СИЗО матерился всеми известными матерными словами. Как это все понимать? Сначала перевели бывшего «почти мента» в воровскую камеру. Потом приказали во что бы то ни стало уберечь его от всех неприятностей.

Что за дебильное время?

Подполковник вздохнул и сгреб бумаги. Решение принято: зек будет в безопасности. Как минимум по двум причинам. Первая: если его убьют, то приказ о «сбережении» выполнить будет невозможно. В то время как официального приказа о ликвидации не было и быть не могло. И вторая: подполковник был нормальным человеком. А нормальному человеку приятнее сберечь, чем ликвидировать.