В поисках любви - Барбара Картленд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мне нужно столькому научиться, — думала Марина. — Я очень наивна. Такой человек, как Саймон, может многое для меня открыть».
Сердце девушки замерло на миг при мысли о Саймоне, и разочарование минувшего вечера как будто растаяло перед лицом более насущной проблемы, возникшей с получением отцовской телеграммы.
— Элен, мы должны немедленно заняться сборами. Я думаю, стоит взять с собой все вещи, потому что понятия не имею, когда мы вернемся в Париж, и вернемся ли вообще.
— Быть может, я соберусь только на несколько дней, мисс? На всякий случай…
— Элен, я надеюсь, что мы возвращаемся домой навсегда. Собери, пожалуйста, все.
— Хорошо, мисс.
* * *Элен как раз закончила паковать вещи, когда в комнату постучала Моника.
— В полдень есть поезд до Кале, с которого можно успеть на паром, — сказала она, заглянув в дверь.
— Это означает, что до отъезда нам остается час. Всего только час…
Моника вошла и тепло обняла Марину.
— Надеюсь, ты скоро вернешься.
— Многое будет зависеть от настроения папы, когда я доберусь до дома, — ответила Марина. — Я надеюсь, что теперь он хочет быть со мной рядом и примет меня с распростертыми объятиями.
— Пойдем, выпей с нами немного перед отъездом. Мы велели слугам подать шампанское.
— Но еще слишком ранний час, — слабо запротестовала Марина.
— Для шампанского никогда не бывает рано!
Марина все же охотно сбежала по ступенькам на первый этаж, когда пятнадцать минут спустя Мари объявила, что Соланжи ждут ее в гостиной.
Девушка надеялась, что перед отъездом ей удастся провести хотя бы несколько минут наедине с Саймоном. Ей хотелось убедиться, что она что-то значит для него.
— Bon voyage[36], Марина! — прокричали Соланжи, когда та вошла в столовую. В миг, когда она переступила порог, из бутылок с шумом вылетели пробки.
Марина улыбнулась и бросила взгляд туда, где стоял Саймон. Девушка сразу заметила, что он выглядит озабоченным и стоит несколько в стороне от остальных.
— Ну же, Саймон. Выпей бокал шампанского за счастливую дорогу Марины, — сказала Моника, подходя к брату и с нежностью касаясь его руки.
— Нет, спасибо, — последовал резкий ответ.
Моника подняла бровь и вернула нетронутый бокал на поднос.
— Не знаю, что этим утром нашло на моего брата, — шепнула она Марине, — он так странно себя ведет.
Марина впадала в отчаяние, тщетно дожидаясь хотя бы мимолетного взгляда Саймона, который так пылко ухаживал за ней прошлым вечером. Но он ни разу не посмотрел в ее сторону.
Девушка пыталась заглушить в себе чувство смятения, пока Соланжи пили за ее здоровье.
«Как будто вчерашнего вечера вовсе не было», — думала она, а час отъезда все приближался.
Скоро в комнату вошел дворецкий и объявил, что экипаж готов отвезти Марину с Элен на вокзал.
— Так скоро! — воскликнула Моника. — Tant pis![37]
Она обняла Марину, слезно обещая писать ей каждый день.
В объятиях подруги Марина смотрела через ее плечо на отстраненную фигуру Саймона. Тот стоял у окна с таким видом, словно не знал, что она уезжает и, быть может, очень надолго.
— Прошу, приезжайте еще. Мы всегда вам рады, — сморкалась в платок мадам Соланж.
В конце концов, Саймон подошел и взял ее за руку.
— Всего доброго. Надеюсь, ваша дорога будет безопасной, — сказал он, а затем почти небрежно поцеловал ей руку.
Марина чувствовала себя совершенно расстроенной. Краем глаза она заметила, что Моника бросает на брата тревожные взгляды.
— Ты скоро вернешься, я знаю, — утешала она, взяв Марину за руку и выводя ее в холл.
У Марины, однако, было отчетливое ощущение, что произошло нечто, чего она не знает.
Когда она забралась в экипаж, на нее навалилось знакомое чувство заброшенности. Все были в слезах. Однако Саймон не вышел на порог, чтобы помахать ей рукой на прощание.
— Как странно, — заметила Элен, когда они ехали в направлении вокзала.
— Что такое? — спросила Марина, стараясь не расплакаться.
— Месье Саймон не помахал вам на прощание.
— Вероятно, он был занят, — ответила Марина, опуская глаза.
— Так вот я и думаю, что это странно, — упорствовала Элен.
— Я была бы признательна, если бы ты держала свои мысли при себе, — сухо сказала Марина, что было на нее совсем не похоже.
Слова едва успели сорваться с губ, как Марина уже пожалела, что так резко разговаривает с преданной служанкой.
— Прости, Элен, — сказала она, когда они подъезжали к вокзалу. — Я не привыкла пить шампанское в такой ранний час, это совершенно выбило меня из колеи.
— Что вы, мисс, не нужно извиняться, — тихо ответила Элен.
Марина чувствовала, что предстоящая дорога сулит им не один тяжелый момент.
* * *Поездка действительно оказалась ужасной. Погода ухудшилась, поднялся шторм, во время которого корабль швыряло из стороны в сторону.
Марина и Элен страдали от морской болезни. Когда корабль прибыл в Дувр, обе были совершенно обессилены.
— На поезд до Лондона мы уже не успеем, — вздохнула Марина, когда их вещи грузили на ожидающий экипаж, — нужно найти гостиницу и переночевать здесь. Утром мы почувствуем себя лучше.
Пока Марина устраивалась на сиденье, Элен велела кучеру отвезти их в лучшую гостиницу Дувра. Вскоре они уже были в своем номере и готовились ложиться спать.
И Марина, и Элен крепко проспали всю ночь. Было уже довольно поздно, когда они поднялись с постелей, и Элен пришлось упрашивать администратора гостиницы, чтобы им подали завтрак.
— Нужно отправляться на вокзал, мисс, — сказала Элен, когда они закончили трапезу. — Я узнавала у швейцара, в одиннадцать часов есть поезд.
— Это значит, что мы поспеем домой как раз к полуденному чаю, — объявила Марина, приободряясь. — Очень надеюсь, что папа будет дома, когда мы приедем.
Девушке стало легче на душе, пока она ждала в вестибюле возвращения Элен; носильщик и коридорный пытались справиться с их объемным багажом.
Они с запасом успели на поезд, и мысли Марины вернулись к странному поведению Саймона.
Порывшись в саквояже, она достала пачку писем. Среди них была записка от Саймона, которую он приложил когда-то к подаренному букету.
Когда девушка развязала ленту, скреплявшую письма, один довольно измятый конверт упал ей на колени.
«Что это? — заинтересовалась Марина, разглаживая письмо. — О Боже… Это письмо от сэра Питера Бейли, в котором он приглашал меня на суаре двадцать четвертого числа».