Бен Гурион - Майкл Бар-Зохар

Такая трактовка событий предлагалась шестьдесят лет спустя, но в тот момент декларация была горячо одобрена всеми евреями мира. Единственным диссонансом прозвучал голос Бен-Гуриона:

«Англия не отдала нам Палестину. Даже если бы англичанам удалось завоевать всю страну, она не стала бы нашей потому, что Англия согласилась на это, заручившись поддержкой других государств. Англия совершила великолепный поступок: она признала наше существование как политической нации и признала наше право на эту страну. Но только еврейский народ может сделать это право реальным; только он один, своими телом и душой, силой и капиталом способен выстроить свой «Национальный очаг» и завершить свое национальное искупление».

Он не стремится преуменьшить политическое значение декларации Бальфура. В эти дни всеобщего ликования многие считали, что Мессия возвратился на землю в облачении британского лорда, и еврейский народ вскоре вновь обретет землю Израилеву. Всемерно отстаивая свои тезисы, Бен-Гурион имеет перед собой одну лишь цель: представить факты в их реальной перспективе.

Тем не менее после заявления Бальфура Бен-Гурион изменил свою позицию по основному вопросу. С вступлением США в войну несомненный перевес оказался на стороне стран Антанты, и в конце 1917 года, когда британская армия было готова войти в Палестину, стало ясно, что дни турецкого господства сочтены. Вновь встал вопрос о Еврейском легионе, и на этот раз Бен-Гурион счел важным, чтобы еврейские солдаты вошли в состав специальных отрядов и получили возможность рисковать жизнью ради освобождения Палестины. Он встал в первые ряды тех, кто отстаивал идею создания еврейского батальона, и отправился в Вашингтон отстаивать свою точку зрения перед членом Верховного суда Луи Брандейсом — одной из самых заметных личностей американского сионистского движения. Брандейс изложил идею президенту Вильсону, но тот отверг ее. Проблема разрешилась только тогда, когда по инициативе Владимира Жаботинского еврейские батальоны стали формироваться в самом сердце британской армии. 150 членов «Гехалуца» вступили добровольцами в Еврейский легион и вместе с 200 палестинскими евреями, бежавшими в США, создали ядро формирования, получившего название 39-го батальона Королевских стрелков Ее Величества королевы Англии.

26 апреля 1918 года в скромной квартирке в Бруклине Бен-Гурион сообщает жене о своем вступлении в Еврейский легион. Паула рыдает: она на четвертом месяце беременности и не вынесет даже мысли о разлуке с мужем. Супруг считает бессмысленным напоминать, что еще до свадьбы говорил ей о своих намерениях, которые она одобряла. Она умоляет не покидать ее, но муж неумолим. Он обещает вызвать ее в Палестину сразу же после рождения ребенка. 28 мая в английском консульстве в Нью-Йорке он приносит присягу и на следующий день уезжает в Виндзорский учебный лагерь в Канаде.

Весна в самом разгаре; по пути следования поезда толпы евреев приветствуют героев, едущих освобождать Палестину. Прибыв в Виндзор, Бен-Гурион сразу же попадает в объятия загорелого солдата в английской военной форме: Ицхак Бен-Цви приехал туда на неделю раньше.

Хотя Бен-Гурион уже не юноша (ему тридцать два года), жизнь в лагере восхищает его. Но он совсем не такой, как другие солдаты. У него есть опыт политической деятельности, он признанный оратор и имя его хорошо известно легионерам. По собственному свидетельству, он умеет заставить подчиняться самых недисциплинированных и даже рецидивистов. Эти качества замечает командование и присваивает ему воинское звание.

«Сегодня утром по распоряжению Вильсона, старшего унтер-офицера роты, мне должны были присвоить воинское звание капрала, но я отвертелся, объяснив, что принесу больше пользы в качестве солдата».

Этот «бунт» длится недолго. Во время инспекционного визита коменданта лагеря старший унтер-офицер представляет Бен-Гуриона как «лучшего солдата еврейского батальона» и добавляет, что тот отказался от звания капрала. Тогда офицер вызывает к себе непокорного солдата: «За границей не будет никаких комитетов, но военнослужащие всегда обязаны подчиняться приказу. На вашем месте я бы надел погоны». Бен-Гурион вынужден согласиться. Месяц спустя он становится старшим ефрейтором.

11 июля морским конвоем из двадцати кораблей легионеры покидают Канаду и отправляются в Англию. Через И дней рота Бен-Гуриона высаживается в Тилбери и направляется в военный лагерь, расположенный в Ханслоу. Получив увольнительную на несколько дней, он приезжает в Лондон, где встречается с руководителями сионистского движения. Там он с горечью узнает, что авангард Еврейского легиона намеренно задержан в Египте, поскольку генерал Алленби и его штаб не согласны с декларацией Бальфура и категорически противятся любому, даже самому скромному участию евреев в освобождении Палестины. Вот почему только 14 августа 39-й стрелковый батальон в полном составе отправляется морем в Египет и две недели спустя высаживается в Порт-Саиде.

Бен-Гурион взволнован предстоящей встречей со старыми друзьями, остававшимися в Палестине. Впрочем, многие из них едут в Египет и вступают в армию. Через неделю после приезда сионистский лидер покидает свой полк и отправляется в Каир, где стоит лагерь Палестинского батальона, но в тот же день он срочно госпитализирован с приступом дизентерии. Там, в госпитале, где он пробудет несколько недель, его находит телеграмма Паулы о рождении дочери, Жеулы. Как водится, личное счастье приобретает «национальный» размах. Он пишет жене: «Наш ребенок родился именно в тот счастливый момент, когда наша земля стала свободной и радость этой минуты осветит всю ее жизнь». В его письмах к Пауле тесно переплетаются националистические устремления и личные чувства. До ее приезда в Египет он буквально бомбардирует жену страстными декларациями, не умея (или не желая) отделить личное счастье от сионистской мечты.

«Я знаю, какой ценой ты платишь за меня и мои идеалы, — пишет он из Виндзора. — Эта цена — твои молодость и счастье — слишком высока, и я не знаю, смогу ли когда-нибудь платить тебе тем же. Но настоящая любовь всегда жестока. Если бы я находился сейчас рядом с тобой, я вряд ли бы заслуживал иметь от тебя ребенка и вся наша жизнь была бы никчемной и бесцельной…»

Из ее ответов он узнает, что она тяжело переживает разлуку и от его идеалов ей не становится легче. Стремясь поддержать жену, которая явно падает духом, он описывает их светлое будущее яркими красками революционного памфлета:

«Зная тебя достаточно хорошо, я абсолютно убежден, что ты вынесешь эти тяготы и, заплаканная и страдающая, вскарабкаешься на вершину горы, откуда увидишь новый мир, мир света и радости, искрящийся блеском вечно нового идеала; это иной мир, мир высшего счастья, дивная вселенная, мир, в который смогут войти лишь некоторые, ибо только духовно богатые получат на это право; душа твоя глубока и богата, ты достойна той прекрасной жизни, которую я стремлюсь создать для тебя».