Путешественники в третье тысячелетие - Александр Волков

Спать Арсений лег пораньше и спал до полуночи. А в полночь ему стало мерещиться что-то странное. Будто попал он на лесопильный завод, где мощные пилы с хрипом и свистом резали толстые суковатые бревна. По временам хрип пил перемежался звучным бульканьем воды. «Зум-зум-зум» — шлепались крупные водяные капли, потом пилы брали верх и яростно боролись с неподатливой древесиной.

Когда Арсений окончательно очнулся ото сна, то понял, что это храпит его сосед, лебедчик Кирюшка. Больше получаса Арсений выдержать не мог, оделся, сошел на берег и пробродил до завтрака.

Финогеныч созвал своих подопечных боцманским свистком, висевшим у него на груди. За столом Челноков познакомился с некоторыми другими членами экипажа и с секретарем комсомольской ячейки, носившим необычную фамилию Драх.

В семь часов утра подошел моторный катер и повез на земснаряд первую вахту.

Глава восьмая. Первый экспонат школьного музея

Начались трудовые матросские будни. Арсений Челноков не был изнеженным юношей, а все-таки за время работы умаивался так, что ночью его не мог разбудить даже могучий храп лебедчика Кирюшки Уголькова.

Субботы Арсений ждал с нетерпением. Отработав свою смену с утра, он поехал в Больше-Соленовскую.

Мать была еще на работе, его встретил Гриша. Стеснявшиеся излишних нежностей, братья пожали друг другу руки.

В этот момент вошла Анна Максимовна. Маленькая, худощавая, легкая на ходу, она бросилась к старшему сыну. Потом принялась печь любимые Арсей пирожки с морковью.

Арсений развязал привезенный с собой узелок с каким-то странным предметом, похожим на футбольный мяч. Нашел он его, как-то гуляя по степи, в старом окопе. Это оказалась заржавленная немецкая каска, которая, видно, осталась здесь с войны. Стальная каска была набита слежавшимся песком, который с трудом удалось выскрести.

Арсений хотел отвезти каску в район, но, узнав, что организуется школьный музей, отдал ее Грише.

Радости Гриши не было границ. Он сразу отправился во двор и начал отчищать каску от грязи и ржавчины песком.

— Да кто же чистит музейные древности? — возмутился старший брат. — Ты бы ее еще в никелировку отдал, невежда!

Гриша понял, что собирался сделать глупость, и признался в этом. Братья стали рассматривать каску.

Арсений даже сочинил про нее стихи:

Было злое время,Лезло вражье племяНа Страну Советов десять лет назад.Загостились гости:Белые их костиТлеют по оврагам, у шляхов лежат…В борозде на поле,На степном раздольеВыпахана каска с черным пауком —Жалкие остаткиОт упорной схватки,Где был кончен немец пулей иль штыком.

Когда Гриша услыхал эти стихи, они ему понравились. Он решил, что это будет боевая походная песня отряда шестого класса, только Арся должен написать заключительный куплет. А музыку он попросит сочинить учителя пения Евгения Петровича.

На следующее утро Гриша поспешил к Ивану Фомичу похвастаться своим приобретением для школьного музея.

Иван Фомич любил, когда к нему приходили ученики.

— А, Гриша! — ласково промолвил учитель. — Проходи, садись! Что это у тебя в руках?

Гриша торжественно положил каску на стол и сказал, что этот первый экспонат дарит школьному музею его старший брат.

— Первый? — Иван Фомич улыбнулся. — Это несправедливо по отношению к Таратуте. Ведь найденный им бычий рог положил начало идее школьного музея.

— Так вы думаете, Иван Фомич, — перебил сияющий мальчик, — что первым экспонатом должен быть бычиный рог, что нашел Васька?

— Конечно, — подтвердил учитель.

— Побегу к Ваське, вот он обрадуется!

И Гриша, хлопнув дверью, умчался, на радостях забыв попрощаться с Иваном Фомичом и оставив драгоценный экспонат на столе.

Васька мастерил на дворе для маленького брата жестяной пропеллер, который можно было бы запускать вверх.

— Васька, ура! — завопил Гриша, врываясь на баз к Таратутам. — Твоя находка будет первым экспонатом в школьном музее!

Таратута раскраснелся от удовольствия.

— Это здорово будет, — солидно сказал он и вдруг огорчился: — Рог-то я выбросил…

— А ты найди, — посоветовал Гриша.

Вася помчался к правлению колхоза и успел застать грузовик, в который укладывали мешки с овощами. Шофер Роман согласился взять Васю, когда тот заявил, что едет с научным заданием.

Не доезжая районного центра, Вася слез и начал поиски. Точно он не помнил, куда швырнул рог, а ям там было много. Облазил их добрый десяток, пока не обнаружил свою драгоценность, и выбрался на дорогу, измазанный и усталый, но довольный. Его восхищала мысль, что рог будет выставлен в музее под номером первым, а под ним повиснет заветная дощечка с его именем и фамилией. Не довольствуясь этим, Вася вырезал на роге крупными буквами: «Василий Таратута» — и принес рог на сохранение Грише Челнокову.

Вторым номером решили записать наконечники скифских копий, подаренные ребятам Скуратовым. Немецкая каска пойдет под номером третьим, а подпись под ней Гриша придумал такую: «Доставлено со строительства Волго-Донского канала матросом земснаряда Арсением Ильичом Челноковым».

Глава девятая. Археологическая экспедиция отправляется на раскопки (Из дневника Гриши Челнокова)

2 июля. Наконец наша экспедиция у цели! Добрались до кургана, поставили палатки. Пишу вечером. Ребята и девочки уже укладываются спать, так как день у нас сегодня выдался трудный. Начался он ссорой между двумя закадычными друзьями — Васькой Таратутой и Антошкой Щукарем. Васька встал рано и заторопился на конюшню за конем, а Антошка явился туда еще раньше. Конюхи помогли ему запрячь коня, и Антошка уже уехал на сборный пункт — на школьный двор.

Васька рассердился и побежал к школе. Мерин Воронко стоял там, недовольно помахивая челкой: девочки вплетали ему туда ленточки для красоты. Мы с Анкой Зенковой укладывали в телегу корзины и мешки с провизией, полученной из колхоза.

— Как ты смел взять коня без моего разрешения? — заорал Васька.

— А зачем разрешение? — спокойно возразил Щукарь. — Я конюх, мое дело снарядить транспорт.

— Я тебя конюхом не назначал, — продолжал кричать Васька. — Сам буду за конем ухаживать, сам и кучерить буду!

У них начался горячий спор. Если бы не подошел Иван Фомич, кончилось бы дракой. Иван Фомич рассудил так: пусть Васька будет по совместительству кучером и конюхом, а для Щукаря найдется другая обязанность.

Тут подошла Капитолина Павловна, командир девичьей бригады, и велела заехать к Таратуте за палатками.

Часов в шесть утра наша экспедиция тронулась в путь. Она имела внушительный вид: встречные удивленно останавливались, кланялись учителям и весело глядели нам вслед.

Впереди шла колонна мальчиков — восемнадцать человек — под предводительством Ивана Фомича. Мы предлагали Ивану Фомичу сесть в телегу, так как ему трудно идти с протезом, но он решительно отказался.

— Когда устану, тогда и сяду, — заявил он.

Колонна была построена по трое. В первом ряду шагали Иван Фомич, отрядный барабанщик Гаранька Шумсков и горнист Степка Шук. Гаранька барабанил, а Степка трубил, и под эту музыку шагалось очень легко.

Я шел во втором ряду с Сенькой Ращупкиным и Антошкой Щукиным. Щукарь сердито оглядывался и бормотал что-то невнятное — видно, еще сердился на Ваську. У Сеньки на боку висела сумка с метеорологическими инструментами: он выпросил у отца термометр, барометр и гигрометр. На грудной кармашек он прицепил компас, болтавшийся, как медаль.

Сенька глядел на небо и озабоченно бормотал:

— Кумулостратосы собираются, как бы не кончилось дождем…

Все мальчишки несли на плечах лопаты, как солдаты ружья. Лопаты можно было сложить на подводу, но нам казалось, что так солиднее впечатление.

Девочек было всего восемь; их вела Капитолина Павловна. У санитарок Кали Губиной и Нины Шук через плечо были надеты сумки с красным крестом.

Сзади ехал на подводе завхоз, он же комендант будущего лагеря — Васька Таратута, подстегивая ленивого Воронка. А за подводой трусил наш верный Кубря.

Выйдя за станицу, мы поспешили отделаться от лопат и побросали их на телегу. Наш отрядный запевала Колька Нечипоренко завел донскую походную:

Грянул внезапно гром над Москвою,Выступил с шумом Дон из брегов…

Мы дружно подхватили припев:

Ай, донцы-молодцы!..

Так с песнями прошли мы километра два, а потом порядок нарушился, колонны расстроились, и каждый шел где хотел. Не торопясь, дошли мы до места, когда солнышко поднялось уже высоко.