Манюня - Наринэ Абгарян

Ба варила абрикосовый ждем. На абрикосовый джем Ба слетались все пчёлы с окрестных пасек, бабочки кружили за окном, радуга раскидывалась над домом Ба и связывала противоположные концы горизонта разноцветной подарочной лентой.

Природа регулировала температуру так, чтобы было не очень жарко, но и не слишком прохладно, а чтобы самое оно – градусов 22, и лёгкий ветер колыхал ажурные занавески и деликатно постукивал ставнями открытых окон.

Ибо даже природа старалась угодить Ба, когда она варила абрикосовый джем.

Потому что Ба в такие дни становилась совершенно несговорчивой и даже агрессивной. Конечно, в случае с Ба представить ещё большую степень несговорчивости крайне сложно, но при большом желании вообразить себе можно.

Ба ваяла и творила, как Антонио Гауди на стройке Собора Святого Семейства – без чертежей и набросков. И ни в коем разе нельзя было её отвлекать, потому что она постоянно совершенствовала рецепт, добавляя ингредиенты на глаз, по щепотке, по ломтику, по крупинке... Уходила в сад и возвращалась с очередным букетом разнотравий, в этот раз добавим ещё листик можжевельника, в задумчивости бубнила она себе под нос. Мы беспрекословно выполняли все её поручения и, дабы не отвлекать её, старались максимально слиться с обоями на кухне.

На нас с Манькой возлагалась обязанность подрумянить на большой сковороде фундук, выскрести ваниль из стручков, притомить в духовке апельсиновые и лимонные корочки, извлечь из абрикосовых косточек сладкие ядрышки и очистить от кожуры… Также мы вырезали из пекарской бумаги кружочки размером в горлышко банки. Эти кружочки Ба потом замачивала в коньяке и накрывала ими джем непосредственно перед закруткой.

За любой наводящий вопрос мы рисковали получить по лбу деревянной лопаточкой, которой Ба размешивала джем. Поэтому мы перешёптывались, тихонечко пинались под столом, или перемигивались. Ходили в туалет гуськом, по стеночке. Если Ба случайно натыкалась на нас, когда мы ползли, затаив дыхание, к выходу, она издавала глухой рокот грозовой тучи – ааааа, шлимазлы!!! На шлимазлов мы никак не реагировали, потому что шлимазл являл собой чуть раздражённую, но, в принципе, вполне благодушную констатацию факта нашего существования. Но если Ба вдруг называла нас шлемиэлями, то у нас душа мигом уходила в пятки. Потому что этот таинственный шлемиэль она всегда сопровождала могучим подзатыльником!

Весь наш городок был в курсе, что Ба категорически нельзя отвлекать, когда она ТВОРИТ абрикосовый джем. Казалось, даже глупые ласточки старались изменить маршрут своего стремительного полёта в столь ответственный для мироздания день.

И только цыганам было это невдомёк. Впрочем, им это не возбранялось. Ведь появлялись они у нас наездами, раз в несколько месяцев, и совершенно не обязаны были быть в курсе всех нюансов местечкового масштаба.

Появлению цыган предшествовал тревожный слух. «Цыгане идут, цыгане идут!»- новость клубилась, опережая табор, сизым дымом, заползала в каждую квартиру, перетекала со двора на двор и расползалась по кварталам. Смятенная тишина накрывала город кусачей мохеровой шалью. Люди свято верили, что цыгане воруют коней и детей, и, за неимением коней, прятали по домам своих детей.

Табор раскидывал свои шатры неподалёку от городка, на берегу речки, и разводил в ночи высокие костры.

Показывались цыгане в городе на второй день своего приезда. Шли по улице цветастой говорливой толпой, о чём-то громко и весело переругивались, бренчали гитарами. Потом распадались на маленькие группки. Женщины ходили по домам и предлагали погадать.

Я помню, как однажды к нам в дверь позвонила цыганка. Она курила сигарету и поминутно громко смеялась хриплым смехом. И называла маму красавицадайпогадаю. Мама слабо улыбалась и отказывалась.

-Может, какое шмотьё есть дома, которое вы не носите? – спросила цыганка.

-Сейчас посмотрю,- заторопилась мама и ушла за одеждой.

Я стояла в дверном проёме и во все глаза наблюдала за незваной гостьей. Она следила за мной насмешливым взглядом, потом бросила окурок на пол, притушила его стоптанным носком туфли, поправила на голове платок.

- А знаешь, девочка, - сказала,- в твоей жизни всё будет так, как ты захочешь, только тебе должно этого сильно захотеться.

-Знаю,- моментально соврала я.

Цыганка рассмеялась хриплым раскатистым смехом. «Ну-ну»,- сказала.

***

Колхозный рынок располагался в пятнадцати минутах ходьбы от дома Ба, и в любое время года радовал глаз южным изобилием. Торговали там исключительно азербайджанцы, и долгое время прожившая в Баку Ба умела договориться с ними. Но сегодня подвела знакомая азербайджанка Зуля, которая из года в год привозила спелые медовые абрикосы на джем. Зуля бессовестным образом отсутствовала, и Ба, не увидев её за привычным прилавком, сильно расстроилась.

-Где Зуля? – спросила она у продавщицы с соседнего прилавка.

-Слегла с ангиной,- ответила та,- её сегодня не будет.

-А у кого мне, спрашивается, покупать абрикосы? – рассердилась Ба,- можно подумать, она при смерти. Могла и с ангиной выйти на рынок!

-Возьмите у Алима,- предложила продавщица, и показала рукой, куда надо идти.

-Я сама решу, у кого брать,- отрезала Ба и демонстративно пошла в противоположную сторону.

Мы молча поплелись за ней. У каждой из нас в руках была плетёная корзинка, куда надо было потом сложить абрикосы.

Ба обходила прилавки и придирчиво перебирала фрукты.

-Абрикосы сахарные,- уверяли её быстроглазые торговцы,- попробуй, не понравятся – не бери. Они тебе на варенье или на джем, сестра?

-Буду я вам отчитываться,- обрубала на корню светскую беседу Ба,- лучше скажите мне, прочём свой урюк продаёте?

-Зачем урюк?- обижались продавцы,- смотри какие сочные абрикосы, прямо с ветки. Мы с четырёх утра на ногах, сначала собирали, потом на продажу привезли!

-Меня ваша биография не интересует,- отрезала Ба,- мне интересно знать, почём вы хотите мне всучить это убожество, от одного вида на которое волосы дыбом шевелятся!

- Два рубля,- обиженно протягивали продавцы.

-Вот сходите и купите венок себе на могилу за два рубля,- припечатывала Ба,- где это видано, чтобы в июле за абрикосы такие бешеные деньги просили!!!

Переругавшись со всеми продавцами, она сделала круг и наконец дошла до прилавка, на который ей указала соседка Зули. Мы увидели груду отменных золотисто-медовых, прозрачных, подёрнутых утренней росой абрикосов. За прилавком стоял маленький сгорбленный мужичок в огромной кепке. Она была ему настолько велика, что если не уши, прикрыла бы лицо забралом. Мужичок ежеминутно разглаживал на лбу околыш кепки и заправлял его за уши. Увидев Ба, он радушно улыбнулся, из-под пышных его усов выглянули два ряда булатных зубов.

Ба повернулась к соседке Зули.

-Этот косоротый сморчок и есть твой Алим? – крикнула она ей. Мы с Манькой чуть в землю не провалились со стыда.

- Зачем косоротый,- заволновался мужичок,- ничего не косоротый, Роза, можно подумать, ты меня первый день знаешь!

-А с того дня, как ты мне кислую малину продал, я тебя и знать не знаю, - сердито обрубила Ба,- почём твоя курага?

-Зачем курага?- Алим обиженно поджал губы,- посмотри какой отборный продукт!

-Ты мне зубы своим замшелым продуктом не заговаривай,- взъерепенилась Ба, - я у тебя цену спросила!

-Тебе, Роза, за рубль восемьдесят отдам!

-Рубль, или мы с тобой расходимся как в море корабли, - Ба достала из сумки кошелёк и потрясла им перед носом Алима.

-Роза,- заплакал мужичок,- какой рубль, о чём ты говоришь, все по два продают! Рубль семьдесят, и считай, что я тебе сделал царский подарок!

Ба убрала кошелёк в сумку.

-Рубль пятьдесят,- заволновался Алим,- Роза, ты меня режешь без ножа.

-Пошли, девочки,- сказала Ба и величественно поплыла к выходу.

-Рубль сорок,- Алим побежал за нами, крикнул кому-то на ходу,- присмотри за прилавком.

Ба плыла сквозь толпу, как атомный ледоход Ленин. Мы семенили за ней, боясь отстать и потеряться. Манька вцепилась в подол платья Ба, а другой рукой пошарила за спиной и поймала меня за локоть.

-Рубль двадцать, и это только потому, что я тебя сильно уважаю,- голос Алима потонул в гаме толпы.

Ба неожиданно резко остановилась, мы врезались ей в спину. Но она этого даже не заметила. Она обернулась, на лице её сияла победная улыбка.

-Рубль десять, Алим, и я так и быть, возьму у тебя семь килограммов твоей алычи!

***

По возвращении домой работа закипела со страшной силой. Ба промыла в проточной воде абрикосы, усадила нас за стол извлекать косточки. Притащила из погреба большой медный таз – неизменный атрибут для приготовления всех её восхитительных варений и джемов.