Кровавый век - Мирослав Попович

Как отмечает и сам Мельтюхов, подготовкой возможного столкновения с Германией советские пропагандистские органы занялись с зимы 1940/41 г. Точнее скажем, о Германии как возможном противнике в материалах никогда речь не шла, но тезис о советской военной инициативе открыто прозвучал значительно раньше сталинского тоста 5 мая. Так, орган ЦК журнал «Большевик» писал в январе 1941 г.: «Не исключена возможность такой международной ситуации, когда самим ходом исторического процесса рабочий класс вынужден будет взять на себя инициативу военных действий… Наша принципиальная мирная политика совсем не исключает наступательных действий Красной армии в военно-тактическом смысле».[538]

Нет смысла перечислять все мероприятия по стратегическому развертыванию войск в пограничных округах – действительно, они проводились в жизнь в мае – июне 1941 г. Однако не было сделано решающих важных вещей: (1) авиация не была рассредоточена по полевым аэродромам (за исключением Южного округа, где это было сделано по инициативе начальника штаба округа генерала Захарова, будущего маршала, начальника Генерального штаба), в результате чего в первый день войны на аэродромах немцы уничтожили около пятой части всех самолетов; (2) не проведена была частичная мобилизация, без которой нельзя было довести до штатного расписания дивизии второго эшелона; (3) главное, диспозиция войск не отвечала наступательным намерениям.

На это последнее обстоятельство – развертывание войск – давно обращали внимание немецкие генералы. Едва ли не самым авторитетным является свидетельство Эриха фон Манштейна: «Имея в виду количество сосредоточенных в западных областях Советского Союза сил и на основе сосредоточения больших масс танков как в районе Белостока, так и в районе Львова, можно было допустить – во всяком случае, Гитлер так мотивировал принятие им решения на наступление, – что рано или поздно Советский Союз перейдет в наступление. С другой стороны, группирование советских сил на 22 июня не говорило о намерении в ближайшее время начать наступление… Более всего соответствует правде утверждение о том, что развертывание советских войск было “развертыванием на всякий случай”».[539]

Что касается совещания в Кремле, то только очень большое стремление выдать желаемое за действительное позволяет допустить, будто на совещании при участии окружного командования Сталин мог принимать какие-либо политические решения. Между прочим, после секретного совещания в Кремле командующие войсками округов информировали своих подчиненных, а те – своих подчиненных, и кое-что дошло до нас в их воспоминаниях. Командующий 4-й армией Западного особого военного округа генерал А. А. Коробков (расстрелянный в июле 1941 г. вместе со своим командующим округом, генералом Павловым) оценивал обстановку таким образом:

«“А как расценивает командование округом продолжение сосредоточения немецких войск на нашей границе?” – спросил начальник Отдела политической пропаганды бригадный комиссар С. С. Рожков. “Так же, как и старшие начальники в Москве, – отпарировал Коробков. – Германия не посмеет нарушить договор о ненападении. Она стягивает свои войска к нашей границе главным образом потому, что побаивается нас. Вы же знаете, в каком свете подавались буржуазной прессой перевозки по железным дорогам некоторых воинских частей из глубины страны в пограничные округа, которые имели у нас место, а также перевозки к границе рабочих и строительных частей, наконец, обычные перевозки временного состава на учебные собрания… С другой стороны, – продолжал командующий после минутной паузы, – можно допустить, что сосредоточение немецких войск на нашей границе должно усилить «аргументы» Германии при решении с нами каких-то политических вопросов”».[540]

Красная армия на учениях

Генерал Г. К. Жуков на учениях среди солдат и офицеров

Здесь представлен стандартный набор «объяснений» немецких военных приготовлений, которые были в ходу тогда в Кремле. Вряд ли генералам на очередном совещании предложили что-то другое.

Что же произошло в мае – июне судьбоносного, что заставило Кремль принять такие угрожающие формулировки о «первом ударе»?

Чтобы ответить на эти вопросы, следует размежевать политический и военный его аспекты.

С военной стороны перед РККА стояла традиционная русская проблема мобилизации и стратегического развертывания. В значительной мере решение ее было облегчено развитием железнодорожного и автомобильного транспорта в довоенные годы, но все же немецкая сторона имела больше шансов, особенно учитывая то обстоятельство, что Германия уже вела войну.

Мобилизационная проблема и проблема стратегического развертывания разрабатывались советскими службами начиная с 1939 г. на основе идеи скрытого мобилизационного развертывания вооруженных сил. Там, где мобилизационные мероприятия невозможно было засекретить, они проводились открыто. В результате новый мобилизационный план, утвержденный правительством 12 февраля 1941 г., предусматривал создание армии военного времени с фронтовыми, армейскими, дивизионными и другими управлениями, развернутыми там, где намечалась дислокация частей для наступательных действий. Армия после мобилизации должна была составлять 8,9 млн человек при 106,7 тыс. пушек и минометов, до 17 тыс. танков, 22,2 тыс. боевых самолетов, 10,7 тыс. бронеавтомобилей, 91 тыс. тракторов и 595 тыс. автомашин.

Благодаря скрытой мобилизации войска армий прикрытия должны быть быстро мобилизованы в два эшелона. Первому эшелону для этого отпускалось от 2 до 6 часов, при этом мобилизационные мероприятия касались ближайших районов; второй эшелон включал приписной состав со всей территории округа и из глубины страны и имел в своем распоряжении 2–4 суток. Остальные войска завершали мобилизацию на 8–15 суток позже. Таким образом планировалось решить старую проблему, из-за которой прежняя российская армия была неповоротливой и маломаневренной.

Второй проблемой оставалось прикрытие мобилизационных мероприятий и стратегического развертывания. В старых планах эта задача возлагалась на небольшие «группы вторжения», которые должны были действовать на территории противника и не допускать его эффективных наступательных действий. В 1940–1941 гг. стало ясно, что такие «группы вторжения» будут немедленно разбиты немцами. Поэтому в конечном итоге задачи «групп вторжения» были возложены на первый эшелон армии прикрытия, в который входили 114 дивизий, укрепрайоны на новой границе, 85 % войск ПВО, воздушно-десантные войска, 75 % ВВС и 34 полка артиллерии РГК. Следовательно, через 2–4 часа с момента мобилизации первый эшелон – то есть большинство вооруженных сил, которые находились на западном ТВД, – должен был начать настоящую полноценную наступательную маневренную войну.

Отсюда такая удивительная дислокация основных сил, какую Манштейн назвал дислокацией «на всякий случай». «И оборона, и наступление» оказались на деле ни обороной, ни наступлением. Потому что операции, которые на них возлагались, были операциями прикрытия и в то же время операциями с далекими наступательными стратегическими целями.

Какие же стратегические задачи были возложены на Красную армию в первые недели войны? Короче говоря, был избран «южный вариант», то есть не удар на Варшаву – Берлин с нейтрализацией Восточной Пруссии, а наступление Юго-Западным фронтом на Кельце, Краков с тем, чтобы отрезать немецкую армию от Балкан с их нефтью и другими сырьевыми запасами, сделать марш-бросоок в Придунавье и угрожать немецким войскам в центре. А затем, когда будут введены в строй все войска, искать новых возможностей и оперативно-тактических преимуществ.

Если сравнить планы Генштаба РККА с планами дореволюционной российской армии, то в первую очередь возникает вопрос, насколько реальным был невероятно ускоренный темп мобилизации вооруженных сил в «скрытом» варианте. Сведя к минимуму все мобилизационные мероприятия, необходимые для приведения в полную боевую готовность войск первого эшелона, советские генштабисты рассчитывали на то, что все детально расписано и при условиях репрессивного режима под страхом расстрела быстро и аккуратно будет выполнено. Но все же срок в 2–4 часа, да и то после объявления общей мобилизации, был явно нереален.

Старая российская армия не рассчитывала на подобные чудеса и потому планировала отдать в боях (путем «активной обороны», как у нас позже говорилось) всю Польшу до Вислы, а стратегическое развертывание осуществить в районе дальше к востоку. Если верить А. Некричу,[541] аналогичный вариант предложил маршал Шапошников, только в этот раз сосредоточение должно было осуществляться в районе старой границы, где были построены еще Якиром укрепрайоны. Этот вариант был отброшен из идеологических соображений. Оборона не предусматривалась как способ действий, достойный Красной армии. Зато первый эшелон армии прикрытия должен был каким-то образом разгромить немецкие войска, чтобы потом осуществить то, что планировал великий князь Николай Николаевич – выйти в Силезию, на Одер, «угрожая» и «нависая». Только тогда ясно понимали, что для этого придется войти в Восточную Пруссию, а теперь «северный вариант» отбрасывался.