Полное собрание стихотворений и поэм. Том 1 - Эдуард Вениаминович Лимонов

/ там ныне штерн весёлый…» Штерн — можно предположить, что в данном случае мы имеем дело с тёрном (терновником), который благодаря английскому слову stern (мрачный, суровый) стал сначала «угрюмым штерном» (колючим, в одних ветвях), а потом и «штерном весёлым» (расцветшим).

«Намерен я о многом речь держать / Так например о нравах. о народе / о публике. читателях. о годе / о нашем дне и о прошедших днях // О нравах я скажу. Они ведь пали / исправить их возможно нам едва ли…» Синтаксический строй речи заставляет вспомнить блоковское: «О доблестях, о подвигах, о славе / Я забывал на горестной земле, / Когда твоё лицо в простой оправе / Передо мной сияло на столе».

«Что. Чего ещё не можешь…»

В том варианте сборника, что хранился в архиве Генриха Сапгира, это стихотворение начинается строкой «Чего, чего ещё не можешь…». При подготовке данного издания был использован другой вариант начала этого стихотворения — по машинописной рукописи сборника «Оды и отрывки» из архива Александра Морозова.

Не вошедшее в книгу «Русское»: из сборника «Оды и отрывки»

(архив Александра Морозова)

Ещё пять стихотворений, не вошедших ни в книгу «Русское», ни в сохранившийся у Генриха Сапгира сборник, публикуются здесь по машинописной рукописи из архива Александра Морозова.

«А Киев мирно он лежит…»

«Прапрапрабабушка ещё дочуркой / Не без удовольствия / Познала турка…» Здесь нужен автокомментарий Лимонова, который полстолетия спустя в книге «Седого графа сын побочный» (2018) писал: «Сейчас, разглядывая фотографии деда (их мне недавно удалось получить какое-то количество), не вижу никакого сходства деда с турком. На Украине так каждый второй мужик походит на турка. Но зато я теперь вижу, как умно меня склоняли к тому, чтобы я уверовал в подсказанное бабкой наше происхождение. Бабке эту версию сообщил мой дед, но вот верил ли он сам в неё — остаётся большим вопросом».

«Так думал над Днепром я стоя / Потом решил что всё пустое…» Можно сравнить поэтическое восприятие действительности, которое есть в этом стихотворении, с прозаически-мемуарным, которое возникает в очерке «О вишнях» из книги «Дети гламурного рая»: «В Киев я попал в 1964 году. У меня был отпуск, я работал сталеваром цеха точного литья завода “Серп и молот” и летом поехал в Киев, а оттуда в Ригу. Сегодня думаю: а почему я не поехал в Москву? Загадка. Пробыл я в Киеве (никаких родственников, это в Риге у меня жила тётка) всего один день. И Киев мне не понравился. Люди там оказались какие-то сытые и важные, они выглядели замедленными. В Харькове люди бегали быстро, интеллектуально старая столица Украины опережала Киев, а поскольку мы не были столицей, у нас было намного меньше чиновников. Помню почему-то киевские каштаны. Постоял я там на откосе над Днепром, да и уехал. Не мой оказался город».

Не включённое в сборники

(архив Александра Морозова)

Сборник «Оды и отрывки» в архиве Морозова дополняет отдельно вклеенный текст: это весьма вольный перевод из Фрэнсиса Гарсии Лорки — «Маленькое бесконечное стихотворение».

Федерико Гарсиа Лорка (1898–1936) — испанский поэт, драматург, музыкант, художник-график. Убит в начале Гражданской войны в Испании.

Данное стихотворение под названием «Маленькая бесконечная поэма» также известно в переводе А. Гелескула; для сравнения с лимоновским вариантом приведём его полностью:

Сбиться с дороги — это слиться с метелью, а слиться с метелью — это двадцать столетий пасти могильные травы. Сбиться с дороги — это встретиться с женщиной, которая режет по два петуха в секунду и не боится света, а свет — петушиного крика, задушенного метелью. А когда метель задохнётся — пробудится южный ветер, но и ветры стонов не слышат — и поэтому снова пасти нам могильные травы. Я видел, как два колоска воскового цвета, мёртвые, хоронили гряду вулканов, и видел, как два обезумевшие ребёнка отталкивали, рыдая, зрачки убийцы. И я знаю, что два — не число и числом не станет, это только тоска вдвоём со своею тенью, это только гитара, где любовь хоронит надежду, это две бесконечности, недоступные друг для друга. и ещё это стены мёртвых и напрасная боль воскрешенья. Цифра два ненавистна мёртвым, но она баюкает женщин, и они пугаются света, а свет — петушиного крика, петухам же в метели не спится, и поэтому вечно пасти нам могильные травы.

«русское»: из «Пятого сборника» (1971)

В данном составе «Пятый сборник» входил в книгу «Русское» (Нью-Йорк: Ардис, 1979). Публикуется по изданию «Стихотворения»