О чём молчит Ласточка - Катерина Сильванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он надеялся, что ему хватит времени как следует продумать текст ответа, но не прошло и минуты, как Йонас написал:
«А что случилось? Юра их потерял? Каким образом?»
«Выяснилось, что у Юры депрессия. Он сейчас в Германии. Пока он один, и я хочу попросить его друзей позвонить ему и поддержать».
«Почему ты не с ним? Вы расстались?»
Клавиши телефона жалобно скрипнули под его пальцами. Сердито поджав губы, Володя написал:
«Нет!»
И задумался — а правда, почему он не с ним? Есть ли у него хотя бы одна достаточно веская причина не быть рядом? В целом поводов оставаться в Харькове нашлось немало — проблемы на работе, которые усугублялись слухами о его ориентации. Заказчиков нужно было успокоить, а слухи — контролировать. Плюс пришлось бы объяснять матери, зачем ему снова в Германию. Но настолько ли эти проблемы значимы, чтобы оставить Юру сейчас одного? Нет, разумеется, нет.
Володя понимал, что совершенно зря отпустил его. Но ещё мог исправить эту ошибку: позвони он в аэропорт прямо сейчас, то менее чем за сутки оказался бы рядом.
«У меня срочные дела. Я их быстро закончу и сразу приеду».
Набирая этот текст, Володя ощущал, как внутри зреет решимость сделать именно то, о чём написал — приехать несмотря ни на что и как можно скорее.
«Понятно… — ответил Йонас. — Что опять у него случилось?»
Володя не поверил своим глазам — он не ожидал от Йонаса столь равнодушной реакции. Разумеется, они расстались. Но Володя видел в клубе, что на Юру Йонасу не плевать и даже если он больше не влюблён, то ревность точно осталась.
«Ты не удивлён? У него уже была депрессия?»
«Насчёт именно депрессии не уверен, но всякие срывы — да. Это уже не в первый раз. Ты же знаешь, какой он эмоциональный. К психоаналитику ходит?»
«Да».
«Не позволяй ему пить».
— И без тебя знаю, — прошипел Володя. Его начал раздражать этот разговор. Но он не успел ничего узнать, поэтому продолжил:
«Какие ещё у него есть друзья, кроме музыкантов и гей-тусовки? Кто его лучший друг?»
Йонас не отвечал достаточно долго. Володя наблюдал за иконкой карандаша под окном сообщений — Йонас то набирал текст, то стирал его. Спустя пару минут всё же пришло:
«Не думаю, что у него есть лучший друг. Не думаю, что он вообще когда-то был».
Володя хмыкнул.
«Ты не ответил: у тебя всё-таки есть телефоны его приятелей или нет?» — отправил он, собираясь заканчивать разговор, но Йонас написал ещё:
«Ты зря пытаешься приставить к нему людей. Обычно его, наоборот, надо оставить в покое».
— Я не спрашиваю твоих советов! — прорычал Володя.
Йонас говорил так, будто знал Юру как облупленного. Будто он — хозяин его жизни. А Володю это бесило. Особенно само понимание, что в Юриной жизни Йонас и правда имел большие значение и влияние.
«Мы сами с этим разберёмся, ок?» — написал Володя.
«Тебе виднее. Может быть, сейчас ему, наоборот, нужна тусовка. Я не знаю. Телефоны где-то были, надо искать».
«Когда пришлёшь?»
«Скорее всего, завтра».
«Буду ждать».
Получив в ответ «Пока», Володя убрал телефон и наконец смог нормально дышать — на протяжении всего разговора его душила злоба. Сидя за компьютером Юры, он бездумно смотрел на открытый в ICQ контакт Йонаса. Сделав над собой усилие, Володя закрыл окно. Но, как только оно исчезло, тут же появилось другое — с перепиской.
Борясь с желанием немедленно прочитать всё, Володя судорожно вздохнул. Он останавливал себя — ведь прочесть Юрину переписку значило бы вторгнуться в личное и сокровенное, поступить грязно и подло. Юра имел право на тайну. Тем более он уже жаловался на то, что Володя нарушал его личные границы.
Володя решил, что не станет ничего читать. Он потянулся закрыть ICQ, но на одно мгновение сообщения сами бросились в глаза. И Володя замер от изумления — в последний раз они переписывались в две тысячи пятом году.
В июле Юра писал Йонасу:
«Да это потому, что ты — немец! Ну я же сто раз просил тебя прочитать «Преступление и наказание» Достоевского, но ты так и не нашёл на него время! А ведь если бы прочёл его, то понял бы меня».
«Юра, ты опять ругаешься», — отвечал Йонас.
Володя с трудом переводил их переписку, но уже не мог остановиться. К тому же Юра прислал Йонасу очень длинное сообщение:
«Потому что мне всё время приходится тебе что-то объяснять! Короче, там есть такой персонаж, Свидригайлов, и у него любопытные размышления об аде. Что ад — это не котлы и черти, а тесная банька с пауками на стенах, и сиди там вечность. И я согласен с ним, но только вот эта банька не ад, а жизнь. И твоя, и моя, вообще всех людей. Но я нашёл в этой баньке окошко, не вырубил, а именно что нашёл. Я смотрю в него и вижу чудесные картины, сцены и образы, не просто красивые, а полные смысла, скрытого от остальных людей. Но я не могу дотянуться до них, они слишком далеко. Тогда я запоминаю их и пересказываю другим. Эти образы — и есть моя музыка».
«Ты знаешь, что я ненавижу русскую литературу, Кот. Я не буду тратить время на чтение унылых депрессивных размышлений».
Ответа от Юры не последовало. Он вообще больше ему не отвечал. Следующее сообщение от Йонаса датировалось октябрём:
«Привет, Кот. Идёшь на парад?»
Он написал Юре ещё раз, в ноябре две тысячи шестого:
«Привет».
Но ответом ему была тишина.
Володя улыбнулся — Юра не врал, ему действительно стало наплевать на Йонаса. По-настоящему наплевать.
На душе потеплело. Володя улыбнулся, закрыл чат с Йонасом и выключил компьютер.
Глава 24. Последние слёзы
Утро началось спокойно. Володя
