Письма. Том III (1936) - Николай Константинович Рерих

в моем представлении о духовных вопросах. Хочется мне спросить Вас о недавнем сравнительно постановлении Женевского Совета. Не буду приводить его полностью, но лишь процитирую некоторые выражения, требующие разъяснения. «Совет постановил точно формулировать свое отношение к Р[ериху]. ‹…› Критически относиться к Р[ериху]…, к его книге „А[гни] Й[ога]“… У Р[ериха] они слишком переполнены психизмом… Эти методы приемлемы в Монголии и Тибете, но не для арийской расы. У нас принят метод чисто духовный…. В заключительном слове А. К. сказала: „…не можем согласиться с его учением… Книги его носят странный отпечаток. Некоторые из них не подписаны… Эти методы могут быть подходящи для четвертой расы, но совершенно не подходят для пятой. Поэтому для нас они неприемлемы“».

Дорогая Елена Федоровна, согласитесь сами, что я имею полное право просить разъяснения указанных, в лучшем случае непонятных выражений. Так как и Вы знакомы с этим постановлением, то, наверное, можете мне разъяснить, какие именно мои книги не подписаны. Почему мои книги носят странный отпечаток? Почему книга «А[гни] Й[ога]» считается моей книгой? Где именно я рекомендую психизм (против которого я неоднократно выражаюсь)? При чем тут четвертая раса, и почему мы не принадлежим к пятой? Кроме этих недоуменных вопросов, позволю себе спросить, почему постановление восстает против валерьяна и мускуса, употребляемых, как Вам известно, всею пятою расою? Думается, что употребление патентованных аспирина или фенацетина безмерно хуже. Упомянутые пункты постановления Совета невольно наводят на мысль, что лица, заседавшие в этом Совете, попросту говоря, моих книг вообще не читали и вместо основательного ознакомления предпочитают питаться какими-то необоснованными и, чего Боже сохрани, злонамеренными наветами. Иначе как же Вы объясните хотя бы утверждение о том, что некоторые мои книги не подписаны? Ведь, наверное, Вы были так добры и в свое время сообщили А. А. К., что ни анонимных, ни псевдонимных книг или статей у меня нет. За этим обстоятельством я слежу настолько бдительно, что еще недавно, когда один иностранный журнал вместо подписи под одной моей статьей поставил одну букву Р., я сейчас же указал на это, чтобы не уклониться от принципа. Наверное, Вы согласитесь со мною, что приведенное постановление во всяком случае недружелюбно и вредительно, ибо, разосланное по разным странам, оно лишь разносит ложные сведения. Не понимаю, почему Вы можете действовать так доброжелательно и стремясь к правде, а в то же время некто, вопреки Вашим добрым намерениям, все же будет упорствовать и принимать участие в неправдивых постановлениях. Если Вы не знаете, какие именно мои книги не подписаны, то очень прошу Вас осведомиться, что именно под этим наветом имеется в виду. Однажды уже давно мне пришлось слышать злую сказку о том, что я будто бы заказываю мои картины известным художникам. Согласитесь сами, что постановление о неподписанных книгах, увы, равносильно этой злой сказке. Сказка была измышлена человеком, действовавшим по зависти, спрашивается, какому же чувству приписать измышление об анонимных книгах? Чрезвычайно прискорбно, что в нашей такой доброжелательной обоюдной переписке приходится просить о таких разъяснениях. Но Вы, наверное, будете одинакового со мной образа мысли в том, что я имею право восстанавливать истину.

Я уже имею перед собою и прискорбные последствия вышесказанного постановления. Мне известно, что во время своих лекций в Европе, уже после конгресса, президент отзывался совершенно в тех же тонах, и можно было лишь пожалеть, что из русского источника было умалено нечто русское. Что бы сказала об этом Е. П. Б.? При этом президент заметил, что моих книг он вообще не читал. Значит, его отзыв основывается не на личной достоверности, а на каких-то опять-таки совершенно неуместных сплетнях. Итак, Вы понимаете, почему мне хочется знать, какие именно книги считаются моими. Уверяю Вас, что даже самых прекрасных книг я ни на минуту не решусь назвать своими, тем нарушая авторство — истину. Если мы хотим приближаться к духовным предметам, то ведь прежде всего нужна Истина. Всюду, где истина нарушена, там не может быть устремления к духовности. Разве не наш долг восстанавливать истину, где бы она ни нарушалась?! Разве не сказано — «нет религии выше Истины»[587]?! Спрашивается, зачем же люди будут читать или слышать все данные им Высокие Заветы, если они не будут стремиться прилагать их в своей жизни. Только подумать, что люди, читавшие Высокие Истины, могут по каким-то неуместным неосновательным соображениям допускать неправду. Сейчас я вовсе не хочу диспутировать о том, что полезнее — валерьян или аспирин, или о четвертой и пятой расах. Сейчас мой вопрос гораздо проще. Мне хочется знать, на каком основании допускается и распространяется неправда. Если неправда распространяется по неведению, то должна быть восстановлена истина. Если же неправда распространяется кем-то по злобности с невежественно-разрушительными намерениями, то и такой акт вандализма должен быть пресечен. Точно бы индусы не пятая раса, точно бы их кто-то хочет из какого-то самомнения перевести в четвертую расу и таким образом унизить все высокие индусские источники. Впрочем, чувствую, что этими вопросами сейчас не нужно усложнять положение. Сейчас болезненно встал вопрос о неправде, о неверных, настойчиво употребляемых кем-то данных. Я верю, что своевременно Вы уже говорили кому следует обо всем, что от меня узнали, почему же и Ваши слова где-то, видимо, перетолковываются и не принимаются в прямое соображение? Если на лекциях говорится, что «книг не читал, но в них Света мало», то как же следует истолковать эту формулу? Как же понять приглашение в журнал и в то же время такую аттестацию? Если бы мне было не шестьдесят два года, а вдвое меньше, то еще можно было бы найти хоть какие-то объяснения. А тут, кроме лекции из одной островной страны, человек, лично меня видавший, так же продолжает повторять несколько видоизмененное вышесказанное постановление. Не следует ли думать, что постановление было умышленно распространено? Раньше были какие-то шепоты, а теперь дожили до постановлений. Если в шепотах истина как-то вуалировалась, то в постановлении она явно искажена. Где же доброжелательство, где же добротворчество, и все же оборона всего самого драгоценного? Знаю, что Вы весьма огорчитесь происходящим, но в данной области я могу к Вам обратиться с полным доверием, зная, что для Вас действительно нет религии выше Истины.

Итак, поможем восстановлению истины.

Бандеролью посылаю Вам рижский сборник, в котором найдете статью Москова «Служение человечеству», о которой Вы поминали, а также вновь вышедшую книгу известного латышского поэта Р. Рудзитиса «Осознание Красоты спасет». Если бы только сознание красоты и духовность могли помочь восстановлению истины. Мне только что писал Н. О. Лосский о том,