Письма. Том III (1936) - Николай Константинович Рерих

и такое постановление явно служит против захватчиков. Можно себе представить, какие злобные рукодействия производятся злоумышленниками. Чего доброго, они устроят всякие аутодафе из книг, документов, а может быть, и картин. В разрушительной невежественной ярости они могут произвести самые неслыханные вандализмы. И в Школе, и в «Прессе» необходимо принять всякие охранительные меры. Злоумышленники могут сожигать и списки, и документы, и книги, и клише — словом, все, что и Герострат в свое время, и средневековые инквизиторы предали огню. Поистине, ужасно подумать, что и в наши дни, когда столько твердится о культуре и цивилизации, могут происходить всякие злоумышленные вандализмы. Все, что может быть спасено от рук невежественных вандалов, должно быть охранено всеми лучшими мерами. Вообще, вред, наносимый злоумышленниками, даже трудно учитываем по своему разнообразию. Вот в прошлой почте к нам пришло одно интересное предложение, которым можно бы было немедленно воспользоваться, если бы не протекало сейчас преступное нападение злоумышленников. Значит, опять нечто вследствие их злонамерения должно быть отложено. И сколько таких полезных обстоятельств уродуется злоумышленниками.

Сейчас пришла Ваша телеграмма, показывающая опять, что Леви делает попытку против средств экспедиции. Мы ответили телеграммою, копию которой прилагаем. Еще раз оглянемся на этот возмутительнейший поступок Леви. Хорошо еще, что все это происходило не только на Ваших глазах, но и при Вашем ближайшем сведении обо всем, касавшемся экспедиции и основы всего дела и всех Учреждений. Вы отлично знаете, что экспедиция полагалась в основу дела. Экспедиция обосновала Музей, положила основу «Корона Мунди» (поездка по Европе и все художественные, этнографические материалы, собранные экспедицией в Индии и в других странах), направление «Пресса», изучение восточных философий и все положение Учреждений, как Вы отлично знаете, было укреплено экспедицией. Также Вы все трое знаете, отлично помните, что экспедиция обсуждалась уже на Монхигане[583] в течение лета 1922 года. Напомню Вам интересную деталь, как во время обсуждения экспедиции перед окнами наших комнат появился столб с надписью «Ту Индиа»[584] — мы были поражены этим совпадением. Знак указывал на приехавшего индейца-торговца, но по времени совпал с нашими обсуждениями о поездке в Индию. По странной случайности последняя буква «н» выпала на указателе[585] и тем еще более подчеркнула слово «Индиа». Все это не только Вы трое, но и Леви с женою прекрасно знали, пока не утратили человеческого облика.

Чудовищно подумать, что преступники хотят требовать средства экспедиции через тринадцать лет! Если бы опросить всех исследователей, получавших значительные суммы на экспедиции, и сказать им, что какие-то предусмотренные Шекспиром типы через тринадцать лет потребовали бы эти суммы обратно, то, наверное, и Свен Гедин, и Стейн, и все прочие исследователи просто ужаснулись бы и не поверили, что нечто подобное могло произойти. Чтобы Учреждение, получив весь результат экспедиции, широко опубликовав эту свою экспедицию, приняв все моральные и прочие признания и преимущества, после тринадцати лет стало бы требовать возврата всех сумм, оставляя за собою все результаты, все накопления, все идеи, — не может уместиться в здравом человеческом мышлении. Чтобы человек, дав свою полную расписку, опять стал бы требовать все суммы, распиской ликвидированные, — ведь это можно ожидать лишь со стороны величайшего мошенника. Чтобы человек использовал за тринадцать лет всю трудоспособность, все накопления и опытность сотрудников и, воспользовавшись средствами, заложенными ими в основание дел, в которые он вошел уже позднее, выбросил бы всю первоначальную группу сотрудников — ведь это не может же быть допущено в общественном строительстве?! При любом государственном строе такой произвол вообще недопустим! Хорошо, что Вы все трое знаете, что никаких других сумм, кроме как употребленных на экспедицию, мы не получали. Хорошо, что Вы все трое знаете, что векселя, условно подписанные для каких-то текникалитис, заключают в себе именно суммы на первые года экспедиции. Большое счастье, что Вы все трое в это время были в Нью-Йорке и знали, как эти условные векселя были вполне ликвидированы, в чем имеется собственноручно подписанный Хоршем документ. Все Вы знаете, как он умел представить необходимость подписи для каких-то текникалитис. Ведь и Вам неоднократно [приходилось] под давлением его подписывать бумаги, которые Вам даже не давались на прочтение. Шесть с половиной лет продолжалась экспедиция, пусть те близорукие люди, которым кажутся экспедиционные суммы большими, пусть они разделят их по числу лет и пусть спросят Свена Гедина, сколько ему стоил год экспедиции? Или спросите Ситроеновскую экспедицию, сколько у них было участников и каковы были содержания. А ведь мы трое жалованья не получали, полагая суммы лишь на неотложные расходы по экспедиции. Тысяча картин в музее, которые в разных документах были оценены в пять миллионов долларов самим Леви, — тоже результат экспедиции. Обо всем этом мы уже писали многократно, и Вы-то знаете, как ближайшие свидетели и сотрудники этого культурного строительства, но повторите это все тем, кто недостаточно уяснил себе истинное положение этого преступного грабительского нападения. Ведь все мы и Вы по доверию предоставляли Хоршу полное распоряжение Домом. И во всем прочем мы все выказали Хоршу полнейшее доверие, как и полагается, по нашему убеждению, в общественных делах. Даже посторонние люди замечают всю странность, что именно после окончания ресивершипа он объявил себя единым владельцем всех шер. Неужели это обстоятельство не бросается в глаза судьям? Значит, Хорш действовал по принципу «сначала дать, а затем многократно обобрать». Как хорошо, что ни Вы, ни мы за все это время ни в чем не менялись, и никто не мог бы сказать, что в нас всех произошли какие-то перемены, наоборот, мы-то по-прежнему работаем на том же поле культуры, а вот со стороны трио произошли неслыханные сальто-мортале и вольт-фасы, показанные им почти на другой же день после завершения ресивершипа. Мы-то все ни на кого не нападали, но подверглись самому грубому и оскорбительному нападению. Захватчики не стеснялись новым тяжким преступлением контемпт оф корт, ворвались в Школу и «Пресс» и выкрали личные и принадлежащие Учреждениям документы. Неужели и все это допустимо? Ни Вы, ни мы никакого проступка не совершили, кроме доверия к Хоршу. Тем не менее Хорш может и самоуправничать, и вторгаться, и присваивать, и клеветать, порочить имена, допускать всякие махинации и манипуляции, а некоторые люди будут все-таки говорить: ему-то все возможно, а нам даже нельзя поднять голос и требовать справедливости. Иногда нам кажется, что если бы Хорш сжег не только книги, документы, но и весь Музей, то и то[гда] нашлись бы некоторые люди, оправдывающие его в таком чудовищном вандализме!

16. XI. Сейчас получилось письмо Франсис от