Век Людовика XIV. История европейской цивилизации во времена Паскаля, Мольера, Кромвеля, Мильтона, Петра Великого, Ньютона и Спинозы: 1648—1715 гг. - Уильям Джеймс Дюрант

Итальянская инквизиция в эту эпоху была относительно человечной. Самой известной ее жертвой стал испанский священник Мигель де Молинос, родившийся в Сарагоссе и проживавший в Риме. В 1675 году он опубликовал "Духовное руководство", в котором утверждал, что хотя преданность Иисусу и Церкви помогает достичь высшего религиозного состояния, но тот, кто отдался непосредственному общению с Богом, может смело игнорировать все священнические посредничества и все церковные ритуалы. В другом трактате Молинос утверждал, что верующий, уверенный в своей свободе от смертного греха, может с полным правом принимать Евхаристию без предварительной исповеди священнику. Руководство Молиноса оказалось особенно привлекательным для женщин; сотни из них, в том числе принцесса Боргезе и королева Кристина, обращались к нему за советом и посылали ему подарки. Многие монахини приняли новый квиетизм, отбросили свои четки и окутали себя гордой связью с Богом. Несколько итальянских епископов, жалуясь на то, что движение сводит к минимуму церковные службы и пожертвования, обратились к Иннокентию XI с просьбой подавить его. 1 Иезуиты и францисканцы нападали на Молиноса как на человека, делающего почти протестантский акцент на вере, а не на "делах". Папа некоторое время защищал его, но в 1685 году римская инквизиция арестовала его, а вскоре после этого и почти сотню его последователей. Он накопил четыре тысячи золотых крон (50 000 долларов?), взимая небольшую плату за свои эпистолярные консультации; о количестве корреспондентов можно судить по стоимости почтовых расходов в двадцать три дуката (287,50 долларов?) на письма, полученные им в единственный день ареста. 2

После допроса заключенных инквизиция выдвинула ряд обвинений: в основном Молинос оправдывал разрушение распятий и религиозных изображений как препятствующих спокойному единению с Богом; отговаривал людей от принятия религиозных обетов и вступления в религиозные ордена; заставлял своих учеников верить, что ничто, сделанное ими после достижения божественного единения, не может быть грехом. Возможно, под воздействием тюремного заключения, пыток или страха он признался, что оправдывал разрушение изображений и отговаривал от монашеских обетов тех, кого считал непригодными; он признался, что в течение многих лет практиковал "самые непристойные действия с двумя женщинами"; он "не считал это грехом, но очищением души"; и таким образом "он наслаждался более тесным единением с Богом". 3 Инквизиция осудила шестьдесят восемь доводов, найденных в книгах, письмах и исповедях Молиноса, и 3 сентября 1687 года вынесла ему обвинение на публичном аутодафе. Огромная толпа собралась и потребовала сжечь его, но инквизиция довольствовалась тем, что приказала заключить его в пожизненную тюрьму. Он умер в тюрьме в 1697 году.

Мы можем с большей готовностью отнестись к тем альпийским "еретикам", которых оплакивал Мильтон в своем сонете "О позднем массагере в Пьемонте". В долинах, скрывавшихся между савойским Пьемонтом и французской Дофине, жили Водуа, потомки вальденсов, предшествовавших Реформации и переживших ее, сохранивших свою протестантскую веру через сотню колебаний законов и правительств. В 1655 году герцог Карл Эммануил II Савойский вместе с Людовиком XIV организовал армию, чтобы принудить к обращению в христианство этих водеев. Последовавшая резня вызвала негодование Кромвеля, который добился от Мазарина приказа о прекращении преследований. Но после смерти протектора и кардинала притеснения возобновились, а когда Нантский эдикт был отменен, французское государство возобновило свои усилия по истреблению протестантизма в провинции. Водуа сложили оружие под обещание амнистии, а затем, безоружные, три тысячи из них, включая женщин, детей и стариков, были истреблены (1686). Оставшимся в живых необращенным было позволено переселиться в окрестности Женевы. Позднее герцог Савойский Виктор Амадей, оказавшись в калейдоскопе политики союзником не Франции, а против нее, предложил водеям вернуться в свои долины (1696). Они пришли, сражались на его службе, а затем им было позволено поклоняться Неизвестному в своей собственной доверчивой манере.

Бедняки в папских государствах были такими же бедными, как и во всей Италии. Курия, или папский суд, как и любое правительство, облагала своих подданных налогами до предела и никогда не имела достаточно средств для своих целей и персонала. Кардинал Саккетти предупреждал папу Александра VII (1663), что сборщики налогов доводят население до отчаяния. "Народ, не имея больше ни серебра, ни меди, ни белья, ни мебели, чтобы удовлетворить жадность комиссаров, будет вынужден продавать себя, чтобы справиться с бременем, возложенным на него Камерой" (законодательной палатой курии). 4 Кардинал жаловался на продажность папской судебной системы, на купленные и проданные вердикты, на тяжбы, затягивающиеся на годы, на насилие и тиранию, которым подвергаются проигравшие, осмелившиеся апеллировать от низшего к высшему чиновнику. Эти "притеснения, - говорит Саккетти, - превосходят те, которым подвергались израильтяне в Египте". С людьми, не завоеванными мечом, но подчиненными Святому престолу, ... обращаются более бесчеловечно, чем с рабами в Сирии или Африке. Кто может наблюдать это без слез печали?" 5 На фоне нищеты масс несколько знатных семей, связанных с папами или кардиналами, получали богатые подарки из доходов Церкви.

Папы этого периода не были ни аскетами, как Пий V, ни государственными деятелями, как Сикст V; обычно это были добрые люди, слишком слабые, чтобы преодолеть окружавшие их человеческие пороки или уследить за тысячей лазеек и щелей, позволявших коррупции проникать или скрываться в управлении Церковью . Пожалуй, ни одно учреждение, столь обширное по своим масштабам и задачам, не может быть очищено от пороков, заложенных в человеческой природе. Иннокентий X (1644-55), "безупречный в жизни и честный в принципах". 6 трудился над тем, чтобы умерить налогообложение, не допустить эксплуатации папских доходов жадными вельможами и поддерживать порядок и справедливость в своих государствах. В изображении Веласкеса он обладает всеми признаками сильного характера, но он позволял другим управлять за него и позволял Олимпии Майдалькини, своей честолюбивой и корыстной невестке, влиять на его назначения и политику. Кардиналы и посланники смирялись перед ней, и она скандально разбогатела на их подарках; но когда Иннокентий умер, она признала себя слишком бедной, чтобы оплатить его похороны. 7

Говорят, что во время конклава, на котором выбирали его преемника, один из кардиналов воскликнул: "На этот раз мы должны искать честного человека". 8 Они нашли его в лице Фабио Чиги, который стал Александром VII (1655-67). Он сделал все возможное, чтобы очистить папскую администрацию от продажности и проволочек; он изгнал в Сиену своих племянников-эскулапов; он сократил государственный долг. Но коррупция вокруг него была слишком обширной и всепроникающей, чтобы ее можно было преодолеть. Он уступил, позволил своим племянникам вернуться в