Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики - Александр Никонов

Я и сам знал, что надорвут, но где мне было взять опытных конструкторов, знающих производство, да и технологов, чтобы с ними постоянно советоваться! Раз десять мне пришлось посетить завод для консультаций, а к сентябрю мне привезли два экземпляра готовых изделий — «гибридов» для автобуса. И даже денег не взяли — к чему нам, — говорят, — ваши копейки!

А нам денежки пригодились, они лишними не бывают!

Летом я вынужден был находиться в Тольятти для посещений завода. Лиля уехала на весь двухмесячный отпуск в Тбилиси к детям. А мы с Тамарой ходили на пляж через сосновый бор. Прямо в купальных костюмах с полотенцами через плечо и сумочкой с приятным содержимым. А дома нам вполне хватало ужина с вином и телевизора. Ну и «тренировок», разумеется.

К концу августа мы оба порядком соскучились по Лиле, которая и приехала к началу занятий. Она тоже по нам соскучилась, и мы были искренне счастливы встрече. А впереди меня ожидал трудный и последний учебный год в Тольяттинском политехническом институте.

Несостоявшийся коммунист «рвет когти»

Наступил самый тяжелый период научной работы — испытания «гибрида». Для этого нам выдали небольшое подвальное помещение с земляным полом, типа погреба, в строящемся здании механического цеха. Изделия, весом килограммов по 200 каждое, мы с помощью студентов перетащили в этот подвал.

Наши женщины — Лиля и Ира уже ничем не могли помочь работе, нужна была мужская сила и сноровка, и я взял на работу штатного лаборанта Славу. Он был очень спокойным и индифферентным человеком, но честно и усердно работал.

Естественно, никакого испытательного стенда у нас не было, приобретать его надо было годами по планам и разнарядкам, да и стоил он миллионы. Так что надо было, как северокорейские «чучхэ», выходить из положения «с опорой на собственные силы» и нашу природную русскую смекалку. Мы объединили два «гибрида» в одну установку, соединив их карданным валом. Маховик одного из «гибридов» соединили с мощным электромотором. Все эти агрегаты стояли прямо на земле без какой-либо рамы или фундамента, и закреплены на месте были вбитыми в землю колышками. Суть дела заключалась в том, что роль автобуса брал на себя один из «гибридов», а второй выполнял свою прямую задачу. Потом «гибриды» менялись своими функциями.

Например, разгоняли мы электромотором маховик одного из «гибридов» — это уже был аналог автобуса. Так же запас кинетической энергии, те же обороты на выходе. Соединяли этот маховик со вторым «гибридом» и энергия через вариатор «перекачивалась» в маховик этого «гибрида», а первый маховик останавливался. Вот вам и торможение автобуса с «перекачкой» его кинетической энергии в маховик второго «гибрида».

Затем энергия «перекачивалась» в обратном направлении — и этот процесс был имитацией разгона автобуса. Но легко на словах, а трудно на деле. Я скажу пару слов об испытаниях «гибридов», и тех испытаниях, которые выпали на долю самих испытателей. Только прошу всех, имеющих отношение к технике безопасности, охране труда, и вообще инженеров-практиков, пропустить этот раздел во избежание нервного срыва. Не верите, тогда читайте на здоровье!

Постоянно рвалась стальная лента с «метанием» стальных кинжалов в стены

— это не срабатывала автоматика. Мы со Славой увертывались, как могли, и не получили даже легких ранений. Кроме «кинжалов» от нашего стенда постоянно отлетали развинчивающиеся гайки, крепления и даже части карданов. Обороты были приличные — 6 и выше тысяч оборотов в минуту, и тяжелые летящие «метеориты» выбивали из бетонных стен приличные куски. Но нам со Славой удалось увернуться и на этот раз.

Весной в подвал стали прорываться грунтовые воды. Подвал, конечно же, не гидроизолировали, и вода текла ручьями, прорывая бетонные стены. Когда резиновых сапог стало уже не хватать по уровню воды, и она стала подбираться к электрооборудованию (а вольт-то было 380!), мы нашли погружной насос и стали постоянно откачивать воду наверх, на стройку цеха. Но насос сам питался от 380-ти вольт и мы, стоя в воде, были уже заложниками не только «метеоритов», но и электротока. Кстати, уворачиваться от «кинжалов» и «метеоритов» по колено в воде стало гораздо труднее, но мы справились. Помог насос, уменьшивший этот уровень до щиколотки и даже меньше.

Но подлинным «ударом под дых» для нас оказалась… ртуть. Токосъемники для измерений у нас были ртутными, и Слава достал где-то стеклянную бутыль с десятью килограммами ртути. Очередным «метеоритом» бутыль была разбита, и блестящие шарики, где-то объединившиеся в лужицы, распределились по всему подвалу. Слой воды и грязи не позволял собрать эти лужицы и шарики, засевшие глубоко в щелях земляного пола. Что ж, пришлось применять смекалку — алмазным буром мы просверлили бетонный потолок подвала и вставили туда резиновый шланг воздушного нагнетателя. Чистый воздух под давлением поступал к нам в подвал, а пары ртути выходили через дверь наружу, на стройку цеха. Естественно, ни про «кинжалы» и «метеориты», ни про воду и ртуть, ни про силовые электропровода и моторы в мокром подвале, никто не знал. Подвал был удален от института метров на сто, и сюда никто из руководства или представителей техники безопасности не заглядывал.

Наконец, весной 1970 года стендовые испытания закончились и мы, погрузив изделие, и все необходимые детали в огромный ящик, отправили его багажом во Львов заказчику работ — ГСКБ. А пол в подвале залили толстым слоем бетона, чтобы не дать ртути испаряться.

Я к этому времени уже принял решение «рвать когти» из Тольятти, и посчитал, что лучше пусть эти ценнейшие для меня изделия будут во Львове, чем их уничтожат без меня в Тольятти. А такое решение пришло ко мне в результате событий, имевших место после подачи нашего коллективного заявления руководству института.

Месяца через два была создана комиссия по рассмотрению заявления. Председатель комиссии — Лев Овсеевич Давидзон, член профкома, периодически беседовал с «подписантами», что-то записывал в свой блокнот и снова пропадал. Стукачева не переизбрали по конкурсу доцентом, и он работал на птичьих правах простым преподавателем. А Поносян ходил по кафедрам со студенческими зачетками и направлениями, уговаривая заведующих поставить оценки двоечникам за преподавателей. И те, как ни странно, давали себя уговорить. Ведь Поносян тоже был заведующим, да еще такой «трудной» кафедры

— «Теоретической механики», где без взятки оценку хрена с два получишь!

Прошлой весной Поносяна назначили ответственным секретарем приемной комиссии института, а осенью в институте появились кучки смуглых, одинаковых по внешности, как бы клонированных, студентов, которых объединяло одно — ни один из них толком по-русски не понимал. Чаще всего эти кучки толпились у кабинета зав. кафедрой «Теоретической механики», и уходили оттуда, радостно скаля зубы. Видимо, компромат, собранный Поносяном, был очень действенен. Или что-то еще, что позволяло ему «процветать» в институте. Удивительно, что хоть и называли его все мошенником, жуликом, проходимцем, но помогали ему оставаться таковым, и даже продвигаться на этом поприще.